— Правильно! — весело сверкнули глаза парня. — Есть, Гульсара... Она сейчас должна быть как раз одна — на смену ей вечером, а мать уехала к старшему сыну.
И вот капитан Шурагазиев сидит у Гульсары, ждет, когда придет Кадиша... Временами щемило сердце, вроде бы давало перебои — вот черт, неужели так сказались нервные нагрузки последних дней?.. А Кадишу эту следовало бы приструнить. Но это после, сначала проверить алиби Нугманова. Потом надо сказать: пусть делают все по закону, если любовь. Закон один для всех. Да, один. Пусть не крутят.
Кадиша была весьма привлекательной. Маленькая, ладная. Белое лицо, пухлые нежные губы, милая родинка у краешка верхней губы.
— Кадиша, — сразу сказал ей Шурагазиев, как только Гульсара оставила их вдвоем, — вы, надеюсь, понимаете, что я, работник милиции, по пустячному делу не стал бы вас беспокоить?.. Понимаете?..
Женщина кивнула, откинулась на спинку стула.
— Да, дело очень серьезное... Прошу, скажите: не было ли у вас позавчера вечером гостей?
Бледное лицо молодой женщины стало совсем белым.
— Что, милиция... Кто сказал?.. Известно?..
— Да, нам многое известно... А теперь, поймите, это очень серьезно...
— Что, муж писал в милицию?
— Слушай меня внимательно, Кадиша. — Шурагазиев боялся, что женщине сделается дурно. — Слушай очень внимательно. Один человек обвиняется в убийстве...
— В убийстве?.. — глаза Кадиши округлились.
— В убийстве. А он говорит, что был в то время, во время, когда произошла поножовщина, был у знакомой... И очень оберегая ее, не хотел говорить...
— Он был у меня! — крикнула, перебивая, женщина.
— Кто — он?
— Умырзак.
— Фамилия?
— Нугманов.
— Работает?
— На комбинате стройматериалов.
Подполковник Сарсенбаев
— Вы — Шамов Геннадий Филиппович?
— Да, я Шамов, Геннадий Филиппович... Только объясните, почему ваши сотрудники грубо обошлись со мной? Почему, на каком основании принудили. Почти насильно притащили сюда?
Сарсенбаев коротко глянул на Айдарова, Кучеренко, на Бондарева — видали, какой задиристый? Шамову твердо сказал:
— Давайте сменим тон, так разговора у нас не получится.
— Ну, тон — пожалуйста, — потише уже возразил Шамов. — И все-таки почему меня почти насильно...
— Что значит «почти?» И в чем вы видите насилие?
— А в том. Мне нечего тут делать, я не хотел идти, а этот ваш: «Идемте по-хорошему или доставим под конвоем».
— Так вот, молодой человек, прежде, чем нервничать, надо разобраться, что к чему, надо знать хотя бы элементарные положения нашего права. — Сарсенбаев достал из стола небольшого формата книжку в синем переплете. — Видите, — повернул лицевой стороной к Шамову, — Уголовно-процессуальный Кодекс Казахской ССР. — Полистал. — Вот, читаю: «Статья 116. Каждый гражданин, вызванный в качестве свидетеля, обязан явиться и дать правильные показания. При неявке свидетеля по неуважительным причинам он может быть подвергнут приводу или привлечен к уголовной ответственности...» Понятно или, может, дополнительно дать какие-то разъяснения?
— Пусть так... Но вы должны объяснить, почему меня задержали.
— Растолкуем. Но пока, как видите, приходится объяснять вам кое-что другое. К сожалению... — Сарсенбаев чуть помедлил. — Итак, Шамов Геннадий Филиппович.
— Я уже говорил. Да, Шамов Геннадий Филиппович.
— Год рождения?
— Пятьдесят второй.
— Где работаете?
— В локомотивном депо. Помощником машиниста.
Сарсенбаев уже знал, что Шамов из локомотивного.
— Хорошо, — кивнул Шамову. — Предупреждаю: за дачу ложных показаний будете отвечать по статье 187 Уголовного Кодекса Казахской ССР.
— Какие вам показания? — снова занервничал парень. — Я ничего не знаю. Ни-че-го.
— Распишитесь в том, что предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний, — не обращая внимания на выкрик Шамова, сказал подполковник.
Капитан Бондарев — он вел протокол — пододвинул его к Шамову:
— Распишитесь. Вот здесь.
