В культурном слое Новгорода, Старой Рязани, Городца на Волге (Медведев А.Ф., 1968, рис. 7, 19–20) и особенно Пскова часто находят большие серии глиняных шариков из обожженной глины. Диаметр их от 0,7 до 2 см. Одни исследователи называют эти изделия детскими игрушками, другие полагают, что эти шарики от пращи, которая была сравнительно широко распространена.

На Руси в домонгольское время в качестве игрушек использовали различные миниатюрные копии бытовавших предметов, например известна находка большой серии железных топориков малых размеров. Серия игрушечных железных топориков найдена в Новгороде, обломок железного топорика происходит из Киевского некрополя. При исследовании городища Зимно в Львовской области была найдена уменьшенная копия плотницкого топора с широким лезвием. Близкого вида игрушечный железный топорик найден в Новогрудке (табл. 81, 4, 10, 15). При раскопках в Орешке в культурном слое домонгольского времени найден игрушечный бронзовый кистень. Длина игрушки вместе с петлей для его привешивания около 3,5 см (Кирпичников А.Н., 1980, рис. 28, 3). Автор раскопок относит находку к XVI в. (табл. 81, 27). Приведенный обзор древнерусской игрушки домонгольского времени свидетельствует о многообразии ее ассортимента и качества. Часть перечисленных игрушек производили мастера-ремесленники, другую часть — родители детей, третью — сами дети. Игрушки способствовали развитию определенных навыков у детей, заменяя ребенку настоящие орудия труда, образцы вооружения, приобщая их к занятиям взрослых.

Для населения Руси, разбросанного на необозримых просторах восточноевропейской равнины, развитие средств сообщения было условием хозяйственного и культурного единства раннефеодального государства. Это обстоятельство во многом объясняет постоянный интерес к этой проблеме отечественной историографии (Анусин Д.А., 1890; Боголюбов Н., 1879–1880; Веселаго В., 1875; Загоскин Н.П., 1909; Арциховский А.В., 1968; Воронин Н.Н., 1948б; Колчин Б.А., 1968, с. 51–63). К настоящему времени можно считать бесспорно доказанным определяющее значение разветвленной сети водных артерий, пронизывающих территорию между Черным морем и Ледовитым океаном, Уралом и Балтикой.

Порожистость основных речных артерий — Днепра и Волхова, мелководность притоков, необходимость переволакивать суда на водоразделах — все это оказало существенное влияние на характер судостроения, преимущественно речного. Речные древнерусские суда отличали небольшие размеры, мелкая осадка и легкость в управлении.

Источники по истории техники древнерусского судостроения еще слишком малочисленны; письменные свидетельства отрывочны и доносят до нас практически лишь названия судов; иконографический материал в большинстве своем относительно поздний; археологические материалы только начинают накапливаться. Наиболее обстоятельная сводка всех видов источников по истории судостроения Древней Руси — статьи Н.Н. Воронина и А.В. Арциховского, их основные положения актуальны и в наши дни. Они попытались создать эволюционную схему древнерусского судостроения, в частности речного. Для домонгольского периода это сделано Н.Н. Ворониным, который показал, что долбленый челн и ладья с целой долбленой основой являлись универсальным средством сообщения в Древней Руси. Дальнейшее усовершенствование ладьи (насад) и введение новых типов судов — галеи, стругов и учанов — обусловило переход от долбленой однодеревки через набойную ладью и насад к дощатым судам, но произошло это уже в послемонгольский период (Воронин Н.Н., 1948б, с. 290).

Продолжил эволюционную схему древнерусского судостроения А.В. Арциховский. По его мнению, система средств сообщения X–XII в. до XIII–XV вв. почти не менялась (Арциховский А.В., 1968, с. 307). Он составил перечень типов судов, сопроводив его исторической и краткой конструктивной характеристикой. В нем фигурируют насад, набойная ладья (ладья с досками), учан, челн, ушкуй, паузок. Среди военных кораблей наряду с насадами стали использовать ушкуи, среди торговых судов наряду с учанами и стругами — паузки (Арциховский А.В., 1968, с. 310).

