Оглядывая дом, Айдаров приостановился лишь на несколько секунд. Уверенно пошел к калитке.

Во дворе было пусто. Айдаров открыл дверь в дом. Сразу за дверью — по-видимому, летняя комната. В глубине ее — дастархан[1].

— Саламатсыз ба?

Айдаров разглядел: мужчина лет пятидесяти пяти, с маленькой куцей бородкой, женщина такого же возраста и худенькая девушка лет двадцати. Миловидная, но очень уж бледная.

— Как живете?

Гостю вроде не удивились, вопросу его — тоже.

— Не жалуемся, хорошо живем, — ответил мужчина, видимо, хозяин дома. Пригласил: — Присаживайся, попей с нами чаю.

Айдаров снял туфли, присел у дастархана.

— Очень приятно слышать, когда все хорошо.

Хозяйка подала ему пиалу с чаем. Айдаров отхлебнул глоток.

— Зашел к вам кое-что выяснить... Я из железнодорожной милиции.

Хозяин будто прислушивался к тому, что творится за стеной дома. А то, что сказал Айдаров, наверно, прошло мимо его внимания.

Айдаров чуть помедлил, спросил:

— Вы где работаете, отец?

— Я? — удивился хозяин.

— Да, вы.

— Я — на рисозаводе. Старуха моя по дому.

— А вы? — спросил Айдаров девушку.

— Нигде не работаю, — улыбнулась она, склонила голову к левому плечу. — Пока не работаю, только два дня, как из роддома.

— О, вон оно что... — Про себя добавил: «Потому и кажется болезненной». И снова вслух: — И кто же? Сын? Дочь?

— Дочка.

— Поздравляю... А отец дочки... Познакомите меня с ним?

— Он в армии. Еще полтора года служить...

Хозяин дома что-то забеспокоился.

— Это ваша дочь? Сноха? — обратился к нему Айдаров, указывая взглядом на молодую женщину.

— Дочка... — Потеплел хозяин. — Теперь вот есть и внучка.

— И это вся ваша семья?

— Нет... — хозяин замялся.

— Брат у нас еще, — сказала молодая женщина, — то есть мой брат.

— Он работает? Учится?

— Нет, не работает... Но будет, — ответила молодая.

— А ты что, из милиции? — вдруг неожиданно задал вопрос хозяин дома.

— Я уже говорил, что из органов, — спокойно отозвался Айдаров, хотя подивился вопросу хозяина — выходит, первый раз он действительно не слышал?

— Зачем к нам пришел? Кален что-то натворил?

— Я еще ничего не знаю о нем, — улыбнулся майор. — Это сын? — А где-то там, в глубине сознания: «Кален, Кален... Знакомое имя...»

— Сын это, да, — резко сказал хозяин. Показал пальцем на дочь. — Она все будет говорить. — И бесцеремонно встал, выразительно кивнул жене — марш отсюда. Пропустил ее вперед, пошел и сам в другую комнату, хлопнул дверью.

— Нервничает отец, — опустив голову, тихонько сказала молодая.

— Как вас зовут? — спросил Айдаров. — Говорим, а как называть — не знаю. Меня — Рустем Султанович.

— А меня Сауле.

— Красивое имя. А брата, значит, зовут Кален?

— Да, Кален.

— Фамилия?

— Мамбетов...

И сразу — как удар тока. Перрон. Он, Кален Мамбетов, лезет в карман к лоточнице. Клички Мамбетова — Девятый и Звонарь. В марте вернулся из заключения и снова принялся за старое — тогда, на перроне, Айдаров чуть не схватил его за руку.

— Где же он сейчас? — спросил майор.

— В Джамбул уехал, — ответила Сауле. Пристально посмотрела на Айдарова. — Он опять что-то натворил?.. Скажите, пожалуйста, хотя бы мне... Им я, — указала рукой на дверь в другую комнату, — им я не скажу.

— Ничего, я и сам не знаю, просто проверяю одно соображение, — ровно ответил Айдаров. — Когда он уехал в Джамбул?

— Вчера вечером. Даже, наверно, ночью.

— А почему, зачем в Джамбул?

— Точно не знаю. Кажется, к дружкам своим.

— Кто эти дружки?

— Тоже не знаю. Они мне не нравятся...

— Подробно расскажите, пожалуйста, как и что делал вчера ваш брат.

