Телефонный звонок перебил течение мыслей.

— Галимжан? — послышалось в трубке. — Это я, Каракузов, из Джамбула. Как жизнь, дела?

— Спасибо. Живем и здравствуем.

— Как семья?

— Спасибо, спасибо. Все нормально... Как там моя просьба?

— Потому и звоню, что просил. Судили ваших голубчиков десятого числа.

— Значит, позавчера? Вон оно что... Тут, дорогой Абике, такое дело. Двое «наших» рвались на этот суд — интерес был, но, по всей видимости, просчитались: десятого вечером только собирались к вам. А эти двое, по нашим предположениям, причастны к убийству... Ориентировку получили?

— Было такое, получили.

— Теперь так рассудим. Эти двое не успели на суд, но, вероятно, постараются добиться свидания — коли суд состоялся, свидания дадут. Так ведь?

— Так. Если был интерес — придут на свидание.

— Значит, надо предупредить администрацию следственного изолятора: просим задержать тех, кто попытается получить свидание с той троицей. Обязательно задержать — они фигуры в нашем деле весьма важные.

— Понимаю, дорогой. Свяжусь с начальником изолятора, не беспокойся.

Подполковник Елюбаев встретил его веселой шуткой.

— Что, опять железная дорога к нам в гости?

— Приходится, — ответил Айдаров, протягивая руку.

Знал: сейчас Елюбаев сомнет ее своей ручищей-тисками, но — что поделаешь, как не подать руки хозяину кабинета? И точно — пришлось чуть присесть. Елюбаев усмехнулся.

— Ты покрепче, чем некоторые. И все равно надо тренироваться.

Елюбаев указал на стул.

— Спасибо.

Айдаров присел. Заговорил неторопливо:

— Как вы знаете, вместе с Мамбетовым, со Звонарем, рядом с ним в день гибели были Жусупов и Нургалиев. И надо бы поближе познакомиться с этими приятелями Мамбетова, — может, они и приведут к разгадке?.. Хотелось бы подробнейшим образом узнать, с кем враждовали, какие группки вились вокруг Мамбетова с приятелями и около их противников. А отсюда, может, придем и к пониманию, кому Мамбетов дорогу перебежал...

Елюбаев кивнул: понятно, дескать.

— Широко вы размахнулись, едва ли полностью удовлетворим ваше любопытство. Но кое в чем, думаю, поможем. — Елюбаев уверенно, весомо положил свои могучие руки на стол. — С полмесяца назад в железнодорожном парке Нургалиева-Футболиста ударил ножом известный и вам Аскаров Рахимбек, или, как его обычно зовут, Рахим.

— Да, известен, — подтвердил Айдаров. — Лично-то я его не знаю, но помню, дважды судили за грабеж, сейчас нигде не работает.

— Он самый, — кивнул Елюбаев. — Так вот что любопытно. Свидетели говорят: он, Рахим, ранил ножом Нургалиева. Где-то неделю спустя Рахима задержали. Стали допрашивать. Рахим вынужден был признать: да, он. А Нургалиев — на счастье, рана оказалась несерьезной, — Футболист-Нургалиев твердит: «Не знаю, кто пырнул». Устроили очную ставку, он Рахиму: «Не знаю, кто, только не ты, тебя я знаю». Тогда и Рахим — с наглостью, с усмешками: «Ну, правильно, не я. Заливал я вам, знал: суд лучше вас разберется». Так и отпустили Рахима ни с чем... Любопытная история?

Айдаров представил, как Рахим с усмешечкой врет следователю.

— Да, любопытно... С чего это Нургалиев вел себя так странно? Струсил? Или сам хотел отомстить Рахиму без всякого следствия и суда?.. И, может, вечером десятого числа дрались группами, а нож Рахима или нож его приятелей приготовлен был не для Мамбетова, для Нургалиева?

— Все может быть, — кивнул Елюбаев. — И мы так думали... А еще вот что заметь. Девятого сентября, утром, мы освободили Рахима — подчеркиваю: девятого — а на другой день вечером, десятого, смертельно ранили Мамбетова. Любопытно?

— Очень даже любопытно... Хотя, конечно, может быть простое совпадение.

— Возможно. Но подумать есть над чем...

— Это верно, поразмышляем... А Жусупов-Тихоня, с ним не случилось чего-то подобного?

— Ишь, чего захотел, — рассмеялся Елюбаев. — Так вы сразу всю шпану переловите, нам ничего не оставите... — Посерьезнел. — Нет, об этом ничего не знаем. Но, скажу тебе, это хитрый и злой волчонок, с ним надо ухо держать востро. Это я тебе точно говорю.

