— Мы хотели бы точно знать, — Кучеренко подчеркнул слово «точно», — мы хотели бы точно знать, когда он приехал к вам — каким поездом, какого числа.

Женщина опустила голову. Чувствовалось, она решает для себя сложный вопрос.

— Я уже говорила в Аральске... — повторила, посмотрев на Кучеренко.

Он вроде бы ничего не слышал, молчанием своим как бы говоря: а вы хорошо подумали, прежде чем сказать то, что сказали?

Женщина снова опустила голову.

Кучеренко внезапно подумал: «А чего бы ей не взять к себе младшую сестренку?» Понял, не скажет об этом. Нахмурился, подождал. Стараясь не повышать голоса, наоборот, тише, чем до этого, спросил:

— Вы что же, Шолпан, считаете, что мы не имеем возможности проверить правдивость ваших показаний?

Женщина еще ниже опустила голову. Еще подумала.

— Одиннадцатого он приехал, — наконец сказала, так и не поднимая головы.

Спокойно, как само собой разумеющееся, Кучеренко заметил:

— Вот это я и запишу в протокол допроса. Значит, приехал ваш брат в Аральск... Каким поездом?

— Двадцать третьим.

— Добре, значит, двадцать третьим, одиннадцатого сентября. Так?

— Та-ак...

Кучеренко записал.

— А теперь объясните, почему в Аральске сказали нашему работнику неправду.

— Я не хотела... — Женщина все еще не поднимала головы. — Я не хотела... Это Рахимбек. Говорит: «Если спросят, называй десятое число...»

Следом за Шолпан Кучеренко вызвал Зинаиду Ежову.

В кабинет она вошла бодро, весело, игриво глянула на сопровождавшего ее старшину.

— Садитесь, пожалуйста, гражданка Ежова, — подчеркнуто официально сказал ей. — И еще раз расскажите, как вы провожали Рахимбека Аскарова в Аральск.

— Зачем? — насторожилась Ежова. — Я ведь вам рассказывала.

— Еще расскажите. И предупреждаю: за дачу ложных показаний будете отвечать по статье 187 Уголовного Кодекса Казахской ССР.

— Ой, зачем пугать? Я и так...

— Не пугаю. По закону обязан предупредить, во избежание недоразумений, вот и разжевываю... Когда же уехал Рахимбек, как он уезжал, — расскажите.

— Раз надо... Ну, девятого, утром, Рахима выпустили из городской милиции — он вроде кого-то пырнул ножом... Сейчас, говорят, он тоже там...

— Итак...

— Ну, вот. Вечером девятого у Рахима собралась компания. Подпили, конечно... Отец Рахима приходит, просит: «Возьми билет Рахиму, пусть едет в Аральск. Боюсь, как бы он тут чего не натворил». Ну, я на вокзале работаю, знакома с кассирами... Я ведь говорила все это.

— Ничего, ничего. Рассказывайте.

— Ну, купила я Рахиму билет, проводила его честь по чести.

— Когда же он уехал, каким поездом?

— Я говорила... Девятого гуляли, а утром десятого двадцать третьим он уехал.

— Кто еще, кроме вас, провожал Рахима?

— Его брат еще, Булат.

— Это все, что вы можете сказать по интересующему нас делу?

— Все... А чего еще?

— Добре, — кивнул Кучеренко. — Теперь слушайте, что скажет магнитофон.

Кучеренко нажал клавишу. Небольшой хрип, и следом: «Мы хотели бы точно знать... Мы хотели бы точно знать, когда он приехал к вам — каким поездом, какого числа». Пауза, легкое шипенье. Другой голос: «Я уже говорила в Аральске...» Снова пауза. Первый голос: «Вы что же, Шолпан, считаете, что мы не имеем возможности проверить правдивость ваших показаний?» Долгая пауза. И второй голос: «Одиннадцатого он приехал...»

Капитан выключил магнитофон.

— Поясняю: первый голос — мой, второй — Шолпан Аскаровой. — Чуть помедлил. — Послушаете еще, что сказал Аскаров Булат, или без того будете говорить правду?

— Ах, подлые!.. — Ежова всплеснула руками. — Они меня уговаривали, а сами... Пишите всю правду, мне-то что...

— Кто убил Мамбетова?

Этот вопрос, заданный Айдаровым негромким голосом, словно кнут, хлестнул по Джанибеку Умырзакову — парень дернулся, далеко спрятанные глаза на миг раскрылись больше обычного.