Описанная схема при всей ее логичности, на наш взгляд, страдает отсутствием типологизации многочисленной речной флотилии Древней Руси. Впрочем, это — следствие главным образом недостаточности и краткости прежде всего письменных источников. Однако новое обращение к ним и здесь, по нашему мнению, демонстрирует нереализованные возможности. В частности, более продуктивным может быть обращение к «Русской Правде», статья 73 Пространной редакции которой дает общую типологическую схему судов: «Аже лодью оукрадеть, то 60 кун продаже, а лодью лицемь воротити; а морьскую лодью 3 гривны, а за набойную лодью 2 гривны, за челн 20 кун, а за струг гривна» (ПР, II, с. 577).

Обращаясь к типам судов, перечисленных в «Русской Правде», отметим не только отсутствие некоторых категорий, зафиксированных к тому времени летописцами (об этом ниже), но отсутствие упоминания судна, служившего основой для набоя. Им не может быть морская ладья — это особый, самый дорогой тип судна — 3 гривны. Естественно, что основой набоя, оцениваемого в 2 гривны, может быть судно, цена которого близка к половинной стоимости набойной ладьи. Таковым мог быть струг. Его цена — гривна. Если так, а альтернатив этому мы не видим, то струг — речная ладья, основной вид древнерусского судна, названный в «Русской Правде» видовым именем.

Предлагаемому нами типологическому единству (струг-ладья) соответствует фиксируемое актами наличие термина «струг с набои», т. е. «набойный струг» (ДДГ, с. 55), практически неотличимый от устойчивого «набои», либо «лодья с досками».

Представляется, что ладья, как и струг, была небольших размеров и ограниченной грузоподъемности, вероятно однодеревка. Постоянный формуляр договорных грамот Новгорода с великими князьями неизменно на протяжении столетий приравнивает грузоподъемность ладьи к возу, с равным налогообложением в «две векши» (ГВНиП, 1949, № 1, 2 и др.).

Наконец, последнее препятствие на пути отождествления струг-ладья — технологическое. Н.Н. Воронин склонен к тому, что струг — это плот с дощатыми бортами (Воронин Н.Н., 1948б, с. 290). Сомнительно, чтобы такое примитивное судно могло оцениваться столь высоко — в одну гривну. А.В. Арциховский не считал струг однодеревкой (Арциховский А.В., 1968, с. 309), полагая, что у него была дощатая основа. В то же время Н.Н. Воронин, опираясь на этнографический материал, доказал, что «масштабы долбленок-однодеревок были очень различны — от маленького челна до огромных ладей». В этом же убеждает нас описание русского флота византийскими хронографами.

Ладью-струг объединяло с первобытной однодеревкой-челном отсутствие киля: днище их делали из выдолбленного бревна, ивового или липового. Безкилевое судно в большей степени соответствовало особенностям восточноевропейской речной системы. В то же время ладья-струг отличалась от челна не только размерами, но и дощатой обшивкой бортов, что повышало ее грузоподъемность.

Простая речная ладья-струг была наиболее массовым судном в Древней Руси, исключая, естественно, долбленку-челн, которую вряд ли использовали на дальних и даже на средних маршрутах. Ладьи-струги широко использовали на торговых путях, особенно на мелководьях и порожистых участках основных речных артерий, где крупные суда пройти не могли. Перегрузку товаров на ладьи в районе Гостинополья документируют грамоты Новгорода с Любеком и Готским берегом (ГВНиП, 1949, № 31 и др.).

В «Русской Правде» и позднейшем актовом материале отсутствует ряд древнерусских речных судов, хорошо известных по летописным сообщениям: учан (известен с XII в.), насад (с 1015 г.), ушкуй (с 1320 г.), лоива (с 1284 г.), паузок (с 1375 г.). Подобное опущение могло быть вызвано только их типологическим единством с категориями судов, известных «Русской Правде», что позволяет обратиться к каждому из перечисленных типов судов.