Поднявшись на ноги с жуткой тахикардией, нетвердой походкой он отправился на давно опустевшую кухню, а через служебный вход на улицу в поисках напитка, утоляющего его сумасшедшую жажду.

* * *

Выбрав направление наугад, Саша кралась через лес, огибая освещенный кострами и электролампами лагерь. Она еще сравнительно недалеко отошла от стены, хотя давно остались позади врата в Бранденбург, когда стало заметно холодать.

Ночь в лесу наступала резко. Небо еще было освещено где-то за спиной заходящим солнцем, а внизу под густыми еловыми ветвями уже простирался чернильного цвета сумрак, искажающий предметы и расстояния до них.

Очень скоро Саша перестала поднимать несносную юбку, чтобы хоть как-то закрыть свои голые ноги, покрытые мокрой листвой и грязью.

Влажная кожа промерзала еще быстрее, но Александра не могла двигаться быстрее, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

Часовых по периметру вампирского лагеря, она старательно огибала за сотни метров, надеясь, что ее хромающее испуганное сердцебиение будет принято за кролика или косулю.

Когда огни и палатки остались слева, а почва под ногами стала рыхлой и ухабистой, замедляя ее путь, она решила сделать остановку. Неимоверно хотелось в туалет после шести чашек чая, выпитых во время ожидания с Милой.

Эта женщина была добра к ней без причины, но даже ей Саша не смогла признаться, что собирается совершить побег. Она и сама до сих пор не могла поверить, что ей удалось выбраться из резервации, и теперь она отправляется домой.

Найдя по пути довольно глубокую ямку среди мягкой лесной почвы, покрытой мшистым черным в ночи ковром, она подобрала юбку, спустила белье и присела, озираясь по сторонам. Горячая струя с журчанием падала на землю в лесной тишине. Где-то вдали слышались случайные выкрики гуляющих от безделья вояк.

Неожиданно ее нога стала проваливаться сквозь пружинящий дерн, и, второпях надевая белье, она стала терять равновесие, когда из-под ног у нее прямо из земли показалась чья-то здоровенная волосатая рука.

Огромный мужик, покрытый землей, протирая лицо и отплевываясь выскочил из-под накрытой подушкой мха неглубокой могилы, прямо на оторопевшую от первобытного ужаса Сашу.

— Давно на меня девки не ссали. — Раздался грудной хрипящий бас, и мужик наклонился чтобы рассмотреть белую от страха девицу. Саша попятилась и сдавленно вскрикнув бросилась в гущу леса, не оглядываясь. Через несколько шагов она споткнулась и под ногами увидела еще одно прикрытое мхом тело, которое “ойкнуло” и согнулось со словами: “Уже выступаем?”

Она завизжала, что было сил, когда третья рука из-под земли схватила ее за щиколотку. Треснув со всей дури по чужому запястью, ломая кости, Саша вырвалась и метнулась в чащу. Разрывая руками и ногами землю, путаясь в половинках подола и запинаясь на корягах, она бежала, не разбирая дороги, не пытаясь укрыться и даже оглянуться. Слева от нее раздался окрик часового и собачий лай.

Ветви били ей по лицу и ногам, а мокрая листва смешалась со слезами, непроизвольно текущими из глаз. Ей казалось, что сбывается ее самый страшный кошмар, который однажды ей уже довелось пережить. Где-то позади, с треском ломая ветви за ней мчался кто-то огромный, и она знала, когда он настигнет ее — лучше ей умереть.

Что-то белое, не похожее на человека, мелькнуло слева от нее, и на критическом расстоянии от своего бедра она увидела оскаленную собачью морду.

Рычание зверя на секунду отрезвило ее, и она по звукам поняла, что окружена стаей разъярённых псов.

Один из них, подрезая, бросился ей прямо в ноги, но Саша подпрыгнула и попыталась забраться на дерево. Мокрые подошвы ботинок срывались, и где-то совсем рядом с пяткой клацнули зубы, когда она руками пыталась подняться по скользкому стволу дерева, судорожно цепляясь за низкую ветку.