— Зачем мне расписываться?
Сарсенбаев усмехнулся.
— Представляете, и подобная ситуация предусмотрена законом, — сказал Шамову. — Если вы отказываетесь расписываться, мы так и фиксируем в протоколе — а вам от этого не лучше... Ведь человек, который собирается говорить только правду — что ему бояться этой самой росписи, как раз и требующей говорить правду?
— Пожалуйста, я распишусь, — согласился Шамов. — Только зачем все это? Какие-то формальности...
Ему не ответили. Бондарев еще ближе пододвинул протокол к Шамову. Тот расписался.
— Вот так, — кивнул Сарсенбаев. — А теперь расскажите, как вы проводите свои вечера.
— Зачем все это?
Сарсенбаев помедлил.
— Гражданин Шамов, и чего вы попусту отнимаете время и у нас, и у себя. Ей-богу, будет легче и лучше, если вы без всего этого лишнего станете отвечать на наши вопросы... Еще раз прошу: расскажите, как вы проводите свои вечера.
— Когда — в поездке... А когда дома — в кино сходим с Оксанкой, с женой, иногда на концерт... Ну, и телевизор.
— А с друзьями?
— Бывает, и с друзьями собираемся.
— И как, без спиртного?
— Ну, зачем же? Не напиваемся, а по сто пятьдесят бывает. Еще пивка... Только не пойму — зачем все это? Я же не алкоголик какой-нибудь... Нет, никак не разберусь.
— Снова прошу: давайте не будем так, — доброжелательно сказал Сарсенбаев. — Как уже обещал, все разъясним. А пока припомните, пожалуйста, с кем вы за последние дни пили пиво.
Шамов искоса глянул на Айдарова, на Кучеренко.
— Это, наверно, о вчерашнем... Да, посидели в ресторане, попили пивка с Сенькой Плаховым — привязался ко мне сосунок.
— Так, хорошо, — ровно сказал Сарсенбаев. — А теперь расскажите, как и с кем вы провели вечер и ночь с десятого на одиннадцатое сентября, — что делали, с кем встречались.
В глазах Шамова что-то дрогнуло.
— Это, значит, позавчера? — помог он себе. — Так... В обед вернулся из поездки. Поспал так до восемнадцати. Потом пошел в депо, поговорил с Петькой Комковым. Потом Петька пошел со своим шефом принимать тепловоз — четный они повели. Я отправился на вокзал...
— В какое время это было, поточнее.
— Я что-то не помню. В двадцать один, что ли...
— А зачем вы пошли на вокзал?
— К Ташкентскому хотел.
— Встречали кого или провожали?
— Да так... Жена дежурила, я уже отоспался. Так просто.
— Каким путем шли от депо к вокзалу?
— Не понимаю вопроса...
— Разъясню. От депо можно пройти улицей, но это будет дальше, а можно и прямо по путям. Так где вы шли?
— Я?.. По улице... Нет, я хотел сказать: по улице локомотивщики не ходят.
— Очень хорошо. Значит, идете по путям, минуете один состав, другой, видите...
Шамов еле приметно вздрогнул. Но сразу нашелся, спросил:
— Что вы хотели сказать?
— Хотел сказать, — мигом подхватил Сарсенбаев, — вы видите, как ранили ножом человека.
— Я не видел! — И сразу Шамов осекся. Вымученно улыбнулся. — Теперь понимаю, это Сенька Плахов трепанулся...
— Так видели вы или не видели, кто ударил Мамбетова ножом?
Шамов постарался рассмеяться.
— Сразу понятно — трепло, мальчишка. Да я же ему так, подзавести, а он думает — правда!
— Гражданин Шамов, — твердо перебил Сарсенбаев, — пока еще не поздно, вы можете изменить свои показания. Предупреждаю: за сокрытие преступления, а равно за сокрытие преступника полагается отвечать по закону. Так что подумайте, пожалуйста.
— Чего мне думать? Подвыпил я немного — и решил подзавести сосунка. Нравится ему, бегает за мной, как хвостик...
— Это ваше окончательное показание?
— Конечно. Какой еще разговор?
— Хорошо. На сегодня поставим точку. Но вы еще потребуетесь, чтоб завершить следствие, поэтому, пожалуйста, подпишите предупреждение о невыезде.
— Какое предупреждение?.. Я в отпуске.