Для славян-земледельцев, мифологические представления которых были связаны с аграрной магией, зооморфные подвески не характерны. Карта (рис. 24) указывает на два очага концентрации зооморфных подвесок в Древней Руси X–XI вв. — Приладожье и Волго-Клязьминское междуречье. Здесь в среде прибалтийского и угро-финского населения сохранялись родоплеменные отношения и подвески-амулеты являлись этническим украшением, отражая культ животных, имевших важнейшее значение в хозяйственной деятельности населения (оленя-лося, утки, бобра, коня).

Приладожские подвески имели локальный ареал. В соседнюю область славян новгородских они проникали благодаря контактам последних с весью, установившимся с конца X–XI в. Из Прикамья в область веси проникали двухголовые коньковые подвески с привесками и подвески «всадница на змее». Последние начинают изготовляться местным населением уже в X в. (находки по Суде). Можно отметить активное продвижение мери по Шексне в область белозерской веси. Племенные украшения мери — плетеные коньки — обнаружены не только у истоков Шексны из Белого озера, но и на Суде (рис. 23). В результате славянской колонизации и ассимиляции мери, муромы и части веси местные варианты зооморфных украшений к концу XI в. исчезли.

В XI–XII вв. у славян появляются собственные зооморфные подвески с головой быка и так называемый «конек смоленский». Первые возникли на племенной территории радимичей, возможно как отдаленное воспоминание образа племенного предка. Эти подвески распространились на обширной территории (рис. 24), причем число находок в радимических курганах лишь немногим превышало количество подвесок и подражаний им, обнаруженных за пределами области радимичей.

Подвеска-конек так называемого смоленского типа, возникнув в области смоленско-полоцких кривичей, в качестве общерусского типа зооморфных украшений активно распространялась, как правило, вместе со славянским населением в области балто- и финноязычного населения (рис. 24).

Зооморфные украшения, появившиеся в XI–XII вв., позже отражали уже не племенные, а территориальные общности со смешанным финско-славянским населением и новыми центрами их производства в Белозерье, Костромском Поволжье, Новгороде, Новгородско-Псковской земле.

В последний период бытования зооморфные украшения (полые коньки, барашки и др.) делали в мастерских русских городов, имевших широкий сбыт в окраинных районах древнерусского государства, где ассимиляция финно-угров затянулась до XIV–XV вв. (рис. 25). Подвески завоевали популярность и среди населения центральных русских земель.

В XIII–XIV вв. они явились последними свидетельствами древнерусского язычества, так ярко выразившего себя в этих произведениях народного творчества.

С принятием христианства культура Руси обогатилась техническими и художественными навыками, позволявшими создавать монументальные культовые сооружения с многообразным церковным узорочьем. Уже в XI в. русские мастера достигли больших успехов в области каменного строительства, монументальной и станковой живописи, мозаики, а также в разных областях прикладного искусства. Для украшения и освещения храмов делали литые из меди и бронзы хоросы и лампады, напрестольные сени, ковали массивные церковные двери, которые иногда украшали долговечным золотым письмом, отливали колокола. Резьбу и роспись по дереву использовали для оформления царских врат, киотов, иконостасов, ктиторских мест и кивориев. Из золота и серебра, меди и олова изготовляли церковную утварь. Уже в домонгольское время чтимые храмовые иконы оковывали драгоценными окладами, украшали разноцветными камнями и жемчугом. Еще больше внимания уделяли оформлению окладов евангелий, помещавшихся в алтаре, на престоле, крестов, панагий и нагрудных икон.

Живописцы в качестве знаменщиков участвовали и в женском рукоделии. Каждый храм должен был иметь шитую шелками, золотом и серебром плащаницу со сложным сюжетом оплакивания Христа во гробе, подвесные пелены под чтимые иконы, покровы на престол, завесы царских врат (катапетазмы), покровцы на литургические сосуды и всякие другие «укои церковные». Все это требовало от мастеров знания византийской иконографии и орнаментики, грамотности в подписи изображений.

