Во всяком случае, по поводу неработавшего две недели телевизора в цехе не вывешивалась очередная "Тревога". А "Тревоги" — эти броские и требующие немедленного ответа сигналы-"молнии" — появлялись уже несколько раз по инициативе рабочих и штаба реконструкции. Поводов хватало: то в одном месте образовался узкий фронт работ — над каждым агрегатом висел кран, монтажникам негде было развернуться, то срывался график подводки трубопроводов к одному из прессов, то возникала проблема расширения помещения насосно-аккумуляторной станции.

В одном случае расширили фронт работ, в другом — добавили на участок сварщиков, в третьем — проявили изобретательность, самих удивившую, — умудрились загнать на станцию экскаватор "Беларусь", который копал фундаменты рядом с работающими агрегатами.

"Тревоги" чередовались с "молниями". "Молнии", писавшиеся большими красными буквами, объявляли благодарность тем, кто вел работу с опережением графика. "Молний" было больше.

— Ну как, Петр Федорович, "Тревогу" уже вывесил насчет взрывников? — спросил Калинин, когда Новиков пододвинул к себе стул и устроился у телевизора таким образом, чтобы видеть пролеты и свободно вытянуть ноги, уставшие за день беготни по цеху.

— Цель "Тревоги", чтобы ее почувствовали виноватые, а если они отсутствуют, то по кому же бить? — ответил Новиков.

— Все равно спрос с нас будет.

— Это уж точно.

— Ждать да догонять, хуже нет, — пробурчал Шаповалов.

— Что дома-то о нас подумают? — подхватил Журомский. — Спятили-де совсем мужики. Сейчас положено жен и детишек целовать, поздравлять с наступающим.

— Да не скули ты, ради бога, Геннадий Марьямович, родные нас как-нибудь поймут, а вот если план сорвем годовой — поймут ли нас в министерстве? — Калинин засмеялся, по не очень весело. Потом махнул рукой, как бы говоря, что уж лучше сейчас помолчать или касаться иных тем, чтобы не портить себе настроение.

Включили другой телевизор, передающий концерт из Москвы. Теперь можно было видеть и танцы на сцене Колонного зала Дома союзов, и движение труб по конвейеру сварки. Одновременно.

— Если б еще увидеть главного, как он взрывников ищет, совсем было бы интересно, — опять засмеялся Калинин.

— НТР в реальном виде обступает нас со всех сторон, — заметил Новиков и добавил: — Уж полночь близится, а взрывников все нет!

Но на его шутку никто не ответил улыбкой.

…Терехов привез взрывников только к десяти вечера. Даже и ругаться с ними уже не было времени. Тотчас все отправились на участок формовки, к прессу. Начали забуривать скважины, закладывать заряды. Все были так сердиты, что и разговаривать друг с другом не хотели. За работой в спешке не заметили, как время подкатило к двенадцати.

Кто-то спохватился, крикнул:

— Товарищи, через десять минут Новый год!

— Эх, не догадались бутылку шампанского захватить. Сейчас бы хватили холодненького!

— И покрепче можно было бы!

— В цехе-то? Не полагается!

— А Новый год тут на бетоне встречать полагается? Подкрановые балки обнимать?

— Ну и что! Въезжаешь в Новый год за работой. Значит, весь год все хорошо будет получаться. Примета есть.

— Иди ты со своими приметами.

Ровно в полночь, взглянув на часы, Калинин поднял руку и дал команду всем остановиться. Не сговариваясь, как-то так уж получилось, все трубосварщики потянулись и начальнику цеха, собрались вокруг него. Калинин поднял шапку над головой и произнес, пожалуй, самую короткую свою речь в цехе:

— С Новым годом, товарищи! С нашим новым цехом. Пусть все будет хорошо. И продолжим работу, ребята!

Взрыв подготовили к двум часам ночи. А около трех Новиков покинул цех. Трамваи не ходили, домой он шел пешком. К утру морозец — самый жесткий, хватал за щеки, за уши, но дышалось хорошо. Новиков смотрел на освещенные окна, не каждую ночь увидишь такое: чуть ли не из каждого гремела музыка, слышались песни.

