Преступник и беглец из Бейрута, который раньше думал только о себе, неожиданно для самого себя, открыл дверь во власть, окунувшись во влияние на мировое сообщество, которого раньше никогда не имел, и голова его закружилась от могущества.

А в то время, как земля остывала от последних лучей заходящего солнца, а Кардинал и Анхель работали над своим посланием миру, к стенам Бранденбурга стекались тысячи вампиров и инфирматов из разных уголков мира. Одни хотели утолить любопытство, другие искали славы, но большинство решительно настроилось брать стену штурмом с помощью арсенала. Леса вокруг стены кишели от нелюдей, организованно готовящих окопы и блиндажи для дневного бдения. Даже птицы не решались возвращаться в свои гнезда в этих местах. Некогда прекрасная и полсотни лет нетронутая кровью природа вновь ощущала веяния предстоящей войны. И первым знаменем, поставленным на флагшток у дневного лагеря, стал мальтийский крест владыки Хайтауэра, тимарха Европейского дома.

Ночь прошла тихо. И пока Александра наслаждалась роскошными пуховыми подушками и белоснежной ванной в одиночку, ее молодой господин перенял бесценный опыт от своего нового наставника. Следующей ночью ему надлежало стать посланником Кардинала, и это был головокружительный взлет для инфирмата без регалий и военных наград.

Когда Анхель покинул кабинет чистокровного вампира, осушив хрустальный бокал до краев полный тысячелетней густой крови, уже начинало светать. Расправленные плечи его были покрыты кроваво-красным бархатным капюшоном, а полы плаща развевались будто сложенные крылья за спиной. Над грязно-серым небом появились первые чайки, жадно глазеющие на беспокойную морскую гладь, их птичьи крики, похожие на детский плач, проникали даже сквозь толстые стекла и закрытые ставни притихшего особняка. Из подземных чертогов тянуло сыростью, и Анхель плотнее запахнулся в багровый балахон, который ему предстояло продемонстрировать вечером.

Дом крепко спал: ночные обитатели затаились на дневной сон, а инфирматы и прислуга еще не совали носа наружу из своих теплых комнат. Идеальное время. Третий этаж был погружен в глубокий мертвый сон, когда он прошелестел по ковру и незамеченным скрылся на боковой лестнице, поскрипывающей под тяжелой ношей. Один пролет. Другой. Дверь. Выступ. Он чуть не споткнулся, спрыгнув. Два поворота. И он у цели. Теперь назад в спальню.

Поднявшись, юноша застыл у двери, приложив руку к щели дверного косяка. Вот он, волосок, слегка щекочет ладонь. Она была одна. Анхель знал, что, открыв дверь, найдет ее живой и здоровой, мирно спящей в кровати. Бесшумно прокравшись, не потревожив чуткий девичий сон, он собрал с пола аккуратно сложенные стопочкой вещи: свитер с порванными петлями, грубую рубашку, эту ненавистную юбку и короткие шерстяные носки явно с чужой ноги. Поборов сиюминутное желание взглянуть на то, что осталось на девушке под одеялом, он выскользнул в коридор и поспешил на кухню. Дрянное шмотье отправилось в печь. Поглубже в угли затолкав все тряпки, Анхель вытер испачканные в саже руки и поторопился скрыться до того, как сонные кухарки войдут, чтобы поставить на плиту чайник и замесить тесто.

После проникновенного ночного разговора с Кардиналом, пропащий дух его воспрял, и юноша ощутил себя рожденным для чего-то великого. Он не желал больше быть мучеником своей совести. Все, что он делал, привело его сюда, чтобы именно он стал правой рукой величайшего гения ночи. Мысли Анхеля неслись с невероятной скоростью, а сердце стучало как проклятое, разгоняя по нейронным связям частицы вампирской крови, дававшие ему божественную неуязвимость.

Анхель больше не мог терять время и топтаться на месте, ожидая, когда судьба преподнесет ему удобный случай. Он был готов действовать и получить все, чего пожелает прямо сейчас.

Вскрыв замок струной от недавно разобранной пустой гардины, он ворвался в комнату швеи, забрался в коробку со шнурами и лентами и вытащил широкий отрез золотого шитья. Щедро размотав рулон бордового бархата, щелкнул ножницами и, даже не потрудившись скрыть следы своего вероломства, парень просто отправился в спальню, где разбуженная непривычно яркими солнечными лучами, Саша ползала по полу в поисках своих вещей.