Кто-то потянул ее за юбку вниз и, глянув под корни через спутанные волосы, прилипавшие к лицу, Саша увидела рвущую подол упрямую псину. Вокруг нее уже кружили два крупных пса скаля зубастые пасти до пузырящихся от слюней десен, а через лес к барахтавшейся на ветке девушке приближались ссутуленные от брони темные фигуры.

Неожиданно раздался треск и Саша с криком полетела вниз, упав на одну из собак, со скулежом отскочившую, поджимая лапы. Остальные звери бросились к ней, целясь в горло и живот. Зажмурив глаза, Саша закрылась руками и кожей ощутила дуновение ветра. Раздался жалобный писк твари, но ничего не произошло.

Вся в крошках коры и сухих, прилипших к лицу, еловых иглах она лежала на мокрой земле под деревом, ощущая парализующий холод и ушибленный от удара об землю позвоночник, но собачьи зубы так и не сомкнулись на ее теле. Мертвая от страха, она боялась дышать и стучала зубами, слушая звуки яростной битвы человека со зверем. Она различала гавканье, чавкающие и хлюпающие звуки кровавого пиршества, стоны жертв и визг раненных животных. Где-то рядом с ней раздался душераздирающий хруст ломаемых костей и рвущихся сухожилий, от которого она вздрогнула и сжалась в испачканный грязью комок, закрывая уши.

А затем все стихло. Кто-то глубоко и часто дышал, склонившись над ней. Александра ощутила запах крови у самого своего лица и приготовилась к мучительной боли, за которой последует долгожданная смерть. Смирившись наконец, она застыла, перестав дышать, и тогда над ухом раздался знакомый голос, срывающийся с шепота на хрип.

— Идем назад. Прости. Я был дураком, когда обещал. Я бы все равно не смог тебя вывести, мы окружены. Саша, вставай, хватит реветь! Надо уходить, пока сюда не сбежались все остальные. Можешь открыть глаза.

Есть такое невыразимое длинными, витиеватыми словами далекое и желанное состояние сознания у всех мыслящих существ, к которому они все, так или иначе, стремятся. И это вовсе не пресловутое счастье. Его никто за сорок тысяч лет человеческой истории так и не смог нормально сформулировать. Все хотят своё мимолетное “то”.

“Это” оно вот уже здесь, в любой момент твое и в доску знакомое. Набившее оскомину и противное. А надо ”то”: за пределами зоны комфорта, но дополняющее твою жизнь как китайская “инь” для “ян”. То, рядом с которым ты целый, складный, такой как внутри чертогов своей головы, где живет чудовище Эго. То — разорванное единство нашего мира. И без него нам спокойно не жить. Без него — мучительное не то.

И когда вы обретаете его, ваша жизнь моментально разделяется на до и после.

До Саши Анхель был только бессмысленным пожирателем жизни. Он потреблял, ничего не давая взамен. Питался, скитался, совершал преступления, даже не помышляя о миссии своей жизни, удовлетворяя потребности.

Если Кардинал подарил ему вкус, желание жить достойно и хорошо, и, когда получится, на благо других. То Саша подарила тот смысл, в котором он видел само это “благо”. Никогда и ни для кого он еще не желал так отмщения и справедливости, как для нее. Он и сам не понимал, что в день Паренталий, соглашаясь помочь, заключая с ней сделку, приручил чужую жизнь и навсегда связал себя узами ответственности за нее. Это оказалась именно то. То, что он искал в своих скитаниях по Европе. С ней его совесть утихала, а внутренний голос твердил, что он все делает правильно.

И когда его лихорадящий мозг собрал в единое целое весь поток образов и воспоминаний за вечер, а рассудок обработал поступившую информацию: заход солнца, множество офицеров и нехватка солдат, палаток, полусонные вояки, собачьи миски, лопаты — Анхель бросился на ферму. Туда, где стояла водонапорная башня, а под ней ютилась прачечная, с заветным тайником.

Там за плотно задвинутой переборкой была спрятана веревка из капрона, пришедшего сюда ногами своих обладательниц, давно исчезнувших, как сейчас исчезала Саша, где-то на границе горизонта, за стеной, в лесу, кишащем вампирами и натасканными сторожевыми волкодавами.