Греческая церковь привлекла внимание русского посольства, посланного князем Владимиром для выбора религии, прежде всего богатством различных искусств, торжественным благолепием служб, проводившихся по строгому уставу. Членов русского посольства не могли заинтересовать невыразительные обряды других религий, в которых «красоты не видехомь никоеяже». Прибыв в Константинополь, они были удивлены великолепием и богатством греческих храмов. «Не свемы, — писал потом летописец, — на небе ли есмь были ли на земли» (ПСРЛ, т. I, стб. 108).

И позднее, в XII в., русские паломники старались подмечать все особенности убранства главного храма византийской столицы — Софии Царьградской, всегда служившей образцом для подражания (Срезневский И.И., 1878, с. 95–109).

Церковное искусство греков удовлетворяло эстетическому чувству славян, сложившемуся еще в пору язычества с его верованиями и ритуалами.

Русские мастера не проходили стадию ученичества, они приняли христианские виды искусства от греков в том высоко развитом виде, которого оно достигло к эпохе Комнинов (Щекотов Н.М., 1914, с. 5–29). Уже в X–XI вв. киевские мастера познакомились со сложным искусством мозаики и фрески, о чем можно судить по раскопкам Десятинной церкви, где еще Д.В. Милеевым были обнаружены многочисленные образцы разноцветных смальт и выразительные фрагменты ликов святых, выполненных в технике фрески (ОАК, 1911, 1914, с. 48–62; Каргер М.К., 1951в, с. 343; Лазарев В.Н., 1953, с. 155–232). Хорошо сохранившийся интерьер киевского Софийского собора с мозаиками и фресками, а также частично сохранившиеся мозаики Михайловского Златоверхого монастыря дают представление о высоко развитом изобразительном искусстве, относящемся к периоду раннего христианства (Лазарев В.Н., 1960; 1966).

Гораздо меньше до наших дней сохранилось ранних произведений прикладного искусства, погибших при многочисленных пожарах и разграбленных при набегах кочевников, особенно во время опустошительного нашествия Батыя. Письменные источники иногда упоминают о предметах прикладного искусства византийского и русского происхождения, связанных с христианским обрядом. Византийский царь Константин Мономах прислал великому киевскому князю Владимиру животворящий крест «от своея выя» и царский венец со своей головы, а также «крабицу сердоликову», якобы связанную с кесарем Августом, ожерелье и золотую аравийскую цепь (ПСРЛ, т. XXXIV, с. 72–73). Церковной утвари киевского происхождения мы почти не знаем, за исключением редких археологических находок. Гораздо больше сохранилось ее в ризнице Софийского собора в Новгороде. Впечатление об интерьерах древних церквей можно составить только по письменным источникам и немногочисленным археологическим находкам.

В Киеве (Каргер М.С., 1958, табл. 1, VIII) и на Княжей Горе близ Канева были обнаружены фрагменты хоросов, отлитых из бронзы (Мезенцева Г.Г., 1968, с. 159, табл. VIII). Представление о конструкции, технике и орнаментике этих оригинальных осветительных приборов дают почти полностью сохранившиеся хоросы, один из которых найден в Киеве на Хоревой улице, другой — на городище Девица близ с. Сахновки (Собрание Б.И. и В.Н. Ханенко, 1907; Древности Приднепровья. Вып. VI. Табл. XI, 1, № 598; Там же. 1902. Вып. V, табл. VII, № 244, с. 32), третий — в храме-усыпальнице XI в. в Переяславле Хмельницком (Каргер М.К., 1954, с. 16, рис. 7) (табл. 97, 4, 2).

Все эти произведения датируются XI в. Их основу составляет ажурное кольцо, или диск, из отдельно отлитых бронзовых и скрепленных между собою пластин, с установленными на них острыми кронштейнами для свечей и волютообразными ответвлениями с фигурками птиц и драконов. В центре диска помещался ажурный полушар с трапециевидными ажурными пластинами, как бы заполнявшими его дно. Ажурные цепи скрепляли кольцо хороса с кандеей, в которой находилось кольцо для подвешивания. Основной орнаментальный мотив этих предметов — крестообразная плетенка с отдельными отростками и цветком типа крина или круги с крестообразным заполнением, как предполагают, — знаками солнца и огня. Такое же семантическое значение имели, по-видимому, и фигурки птиц, покровительниц света, связанных с небом и солнцем (Рыбаков Б.А., 1953а, с. 270, 276).