Вторая передышка; потом еще одна.

И здесь наступила неожиданная для многих развязка. Рота остановилась на поляне, залитой лунным светом. Карагян несколько раз прошелся вдоль рядов, вглядываясь в усталые лица, потом вызвал:

— Арабян, ко мне!

Арабян подошел. Лейтенант что-то тихо спросил у него.

Карагян отступил назад, чтобы видеть всю роту и поднял голос:

— Слушать меня! Мой приказ относится к тем, кому известен пароль «Москва — Ереван». Кто не знает этого пароля, остаются на своих местах. Внимание! Смирно! Пять шагов вперед, марш!..

Остались стоять только шестнадцать немцев — командиров отделений.

Карагян сразу скомандовал им:

— Положить на землю автоматы! Три шага вперед, марш!

Он неторопливо закурил и подошел к немцам:

— Еще шаг вперед!

Потом повернулся к солдатам, знавшим пароль:

— Кру-угом! Первый ряд, винтовки на руку! Целься!

Немцы окаменели. На них были наведены дула винтовок.

— Сдать личное оружие! — отчеканил Карагян.

— Что за игра? — растерянно выкрикнул один из сержантов.

— Это не игра, Ганс! — спокойно ответил Карагян. — Сейчас я все объясню. Сдать оружие, повторяю! Быстро!

Карагян самолично принял сданные пистолеты. И когда все немцы были обезоружены, лейтенант обратился к ним с краткой речью:

— Слушайте меня внимательно. Мы покидаем легион. Вы должны нас понять. Мы не можем сражаться в интересах Германии, ибо мы советские люди и ненавидим фашизм. Вашему Гитлеру скоро придет конец. Но мы вас не тронем, не бойтесь, господа! У нас, армян, нет такого обыкновения, чтобы увести людей в лес и убить. Я разрешаю вам — возвращайтесь назад. Но запомните: если вы будете срывать злобу на невинных людях, вам будет заплачено с лихвой. Кровь за кровь! Так и передайте своим. Я знаю, что начальство вас по головке не погладит, — вас будут судить. Может быть, кто-либо из вас желает присоединиться к нам?..

В группе немцев произошло короткое замешательство. Они зашептались. Затем несколько человек нерешительно отделились и перешли к легионерам.

— А тебя, Ганс, — усмехнувшись, сказал Карагян, — я назначаю командиром. Веди своих обратно. И передай, кстати, благодарность капитану Мелик-Бабаяну за все те награды, которые он мне посулил. Теперь последний вам приказ: налево — марш!..

Немцы молчаливой кучкой, не оглядываясь, торопливо повернули с дороги в лес.

— Слушайте меня, товарищи! — обратился к легионерам Карагян. — Эта ночь будет трудной для нас. Впереди долгий и утомительный переход. Выдержите?

— Выдержим!..

— Пока они доберутся до места и поднимут переполох, мы должны пройти еще километров десять. Вы готовы?

— Как один! Только укажите, куда идти.

Впервые солдаты Карагяна осмелились заговорить, будучи в строю. Но Карагян даже не сделал замечания. В последний раз он осмотрел ряды, велел всем зарядить винтовки и забрать автоматы, лежавшие в куче посреди поляны.

— Арабян, пойдешь в хвосте колонны! Следи, чтобы никто не отставал. Кому будет трудно — помогайте. Через пять километров нас встретят представители партизанского отряда. Ну, пошли!

Было уже далеко за полночь, когда по сигналу «тревога» был поднят на ноги весь лагерь. Капитан Мелик-Бабаян прибежал в штаб и начал бесноваться:

— Негодяй! Подлец! Большевистский ублюдок! Мерзавец! А-а!..

— Он просил передать вам свою благодарность, — ехидно сказал Ганс.

— Что-о?

Мелик-Бабаян выкатил глаза, — казалось, они вот-вот вылезут из орбит.

— Вы… вы… Вы лжете, сержант Бергман!..

— Спросите любого, тут все подтвердят.

Капитан поднял над головой кулаки:

— Он предатель!..

— Это ясно теперь, — сказал насмешливо Ганс.

Мелик-Бабаян уже позвонил в город дежурному офицеру при штабе местной части, спрашивая, что следует предпринять. Стиснув руками виски и поставив локти на стол, он как бы оцепенел в ожидании ответа. Немцы вокруг него шумно толковали о таком исключительном событии.