— Что делал?.. В обед у нас собрались родственники, дочка родилась у меня... Ну, выпили все, Кален — тоже. Потом пришли двое парней, друзья Калена.

— Как их зовут?

— Не знаю. Я не запомнила.

— Какие они из себя?

— Один такой высокий...

— Что примечательного, что сразу запоминается в его лице?

— Усики. Маленькие такие, но красивые...

— Еще что?

— Ничего, обыкновенные парни.

— А какой на нем костюм?

— Штаны — серые. Рубашка с цветами.

— С цветами?

— Да, с цветами.

— Хорошо. А второй?

— Молодой, совсем молоденький парень.

— Как одет?

— Обыкновенно... Как-то не заметила.

— В головном уборе он был или без него?

Сауле опустила глаза, припоминая.

— Стриженый он. Под машинку стриженный.

Айдаров помолчал. Видимо, те, что были на вокзале. Но очень уж ловко все получается — как по щучьему велению. Не слишком ли ловко?

— Не припомните, — спросил дальше, — о чем они тут говорили?

— Я не встревала в их разговоры. Правда, слышала, как парни говорили Калену: «Надо в Джамбул». Кален им: «Я уже обещал, в Саксаульскую поеду». Парни: «В Джамбул, в Джамбул...» Кален неохотно согласился: «Ладно», — говорит. Но поругался немного...

— И долго они были у вас?

— Часов так до шести. Потом куда-то ушли вместе с Каленом... Да, приходил еще один парень, спрашивал Калена. Я его тоже не знаю.

— Каков он из себя?

— Высокий. Не знаю еще что можно сказать о нем...

— Хорошо. Что же дальше?

— Этот парень ушел... Часов в восемь Кален вернулся. Пьяный был, а спать не хотел. Через полчаса, наверно или позже — снова пришли те двое, которые говорили про Джамбул. Кален не успел даже надеть туфли — они его потащили из дома под руки.

— А как был одет Кален?

— Брюки — серые. Рубашка.

— Какая рубашка? Пожалуйста, поподробней.

— В клетку.

«В клетку, — повторил про себя Айдаров. — Выходит, в клетку»....

— А какого цвета рубашка? — спросил вслух.

— Желтая и темная клетка...

Да, выходит, не случайно пострадавший назвал этот адрес. Очень похоже, в этом доме и есть одна разгадка.

— Судя по вашим вопросам, — тихо сказала Сауле, — вы что-то знаете о Калене... Что с ним? Скажите...

Айдаров прямо глянул в глаза молодой женщины.

— Поверьте, Сауле, пока только догадки. Как что-то выяснится, сообщим. А пока — пригласите все-таки отца, с ним тоже надо побеседовать.

Поговорил он и с матерью Калена. Но нового они ничего не добавили. Айдаров извинился за беспокойство, распрощался. Быстро прошагал квартал, завернул за угол. Здесь его ждала машина.

— Давай в морг, — сказал шоферу.

По дороге хотел немного вздремнуть — не получилось. Закрыл глаза, а мысли все вертелись вокруг этого дома на Парковой.

В морге стоял запах хлорки. По цементированному полу гулко отдавались звуки шагов, но он постарался не обращать внимания на это.

— Вот он, который вас интересует. — Сторож указал пальцем на стол.

На нем, под простынью, угадывалась человеческая фигура. Айдаров отвернул край простыни.

Лицо мертвого посерело и, конечно, изменилось. Но что-то в нем было очень знакомое... Шрамчик под правым глазом, как подкова... Это же Мамбетов, по кличке Девятый и еще Звонарь!

Айдаров сказал сторожу:

— Через час, или может, раньше, еще приеду. Надо.

На улице отошел шагов десять от морга, передохнул. Скомандовал шоферу:

— Давай снова на Парковую.

Хотя сомнений не было, нужно, чтоб труп опознали родственники. Таков порядок и так вернее.

Поглядывая из машины на дома, на прохожих, Айдаров думал с досадой: «Почему Шурагазиев не приметил шрам? Сказал в больнице: «Примет особых не увидел».

Эта — не особая?.. Хотя шрам невелик, можно и не заметить.

Отец Калена Мамбетова встретил Айдарова не совсем любезно. Сердито отправил щепоть насыбая[2] под язык, шамкая сказал:

— Что ты все ходишь, милиция?

— Работа такая, отец, — миролюбиво ответил Айдаров. — Вы нужны мне с вашей женой. Надо опознать одного человека.