— Мамбетова? — переспросил Умырзаков дрогнувшим голосом, явно выигрывая время. — Нет, не знаю такого...

— Кличка его Звонарь. Может, по кличке знаете?

— Нет, Звонаря тоже не знаю.

Айдаров и Павлычев переглянулись, оба усмехнулись.

— Дорогой, — сказал Айдаров, — снова у вас какая-то детская игра. Но это смешно. Мы понимаем — и, может, лучше вас понимаем, — каждому задержанному или арестованному хочется от нас что-то скрыть. Мы понимаем это — мы не один год учились, гору книг прочитали — и соответственно готовимся к каждой встрече с теми, с кем столкнул нас закон... К этой встрече с вами мы тоже готовились. Постарались, например, ответить на вопрос, почему вы упорно утверждаете, будто не были знакомы с Мамбетовым. Постарались узнать и то, о чем вы договаривались с ним...

— Я не договаривался! — крикнул Умырзаков. — Я сам, я один...

— Что сам, один?.. Сам, один убил Мамбетова?

— Я не убивал! И контейнер не я... Нет, я один, один решил поехать к дяде... Я хотел позвать Звонаря, но не нашел его... Я один поехал к дяде.

— Когда же, какого числа вы поехали? — спросил Павлычев.

— Дали отгул, так и поехал.

— Значит, десятого? — уточнил Айдаров. — В среду?

— Да, десятого.

— И, значит, до ночи тринадцатого числа дотащились только до Казалинска?

— Я на товарниках, они долго стоят...

— Стоп, стоп, — Айдаров хлопнул ладонью по столу. — Остановитесь, гражданин Умырзаков, иначе такое нагородите — семь дней не разберемся.

— Я чего? Я правду...

— Стоп, — снова решительно прихлопнул Айдаров. — Вам сказали остановитесь — ну, помолчите, послушайте нас... В начале нашего разговора я говорил вам: мы к нему подготовились. Значит, нам что-то уже известно — и это надо учитывать. А вы снова за свое... Вы, например, сейчас вот утверждали, что выехали из Кзыл-Орды десятого числа и до тринадцатого, до ночи с тринадцатого на четырнадцатое число, тащились на товарниках до Казалинска. Но даже распоследний чудак не поверит в это... Во-первых, можно было спокойно взять билет...

— Денег не было... — перебил Умырзаков.

— Я же просил вас помолчать... Для пользы дела. Так вот о деньгах. Восьмого числа, в понедельник, вы получили зарплату — аванс получили раньше, — так вот восьмого вы под расчет за август месяц получили 113 рублей 73 копейки. И кто же вам поверит, что десятого у вас не было денег на билет до Саксаульской?

Парень лишь махнул рукой — а, чего тут объяснять.

— Вот-вот, — удовлетворенно кивнул Айдаров, — молчком-то оно пока лучше... Идем дальше. Ну, допустим, что все же у вас не было на билет, не нашлось десятки. Так вот, нам кажется, каждый здравомыслящий человек занял бы эту десятку, не стал бы он трое суток с лишним тащиться на товарнике лишь до Казалинска — до Саксаульской еще вон сколько. Не стал потому, что на товарнике ездить опасно, к тому же у него отгулов семь дней...

— У меня еще два выходных, — снова перебил Умырзаков.

— Много времени тратим впустую, — поморщился Айдаров. — Но посмотрим и это, коль такое дело. Значит, семь отгулов плюс два выходных — девять дней. Но если ехать такими темпами, как вы якобы ехали, до Саксаульской, потребуется пять дней да обратно столько...

— Оттуда мне дядя дал бы на билет.

— А бабушка у тебя, названная мать, — неужели хуже дяди? Неужели она не нашла тебе на билет до Саксаульской?.. Ну, отвечайте.

Парень отвернулся.

— Наконец что-то начало доходить, это хорошо, — заметил Айдаров. — Но пока мы толклись около пустячков, разоблачали ваш обман по пустяковым поводам и не двигались вперед... Теперь вот о чем. Скажите-ка ему, Владимир Петрович

Павлычев чуть подался к столу.

— Да, Умырзаков, — ровно сказал он, — то были пустяки... Нам известно, что десятого вы никуда не уехали. Вы уехали из Кзыл-Орды одиннадцатого числа. — Парень повернулся к Павлычеву — и Павлычев резко ему: — Почему говорите неправду?

— Я... Я правду.