— Идите по местам! — мертвым голосом сказал им Мелик-Бабаян вставая. Он тоже отправился в свою комнату.

Столкнувшись в дверях с Оником, спросил:

— Мотоцикл в порядке?

— Так точно, господин капитан.

— А ну-ка, иди сюда! — Он втащил Оника в комнату.

— Ты знал, большевик, что они собирались бежать?

— Я?

— Да, ты! Отвечай!

— Господин капитан! Я даже не знаю, кто бежал!..

Мелик-Бабаян, нагнув голову, двинулся на него:

— Не знаешь? Врешь!..

— Не знаю, господин капитан.

На губах капитана пузырилась пена. Онику показалось, что он сейчас его ударит. Но капитан цепко ухватил его за плечи и плачущим голосом проговорил:

— Скажи, куда они пошли? Только это… я заплачу тебе. Я должен их схватить, понимаешь? Или меня повесят. Понимаешь?

Оник попытался высвободиться из его рук.

— Говори, говори! Убью!.. — заорал Мелик-Бабаян, хватая его за горло. Оник с силой оттолкнул от себя капитана и выскочил за дверь.

Он обошел несколько бараков, разыскивая Парваняна. Солдат после тревоги распустили, но никто еще не спал. О побеге роты Карагяна было уже всем известно. Повсюду только и толковали, чем завершится это событие. Доброго ожидать не приходилось. Немцы несомненно готовят расправу.

Уже на рассвете десять эсесовцев на мотоциклах въехали в лагерь. Вскоре стало известно, что капитан Мелик-Бабаян, когда его пришли арестовать, застрелился.

Когда Оник узнал об этом, он пошел проверить.

Труп Мелик-Бабаяна лежал на ступеньках лестницы, и офицеры, поднимаясь по ней, брезгливо перешагивали через него начищенными сапогами.

Оник вернулся в свою казарму и натолкнулся в дверях на Парваняна.

— Объясни мне, что случилось?

— Что должно было быть, то и случилось!.. — сказал спокойно Парванян.

— Да, но Карагян?.. Карагян! Ты знал об этом? Почему мне ничего не сказали?

— Так было надо. Это был наш человек.

— Вот это человек! Вот человек, а?..

— Обыкновенный человек! Но хороший конспиратор. Потому и вышла удача.

— Почему мне все-таки ничего не говорили? Даже не намекнули. Может, не доверяли? Я бы ушел с ними. Счастливцы!.. — вздохнул Оник.

— Жди, брат, жди! Думаю, недолго осталось. Скоро нас отправят на фронт, там все решится…

Однако расчеты Парваняна не оправдались. Армян-легионеров немцы продержали под строжайшим надзором еще несколько месяцев, а затем неожиданно, ночью погрузили в товарные вагоны и направили на запад — во Францию. «Спасать Армению!..»

Экзамены принимали два полковника и генерал. Генерал был доволен ответами Гарника. Его лицо, белое и морщинистое, как лист старой капусты, расплылось в улыбке. Улыбался, казалось, даже стеклянный глаз. И генерал удостоил Гарника вопросами, которые не входили в программу.

— Где вы изучали немецкий?

— В школе и дома.

Генерал продолжал прямо смотреть в глаза Гарника. Это был немецкий вояка старого пошиба.

— Так хорошо учат у вас в школах?

Гарник сманеврировал:

— Больше я обязан своим домашним. Мой отец был богатым человеком, нанял для меня учителя. Сам он тоже очень любил немецкий…

— Так, — кивнул генерал, снова подумал и повернулся к полковникам.

— Кем он был в армии? Радист? Отлично! Молодого человека нужно отметить… В Берлине бывали?

Нет, Гарник не бывал в Берлине.

— Из них, видно, никто не видел Берлина, — сказал генерал. — Господин полковник, организуйте группу лучших курсантов, пусть съездят на экскурсию. Это вам награда за добросовестную учебу. Идите.

Ни похвала генерала, ни перспектива поездки в Берлин не обрадовали Гарника. Ходили слухи о скором отправлении на фронт, а ему вовсе не хотелось принять под свое командование какой-нибудь немецкий взвод.

Но он не мог отказаться от участия в экскурсии, это вызвало бы ненужные подозрения.

Состав группы экскурсантов определился через несколько дней. Руководителем ее был назначен один из полковников, принимавших экзамен; в помощники ему дали двух младших офицеров и гида. Таким образом, на пятнадцать экскурсантов приходилось четыре руководителя.