Из сказанного видно, что в орнаментальную подсистему постепенно внедрялись элементы тематической подсистемы. Поэтому в орнаментальную подсистему мы условно включаем ряд львиных масок в карнизе барабана Дмитриевского собора, а также ряд арочек с рельефами светских персонажей, венчающий барабан Георгиевского собора в Юрьеве-Польском.
Своеобразная адаптация изобразительных мотивов происходила и в орнаментации майоликовых полов. Во второй половине XII в. изготовление майоликовых плиток было налажено во многих древнерусских городах. Геометрические композиции приобретали довольно прихотливый характер за счет введения бордюров и панелей острого рисунка (зигзаги, треугольники, ступенчатые, петлеобразные, волнообразные и лекальные формы) (Каргер М.К., 1947, с. 41, рис. 26), причем майоликовыми плитками выстилали и стены (очевидно, нижние участки).
Сами плитки орнаментируются различного рода «разводами», что вызывало у современников сравнения с мрамором («мрамор красный разноличный» Суздальского собора (ПСРЛ, т. I, с. 459–460). Но самым интересным — в смысле эволюции орнаментальной подсистемы — было введение в декор плиток зооморфных мотивов. Особенную известность получили галические плитки с грифонами, драконами и прочими существами (табл. 111, 2) (Гончаров В.К., 1955). Большая поливная плитка с изображением грифона найдена Н.Н. Ворониным при раскопках в Боголюбове (табл. 111, 3) (Воронин Н.Н., 1961, с. 27, рис. 153а). Это свидетельствует об усилении семантики декора, в частности о проникновении в него феодальных геральдических образов.
Более декоративными (по эстетическому воздействию) элементами орнаментальной подсистемы второй половины XII — начала XIII в. оставались следующие: 1) в белокаменной архитектуре — декоративные ленты, проходящие над аркатурно-колончатым фризом; растительные мотивы, рядами заполняющие интерколумнии, антревольты и тимпаны аркатурных фризов (находящиеся в тимпанах зооморфные мотивы частично относятся уже к тематической подсистеме); ряды древовидных композиций, перемежающиеся с рядами тематического декора; участки растительного орнамента, заполняющие в виде панно все свободные от тематических рельефов места (строго говоря, они тоже входят в тематическую подсистему); различные бордюрные композиции (на водостоках и т. п.); 2) в кирпичной архитектуре — самые разнообразные по протяженности (бордюрные, панельные и пр.) и по форме штучные выкладки геометрического характера (включая крестовидные композиции); 3) в деревянной архитектуре — причелины, полотенца, карнизные доски и т. п.
Разнообразие этого материала, пополняемого археологией главным образом в области дерева, все же позволяет произвести следующую систематизацию (с учетом эволюции):
1. Число лент над фризом увеличилось от одной (ц. Покрова на Нерли) (табл. 111, 17) до двух за счет введения ленты с плетенкой (Дмитриевский собор, табл. 111, 18). В 20-х годах XIII в. вместо плетенки стали использовать ленту с переплетающимися кругами, заключающими маленькие рельефы зверей и птиц (Суздальский собор) (табл. 111, 19; табл. 112, 36). К 30-м годам обе ленты исчезли и были заменены полуовалом с растительной орнаментацией (Георгиевский собор в Юрьеве-Польском) (табл. 111, 20).
