— Правильно, конечно, за то, — согласился Айдаров. — А пока идет проверка — я хотел поговорить с тобой о друзьях убитого.

— Давайте, спрашивайте.

— Вот и спрашиваю. Кто последнее время ходил с Мамбетовым?

— А вы разве не знаете?

— Многое знаем, но кое-что изучаем... Кто же?

— А этот, Жусупов Ергешбай.

— Тихоня?

— Он самый.

— Так, верно. Еще?

— Еще Нургалиев...

— Это Футболист? Которого ты порезал?

Рахим чуть помедлил.

— Что вы, начальник. Тут я чист, прокурор не дал санкцию, сам Футболист сказал: «Нет, это не он». — Рахим говорил так, что можно было принять это за правду, а можно и за шутку, — понимай, как знаешь.

— А не скажешь, отчего эта кличка — «Звонарь?»

— Ясно, отчего. Любил Кален покрутить языком, позвонить, вот и прозвали.

— Ну, а Девятый?

Рахим подумал.

— Этого не знаю, не интересовался.

— Ладно. И это проверим.

Рахим опять помедлил.

— Нет, больше я никого не знаю.

— Ну, а Джанибек... Как его?

— Джанибека не знаю.

— Вот и мы тоже не знаем его фамилии. Но узнаем... А имя Умырзак или фамилия Умырзаков что-нибудь говорит тебе?

— Нет, не знаю.

— Ладно. И это проверим.

— Проверьте, проверьте, — согласился Рахим. — И меня не забудьте проверить.

— Не забудем, — вроде беспечно отозвался Айдаров. А в мозгу: «Он думает, что смело поступает. Эх, чудак».

— И скорей, начальник, — продолжил свое Рахим. — Скорей проверяйте.

— А как, по-твоему, сделать, чтоб скорей?

Рахим поколебался.

— А скорей — вызови отца, братишку, Булата, вызови сестру Шолпан из Аральска, тетю Зину Ежову — рядом живет. Они знают, когда я был в Кзыл-Орде, когда в Аральске. Делай очную ставку — и на свободу меня.

Айдаров помедлил.

— Ты молодец, соображаешь. И очную ставку ты получишь. Но не сейчас, попозже. Понял?

Рахим заметно потускнел. «Наверно, ругается про себя», — подумал Айдаров.

— Усек, — наконец сказал Рахим. — Зачем же приходили?

— Как зачем? Думал, ты поможешь установить друзей Звонаря. Но ты ничем нам не помог.

— По-честному — не знаю я больше никого. А восьмерки кружить — зачем?

— Что ж, тогда придется распрощаться... А что касается очной ставки — дня через два-три получишь. Это я тебе обещаю.

Он положил перед Шамовым большой лист бумаги, на нем — схематическое изображение локомотивного депо, всех тупиков и путей, ближайших к вокзалу, перрон, вокзал.

— Давайте-ка вглядимся в эту схему как следует, — предложил Сарсенбаев. — Это вот — нарядная локомотивного депо — ведь тут вы получаете наряды на поездку? Это пункт технического осмотра вагонов, это...

Шамов переводил взгляд с одного прямоугольника на другой, на третий.

— Да, все понятно.

— Очень хорошо, — сказал Сарсенбаев. — Вот вам карандаш. Чертите, рисуйте как можно точнее свой путь от нарядной депо до вокзала, свой путь тогда — вечером, десятого числа.

— Зачем вам это? — поднял голову Шамов. — Привязали меня своим невыездом, Оксанка с ума сходит. В отпуске мы, хотели ехать...

— ...На Черное море?

— На Черное... Только с вами не получается...

— Нет, гражданин Шамов, это с вами. Честное признание свидетеля никогда не ставилось ему в вину, даже представить подобное — и то диковато. А вот ложные показания...

— Какие показания? Трепанулся я этому недоноску, пошутил... Что, по-вашему, такого не может быть?

— Может. Почему же нет?

— Тогда в чем дело?

— А в том, гражданин Шамов, что время, когда вы шли на вокзал и когда свершилось убийство, — совпадает...

— Ну и что?

— Слушайте, Шамов, — сдвинул брови Сарсенбаев, — ведите себя посдержанней, вы ведь слова не дадите сказать.

Шамов похлопал глазами.

— Ну, извините... В моем положении, понимаете...

— В моем тоже. Понимаете?.. — И без того было неприятно на душе: только что доложили о растрате в большом, пожалуй, самом большом магазине орса, а тут еще раздражающий гонор Шамова... Но Сарсенбаев пересилил себя. — Так вот, — старался он дальше говорить ровно, — в одно и то же время произошло два события: вы шли на вокзал, а кто-то убил Мамбетова, по кличке Звонарь. Используя вашу манеру выражаться, такое может быть?