До кинотеатра "Аврора", около которого он жил, ходьбы минут сорок, если не торопишься. Он и шагал, не торопясь, рассчитывая отоспаться утром, когда разойдутся гости.

Впервые так случилось — встречать Новый год в цехе. А что особенного? Не один он такой, работают ночные смены, люди трудятся там, где есть непрерывное производство, — на электростанциях, у домен, у мартенов. Усталость, которая разлилась по телу, и ощущение досады, что не посидел со своими за праздничным столом, — все это ерунда. Важно другое, чтобы всегда пребывала в душе радость от труда, от сознания, что сделано нечто действительно нужное и сделано хорошо. Важно, чтобы приходило почаще то теплое, почти физически ощутимое, весомое чувство удовлетворения, с которым сейчас шагал домой Новиков по своей улице Гагарина.

Приходя в трубоэлектросварочный, я сразу ощущал там приятную атмосферу. Не только в переносном, нравственном или психологическом плане, но и в самом прямом. Здесь стало легче дышать. Я чувствовал, что воздух — свежее, чище, мало чем отличается от того, что за стенами цеха, на заводском дворе.

Как-то сказал об этом Новикову.

— Миллион рублей, — ответил он.

— Что? Какой миллион? — не понял я.

— Из двух с половиной миллионов рублей, которые были потрачены на реконструкцию нашего стана, вентиляционные работы потребовали миллион, — пояснил Петр Федорович. — Вот сколько денег да и сил потрачено на очистку воздуха в цехе.

— Много!

— Еще бы! Это, между прочим, иллюстрация к тому, как в наши дни проявляется подлинная забота о здоровье людей на производстве.

— А с другой стороны, — сказал я, — доказательство того, что теперь заводы, государство могут тратить такие деньги на эту заботу.

— Конечно, — согласился Новиков. — Цех у нас, как видите, огромный, но и сварки очень много, плавящегося флюса, едких паров. У нас и прежде была система вентиляции, но значительно примитивнее нынешней. Сейчас мы ввели мощную подачу кондиционированного воздуха почти на все участки цеха.

Кондиционеры на сварочном производстве! Я подумал об этом не без удивления. А Новиков просто показал мне на кабину машиниста пресса на линии "820", мы как раз находились около нее, и, переходя на язык конкретных дел, заметил:

— Мы подаем охлажденный воздух вот в эти закрытые кабины машинистов прессов.

— В них оператору жарко?

— Жарковато.

— Даже и зимой?

— В общем-то в цехе температура всегда примерно одинаковая, вы же знаете, мы и зимой ходим в цехе в костюмах.

— А как с вентиляцией на рабочих местах сварщиков? — спросил я, когда вместе с Петром Федоровичем пошел к сварным стендам на линии "820". Ведь если без охлаждения воздуха жарко работать машинисту пресса, то сварщик, стоящий у пульта, в полуметре от рокочущей под флюсом и разбрасывающей искры вольтовой дуги, еще более нуждается в освежающей прохладе.

— Вот на пульты сварщиков мы и обратили главное внимание, — ответил Новиков. — Правда, тут две системы. На станах наружной сварки кондиционированный воздух подается по трубам, а затем он очищает, охлаждает воздух как бы на всем этом микроучастке цеха. Иначе у нас пока не получается. А вот на пультах внутренней сварки мы наш "кондишен" можем сфокусировать более точно. Там есть, да вот они, смотрите, — показал рукой Новиков, когда мы подошли совсем близко к стану, — новые остекленные кабины. Внутри, как мы говорим, "под стеклянным колпаком", сидит и сам рабочий — хозяин аппаратуры.

Петр Федорович добавил еще, что летом воздух подается в цех охлажденным, а зимой подогретым. И что в первом и во втором случае свежий воздух вытесняет загазованный и вредный. Впрочем, это было очевидно и без подробных пояснений.

Я же подумал тогда, что вот эта часть реконструкции, требующая больших затрат и прямо "не работающая" на ускорение выпуска труб, безусловно в замысле своем не обошлась без вмешательства завкома. И прежде всего Валентина Крючкова. Ему-то, много лет проработавшему сварщиком и нынешнему защитнику интересов рабочих, должна быть особенно близка забота об их здоровье.