Лукас теперь недосягаем, он учится в колледже со своей девушкой, Джеммой. Если я потеряю Бишопа, не останется никого. Мне повезло, что мой лучший друг был рядом со мной так долго, как сейчас.
Но ничто не длится вечно.
Я не могу держаться за одну и ту же рутину.
Все двигаются дальше.
Стоп.
Потирая голову рукой, я изо всех сил пытаюсь загнать меланхоличные мысли обратно в их ящик, где им самое место, где они не смогут нашептывать мне свои злые истины.
Я дышу глубоко и медленно.
Мне требуется минута, чтобы обуздать свои разрозненные эмоции, вернуть их под контроль с грани несчастной истерики, которая охватывает меня, когда я впускаю одиночество внутрь, туда, где оно может резать глубже всего.
Мои пальцы дергаются от желания схватить пачку сигарет с тумбочки.
Вот такой должна быть жизнь. Старшеклассники заканчивают школу и поступают в колледж. После этого года мы с Бишопом будем делать то же самое.
Я делаю еще один резкий вдох, который обжигает горло, и разблокирую телефон, чтобы прочитать сообщения Бишопа. Они беспорядочны, до самого нового, которое пришло минуту назад.
Бишоп: Ты упал в этот чертов писсуар? Если ты не ответишь или не выйдешь через 5 минут, я посылаю поисково-спасательную службу. Никаких брошенных братьев.
Бишоп: Ладно, думаю, ты не вернешься на тренировку. Круто. Круто-круто-круто.
Бишоп: [GIF с изображением человека, моргающего в недоумении]
Бишоп: Йоу, Дьявольский Мальчик, ты должен мне за то, что сегодня рано ушел.
Я фыркаю. Все в школе Сильвер-Лейк прозвали меня темным дьяволом, но Бишоп любит придать всему свой собственный смысл.
Девлин: Мне пришлось уйти оттуда. Судороги в ногах от этих упражнений.
Бишоп: Хорошо, ваше высочество. [Серьезно, на этой неделе я заставлю тебя тренироваться дополнительно. Я не могу дать тебе передышку, иначе парни подумают, что я уделяю тебе особое внимание. Я не твоя стерва. Кроме того, тебе нужна работа ног для первого матча.
Девлин: [средний палец эмодзи] [средний палец эмодзи] Отвали. Я всегда забиваю, и ты это знаешь.
Девлин: [ухмылка эмодзи] И ты знаешь, что я буду обращаться с тобой правильно, детка.
Бишоп: Как скажешь, придурок. КАК ДЕЛА? Хочешь потусоваться и покурить? У меня есть свежий пакет Доритос с твоим именем на нем.
Как бы здорово это ни звучало, и как бы я ни хотел потусоваться с Бишопом, курение травы, когда у меня голова набекрень, всегда вызывает у меня еще большее беспокойство и паранойю. Как будто мое тело не позволяет мне просто расслабиться. Это какая-то хрень класса А, но сегодня я не собираюсь на это бросать кости.
Девлин: Не, чувак, мне нужно поужинать у тети и дяди.
Вранье. Но они с радостью пригласят меня на ужин, если я приду. Мой желудок урчит, насмехаясь над моими придуманными планами. Если я совершу набег на кухню, мне может повезти и я найду что-нибудь. Иногда одна из домработниц любит оставлять мне лишнюю еду, которую она готовит.
Бишоп: Ладно. Увидимся завтра рано и рано для твоего наказания [смеется эмодзи].
Девлин: [средний палец emoji] [средний палец emoji] [средний палец emoji] [средний палец emoji].
Засунув телефон в карман, я спускаюсь в заброшенный дом в поисках еды. Мои шаги по лакированной плавающей лестнице — единственный приглушенный шум во всем доме. У меня возникает мысль подключить телефон к акустической системе bluetooth и включить какой-нибудь плейлист с окружающим звуком, чтобы наполнить дом шумом. Иногда это помогает заглушить удушающую тишину.
Это жутко, черт возьми, и я все еще не привык к тому, что дом принадлежит только мне. Возможно, я никогда не привыкну. Я не знаю, лучше ли это в редких случаях, когда мои родители рядом. Они держатся особняком, когда они дома, почти как будто их вообще здесь нет.
Именно поэтому я предпочитаю проводить все свое время в доме Лукаса на берегу озера.