Они сидели втроем — Сарсенбаев и его заместители. Обсуждали то, что Айдаров узнал в городском отделе милиции.

— Нет, непонятно, почему Нургалиев не «посадил» Рахима, хотя с полным основанием мог бы сделать это, — сказал Кучеренко. — Отомстить хотел?.. Нет, непонятно. Тут надо толком разобраться... Считаю: едва ли Нургалиев пойдет на убийство. Он какой-то мягкий, флегматичный... Подвергли его аресту — ему хоть бы что. Отпустили — опять ладно. Есть сведения: обделяли его дружки, обманывали на глазах — и опять он ничего... Нет, Нургалиев не пойдет на убийство.

— А может, надеялся, что помогут Звонарь-Мамбетов и Жусупов? — высказал предположение Айдаров.

— Мамбетов мог, — кивнул Кучеренко. — И Жусупов мог. Он хоть молодой, но задиристый и наглый, бездушный. Правильно отозвался о нем Елюбаев: как волчонок. И взгляд-то у него волчий: глянет — молоко киснет. Не случайно, видно, дали ему кличку Тихоня — по контрасту... Да, этот мог.

Подполковник Сарсенбаев положил руку на стол, как бы прихлопнул тем самым все разговоры предположительного характера. Зазвонил телефон. «Небось, из локомотивного депо, — подумал Сарсенбаев, поднимая трубку. — Опять напомнят: скоро ваша лекция по предупреждению правонарушений».

Но подполковник ошибся.

— Это снова я, Каракузов, из Джамбула...

— Рад слышать, Абике.

— Подожди, дорогой, не очень-то радуйся. Опоздали мы. Эти ваши двое — один с усиками, — они уже побывали на свидании. Звоню в изолятор, говорю, что к чему, а мне: «Уже были, вчера были...» Куда теперь делись — неизвестно...

Сарсенбаев медленно опустил трубку.

— Вот везет... Из Джамбула, Абике. Жусупов и Нургалиев уже были на свидании, еще вчера. Куда теперь делись — неизвестно. — Посмотрел на одного своего зама, на другого. — Каково?

— Да, везет, — покривился Кучеренко.

Айдаров лишь развел руками.

— Ладно, бывает и хуже, — бодро, напористо сказал Сарсенбаев, откинув назад волосы, крылом нависшие надо лбом. — Будем форсировать другие версии... У Шурагазиева свое дело, у Павлычева — тоже. А вас прошу налечь на эту версию: Мамбетова убили Рахим и его друзья. Вы, Рустем Султанович, — обратился к Айдарову, — свяжитесь с горотделом, попросите, чтоб их сотрудники не трогали пока Рахима.

— Есть, понятно, — кивнул Айдаров.

— А вам, — Сарсенбаев чуть повернулся к Кучеренко, — вам, Иван Лаврентьевич, надо узнать, где был и что делал Рахим в тот вечер — десятого сентября...

Кучеренко заходил к соседям Рахимбека Аскарова, расспрашивал об Аскаровых. И соседи выкладывали все новые подробности о Рахиме, о его семье.

Мать у Рахима умерла. Отец получает небольшую пенсию. Появится возможность — прикладывается к бутылке. Старше Рахима в семье — сестра, Шолпан, она замужем, живет в Аральске. За Рахимом идет брат, Ахмет, сейчас отбывает наказание. Третий брат, Булат, еще моложе, нигде не работает.

— Все дармоеды, все изверги, — бубнил ближайший сосед Аскаровых, почти совсем лысый пенсионер. — Одна лишь девочка, Роза, — золото. Все сама себе делает и другим тоже. И как-то ухитряется в школу ходить...

Кучеренко зашел и к Аскаровым.

На стук вышла девочка в грязном переднике. Худенькое вытянутое личико, любопытные, живые глаза — но, пожалуй, чем-то напуганные.

— Здравствуй, дочка... Есть дома кто-нибудь из старших?

— Здравствуйте, дядя... — девочка завела руки за спину, развязывая тесемки передника. — А дома я одна.

— Где же отец?

— Не знаю, дядя. Он часто уходит... — Девочка вроде бы хотела что-то добавить, но так и не добавила.

«Да, наверно, не раз «учили», бедную, — подумал Кучеренко. — А худоба-то какая — одни глаза сверкают... Руки — смотреть страшно, как спички». И в который уже раз пожалел, что у них с женой нет детей. Разве они — эх, разве так бы они заботились о своей дочке?..