— Может.

— Вот видите... И мы хотим помочь вам восстановить все, что может представлять для нас интерес... Итак, берите карандаш, берите, берите.

Шамов пожал плечами, но взял.

— Значит, вы вышли...

— Да, я вышел из нарядной.

— Так. Рисуйте, рисуйте.

— Ну вот... Прошел тут... Тут... Дальше завернул за путеизмерительный поезд... — Карандаш остановился, даже подался назад.

— Значит, завернули за поезд и увидели...

— Увидел?.. Ничего я не увидел.

— Бросьте, Шамов, увидели.

— А, вон для чего вы придумали все это с рисованием!.. Мало ли... Карандаш!.. Что, я теперь и руки не могу оторвать от этого вашего чертежа?

Сарсенбаев подождал.

— Ну, все? Или еще повозмущаетесь?

Шамов хмыкнул.

— Ладно, идемте дальше. Итак, вы завернули за путеизмерительный поезд... Рисуйте, рисуйте дальше.

Карандаш быстро пробежал рядом с прямоугольниками вагонов — споро, но не совсем уверенно, наехал даже на один из прямоугольников-вагонов.

— Ну вот, тут я вышел на перрон.

Шамов довел линию до перрона на схеме и положил карандаш.

— Нет, Шамов, — не вышли вы тут на перрон... — тихо сказал Сарсенбаев. — Люди видели, как вы пошли от нарядной депо в сторону вокзала и почти сразу же, притом почти бегом, вернулись обратно... Так будете говорить правду?

Шамов помолчал, опустив голову. Сарсенбаев не торопил. Это карандаш подсказал ему, что Шамов вернулся, испугавшись чего-то, ни от кого он не слышал о том, что сказал.

— Да, я вернулся...

«Вот молодец карандаш!» — порадовался Сарсенбаев. Вслух тихо спросил:

— Испугались?

— Да, испугался... Только завернул за поезд, а тут они...

— Сколько их было?

— Двое.

— Нападающих двое?

— Нет, всего двое. Звонарь держался за живот... Другой, против него, с ножом.

— А кто — «другой?»

— Другой?.. Я его не знаю...

— Звонаря знали?

— Да, того знал... Так, немного. Случайно познакомили.

— А второго видели когда-нибудь?

— Нет, не видел.

— Могли бы его опознать?

— Нет, он был в тени вагона, я толком его не видел.

— А как же разглядели нож?

— Нож был на свету, а сам он в тени.

— Кто же этот самый «он?»

— Не знаю я его... И не разглядел...

Сарсенбаев встал, прошелся по кабинету.

— Жалко мне вас, Шамов... Представляете, в какое положение вы ставите себя?.. Нет?.. Растолкую... Преступник нам уже известен...

— Зачем же мучаете меня? — несколько оправившись, закричал Шамов. — Да я... Вы понимаете?..

Сарсенбаев подождал, что еще скажет Шамов, но тот сразу и смолк.

— Так вот, — ровно продолжал Сарсенбаев, садясь на свое место, — преступник известен. Но пока нам не ясны некоторые звенья, некоторые детали, которые позволили бы полностью изобличить убийцу. Мы найдем эти звенья, обязательно найдем. Но хотелось сделать это побыстрее, надеялись на вашу помощь. А вы молчите. Значит, помогаете не следствию, помогаете преступнику. А за сокрытие его будете отвечать в уголовном порядке.

— Я все сказал. Больше я ничего не знаю! — чуть не закричал Шамов.

— В первый раз утверждали: «Ничего не знаю!» А теперь вот кое-что рассказали... Так ведь?

— Проверьте, наконец... Правду говорю: больше ничего не знаю.

— Может быть, все-таки еще что-то добавите?

— Нечего мне добавлять. Я решительно заявляю: все сказал.

Итак, появилось новое лицо — Джанибек Умырзаков. Видимо, о нем говорил тяжело раненный Мамбетов. Но — в связи с чем? Может, как раз он, Умырзаков, видел, знает, кто убил Мамбетова? Ведь в последние минуты Мамбетов едва ли стал бы говорить о чем-то не очень существенном, это уж точно. Но ни словом Умырзаков не намекнул на знакомство с Мамбетовым. И вот теперь, как посоветовал Сарсенбаев, нужно проследить все связи Умырзакова, наметить, как сделать это почетче и побыстрей.