Я бы хотел, чтобы мои родители взяли домашнее животное, а не меня, но я бы не пожелал такого обращения ни одному животному.
Кухня стерильна и ухожена, словно агент по недвижимости готовится к визиту потенциальных покупателей. Свежие цветы стоят в бетонной вазе в центре темной гранитной стойки на острове, рядом с ней лежит стопка журналов, один из которых перевернут на рецепт, как будто я думаю испечь сахарное печенье. Очень нелепо.
Уголки моего рта опускаются вниз, когда я останавливаюсь перед холодильником и заглядываю внутрь, как только открываю его.
Он полностью заполнен, но меня ничего не привлекает. Моя челюсть двигается из стороны в сторону. На средней полке стоят два контейнера с остатками пищи. Ни этикетки, ни записки, но если я единственный жилец, то не похоже, что остатки еды предназначены для кого-то еще.
Зажав мякоть щеки между зубами, я достаю телефон из тренировочных штанов. Я открываю сообщение с папой и сглатываю от одностороннего разговора, его ответы, усеивающие левую часть сообщения, очень редки. Мой большой палец нависает над клавиатурой. Не знаю, зачем я мучаю себя, умоляя его о внимании.
Он не заслуживает его. Я не хочу, чтобы он дарил его мне, не так, как раньше.
Мои пальцы все равно двигаются, как будто я одержим.
Девлин: Я попросил Фрэнка забрать мой Range Rover из школы сегодня, чтобы он мог посмотреть на него в своем магазине. Он спросил, не интересует ли тебя Ferrari F355 1994 года для нашей коллекции. Я сказал ему, чтобы он подождал. Мы сможем посмотреть на него, когда ты будешь дома.
Кажется, что прошло миллион лет, когда папа познакомил меня с автомобилями. Воспоминания далекие, туманные, на задворках моего сознания, всегда недоступные для понимания, когда я пытаюсь рассмотреть их с ясностью.
Если переключиться на мою переписку с мамой, слова приходят легче.
Девлин: Мой учитель по психологии задал тему исследования по идентичности. У тебя есть какие-нибудь книги о том, как мозг справляется с влиянием окружающей среды?
В центре моей груди сидит жгучее ощущение, лижущее грудную клетку. Я потираю его, когда кладу телефон на остров, поддерживаю свой вес на руках и опускаю голову, свесив ее над молчащим телефоном.
Гранит холодный.
Сдавайся, шепчет мой разум.
Выдавив из себя беззлобный смешок, я отхожу в сторону, чтобы приготовить что-нибудь поесть.
Пока я готовлю протеиновый коктейль на ужин, ответа нет. И только когда я промываю блендер в раковине, экран загорается, задевая глубокую часть меня, которую я держу взаперти. Ту часть, которая хранит надежду.
Ругая себя за это, я выключаю воду и вытираю руки о сложенное в несколько раз полотенце для посуды, бросаю его на стойку, а затем беру телефон.
Сообщение от мамы. Надежда, поднявшаяся на поверхность, опускается обратно. Ее слова отрывисты и стерильны, даже для смс. Библиотечная полка. Домашний офис.
Я даже не ругаюсь за полные предложения. Мой рот складывается в суровую линию.
— К черту все, — бормочу я.
Еще слишком рано идти сидеть на крыше и курить сигареты. Я провожу пальцами по рту. Я мог бы пробежаться, но Бишоп усердно тренировал нас на дриблинге. Если я буду толкаться ногами, чтобы разогнать дикое количество мыслей в моей голове, это только укусит меня за задницу на завтрашней тренировке.
Каким бы огромным ни был дом, сводчатые потолки словно поглощают меня, стены подступают со всех сторон. Мне нужно выбраться отсюда. Поездка на Пик-Пойнт звучит неплохо.
Мне нужно побыть под звездами, когда они мерцают. Они всегда очищают мой разум.
Сбегав наверх за бумажником, я направляюсь в гараж. Прежде чем я шагнул в дверь, подозрительный звук остановил меня на полпути. Один двигатель только что завелся.
Я стискиваю зубы, чтобы не почувствовать, что мое сердце колотится сильнее, а тело находится в состоянии повышенной готовности.
Что-то не так.
Мои глаза сужаются, когда я прохожу в гараж.