Отворенная дверь, заставила ее обернуться как раз в тот момент, когда на плечи ей приземлился ворох тяжелого красного полотна. Пока Саша ошалело рассматривала явление урагана Анхеля, тот уже успел раскрутить кран, набирая ванну, и скинул покров и одежду с плеч на пол. Сверкая белой кожей на подтянутых ягодицах без всякого стыда, он залез в воду, которая едва прикрывала щиколотки. Его била дрожь, а мышцы налились как накачанные и болели словно от судорог.

— Саша. — Глядя сквозь струю воды, проговорил он, пытаясь побороть прилив сил, вызванный высококонцентрированным питанием.

— Я отвернулась. Что это? — Поспешно зарывая лицо в ткань, ответила она. — Где моя одежда?

— Ты знала, что в Древней Греции, все женщины носили хитоны? Это были длинные полоски ткани до четырех метров. И их просто укладывали складками, даже не сшивали. — Анхель растрепал волосы и попытался умыть лицо, но кровь продолжала бить в висок как молотком. — Колонны, которые украшают главный вход в этот дом, на самом деле имитируют складки женского хитона, поэтому вас наряжают в длинные платья…

— Это чудесная историческая справка, но…

— А еще ты знала, что если одна из вас забеременеет от инфирмата в стенах этого дома, то Кардинал выполнит любое ее желание? — Анхель повернулся и, повиснув на бортике, уставился на Сашу, которая и не думала отворачиваться. — Что бы ты попросила?

— Что с тобой? Ты на себя не похож… — Девушка съежилась за грудой бархата, ощущая себя неуютно как будто под пристальным взглядом хищного животного.

— Ты понимаешь, насколько он боготворит вас? — Глаза Анхеля остекленели и смотрели куда-то сквозь Сашу. — Люди отказались от вас, заклеймили отбросами, но не он. Он продлевает вам жизнь, каждую ночь добавляя частицу своей крови в водопровод из которого вы готовите пищу и берете воду для мытья. Вы купаетесь в его дарах и смываете их в унитаз! Аэх…Я мог лишь мечтать о том, чтобы встретить того, кто добровольно захочет жертвовать собой, чтобы я жил. А он превратил себя в затворника, чтобы поддерживать своим сердцем сотни коротких поломанных людских существ. Понимаешь? Чтобы вы могли создавать жизнь! Это…новый Иерусалим, твою мать.

Анхель сполз в ванную и уставился в потолок, на котором роились миллиарды черно-белых мушек. Вода была теплая и, поднимаясь по миллиметру вверх по его коже, подбираясь к чреслам, вызвала стаю мурашек, заставивших все его тело вздрогнуть как от удара током.

— Это ложь. — Тихо проговорила Саша. — Он никогда не исполнил бы… он не вернул бы нашу свободу.

— Свобода?! Думаешь, эти девушки там желают свободы? — Усмехнувшись сказал Анхель, ощущая возбуждающий подъем. — Чтобы вернуться и умереть в мучениях от своей болезни? Они все просят обращения. Готовы на всë. Видела бы ты…

— Мне это не нужно. — Не колеблясь, ответила Саша.

— Черт, любая из них уже бы запрыгнула на меня и умоляла подарить ей шанс. Но не ты, блять. Ты хочешь назад. — Сокрушенно выпалил Анхель, поджав губы. Ревность шептала его воображению картины ее счастливой прошлой жизни в объятиях жениха или парня.

Он горько ухмыльнулся и выдохнул. Анхель хотел ее сейчас до боли в мышцах. Назло тому, другому.

— Ладно, знаешь, у меня есть вариант, который устроил бы нас обоих. — После продолжительного молчания наконец сказал Анхель.

Он выключил воду. Поднялся из ванны, не обращая внимания на стекающие вниз по телу и вставшему члену капли воды, и произнес:

— Я дам тебе твою гребанную свободу. Ты пойдешь со мной сегодня к стене, и я проведу тебя на ту сторону. Согласна?

Саша бегала глазами по его телу вверх от разгневанно сдвинутых бровей и вниз до покачивающегося ствола между ног, взвешивая свои сомнения и шансы на выживание.