2. Растительные мотивы во фризе появились лишь в конце XII в. (Дмитриевский собор). В зависимости от расположения они имели форму деревьев с геральдическими зверями или птицами у основания (нижняя часть интерколумниев) (табл. 12, 19–27); стилизованных кустов или букетов (тимпаны) (табл. 112, 14–18); пучков ветвей (антревольты) (Вагнер Г.К., 1969, 1969а, рис. 154). Кроме фриза, древовидные мотивы широко использованы на фасадах Дмитриевского собора в виде целых рядов (табл. 112, 9-13), перемежающихся с рядами зооморфных рельефов (Вагнер Г.К., 1969а, с. 224, 225) (Новаковская С.М., 1978). В начале XIII в. древовидные формы переместились в антревольты (Суздальский собор) (табл. 111, 19), а с остальных участков фриза растительный орнамент исчез, перейдя на стены второго яруса (Суздальский собор) (Вагнер Г.К., 1976б, с. 65–76, рис. 14). К 30-м годам XIII в. в тимпанах вновь появились кусты-букеты, а «деревья» в антревольтах приняли более живописно-стилизованную форму (Георгиевский собор) (табл. 111, 20). Деревья более развитой многоярусной формы и большого масштаба заняли все участки стен нижнего яруса (табл. 112, 28, 29). Свободные от рельефов места стен второго яруса заполнены растительными мотивами лиановидного рисунка, что образовало как бы «оклад» рельефов. В растительных формах богатейшее развитие получила сасанидская пальметта. В бордюрных композициях следует отметить мотив рядоположенных пальметт, соединенных друг с другом волнообразными корнями (Вагнер Г.К., 1969а, рис. 136, 138), что очень характерно для сербской орнаментики. В начале XIV в. он будет усвоен московскими зодчими. На этом уровне орнаментальная подсистема белокаменного архитектурного декора Руси была застигнута татаро-монгольским нашествием.
В кирпичном зодчестве орнаментальная подсистема рассматриваемого времени развивалась главным образом за счет суммирования рядов фигурных выкладок, т. е. за счет превращения бордюрного орнамента в панельный. Основным материалом для суждения служит Пятницкая церковь в Чернигове по реконструкции П.Д. Барановского (Барановский П.Д., 1948). Главные положения здесь следующие:
1. Меандровый междуярусный пояс остается, но не по всему периметру здания, а лишь на продольных фасадах. На западном фасаде он переходит в пояс бегунка между двумя лентами поребрика (табл. 112, 40), а на восточном — в решетчатый пояс из диагонально перекрещивающих кирпичных полос (табл. 112, 41). Таков же, по-видимому, был орнаментальный пояс собора Апостолов в Белгороде (1197), собора Спасо-Преображенского монастыря в Новгороде-Северском (XII-начало XIII в.) и ц. в Путивле (начало XIII в.) (Асеев Ю.С., 1969а, с. 166, 174, 175).
2. Тимпаны центральных закомар отсекаются полоской бегунка, а тимпаны боковых полузакомар заполнены сплошной решетчатой выкладкой. Все это вместе с полосами поребрика на апсидах и мелких арочек с поребриком в основании купола создает достаточно живописное впечатление, но, конечно, совсем иного характера, чем в белокаменной архитектуре. Можно сказать, что орнаментальная подсистема кирпичной архитектуры конца XII в. приблизилась к мотивам текстильной орнаментики, а отчасти и к керамической.
Своеобразную картину дают орнаментальные мотивы деревянной резьбы. Судя по материалам новгородских раскопок фасады жилых зданий декорировались геометрическими, подгеометрическими и растительными мотивами. Первые, естественно, обнаруживают черты сходства с кирпичной орнаментацией, как, например, мотив диагонально-пересекающихся по ос (Колчин Б.А., 1971, табл. 17, рис. 6). Подгеометрические (криволинейные разных произвольных форм) мотивы в основном повторяют то, что было известно ранее (табл. 112, 42–44) (Там же, табл. 17, рис. 1, 4, 7, 8). Наиболее интересны, конечно, те мотивы, которые соприкасаются с более передовой каменной резьбой. Это мотив «падающей волны» (История русского искусства, 1953, табл. 18, рис. 3) и различного рода штучные наборы и плетенки (Колчин Б.А., 1971, табл. 14, рис. 1; табл. 18, рис. 1, 2, 6), причем часть найденных фрагментов относится, вероятно, не к жилой архитектуре, а к архитектуре малых форм, в частности — мебели. Интересно, отметить, что некоторые мотивы деревянной резьбы повлияли на белокаменную орнаментику, что заметно в черниговской резьбе конца XII в. (табл. 112, 32) (Рыбаков Б.А., 1949, рис. 48), а также в ярославской начала XIII в. (Воронин Н.Н., 1949а, с. 188, рис. 12).
Краткое рассмотрение орнаментальной подсистемы архитектурного декора второй половины XII — начала XIII в. позволяет сделать следующие предварительные выводы:
1. Значение орнаментальной подсистемы возросло, сфера ее применения функционирования расширилась.
