Работы велись быстро, с помощью опытных взрывников из специализированной организации. Все надо было закончить в течение суток. Рассчитывали дело по минутам. Пока взрывали, линия стояла. К утру раздробленный бетон убирали, все готовили к пуску линии. И трубы вновь катились по рольгангам.

По той же самой системе в дни плановых ремонтов производили установку арматуры, там, где это можно было сделать, заливали бетон под новые фундаменты. Новиков всегда присутствовал при этом сам. И на такие сутки он уже заранее планировал не только график работ, но и бессонную ночь. Никто не заставлял его это делать. Просто он сам не мог уйти домой, переложив хотя бы часть своей личной ответственности на чьи-либо плечи.

Я пишу об этом периоде в жизни Новикова, о боевых для него, в полном смысле этого слова, днях и ночах с некой опаской. Всякого рода авралы сейчас не в моде, во всяком случае, в литературе. Чрезвычайные обстоятельства берутся под сомнение с точки зрения их необходимости. Всякого рода жертвенность, даже в отношении потраченного времени, по преимуществу списывается на организационную неразбериху, расхлябанность, и герои производственных штурмов, которые еще случаются, чаще всего аттестуются теперь как жертвы плановых просчетов.

Может, все это и верно. Применительно к основным тенденциям развития нашей индустрии. Налаженный ритм производства должен соответствовать налаженному ритму жизни рабочего, инженера, директора. Но всякая истина конкретна. И то, что гладко на бумаге, часто в жизни бывает осложнено обстоятельствами, в которые само Время закладывает особое содержание. В самом деле, кто же может оспорить высокую прогрессивность того, что происходило в трубоэлектросварочном цехе? Но можно ли было провести такую большую реконструкцию, остановив цех только на два месяца: сменить почти все оборудование, не снизить выполнение государственного плана ни на одну тонну и при этом не пойти на некоторое напряжение, на дополнительные нагрузки, которые легли на плечи трубоэлектросварщиков?

Всякий реально мыслящий человек скажет, что иначе поступить было нельзя. Люди работали много, больше, чем обычно. Но работали не по принуждению, а трудились с интересом и увлечением, делали все с радостью и энтузиазмом. И это чувство удовлетворения и душевного подъема, которое они испытали в результате своего труда, с лихвой компенсировало им усталость, многие часы, проведенные в цехе.

Впрочем, последнее касалось, главным образом, не рабочих, а руководителей, и больше всего самого Новикова. Он же вспоминал о миновавших напряженных днях без тени какой-либо жалобы, а наоборот, не скрывал удовлетворения. Петр Федорович по складу характера, по солдатской своей обязательности принадлежит к той категории людей, которые не любят передоверять работу и ответственность другим, стараясь побольше "переключить на себя". Вот почему он оставался по ночам в цехе, когда считал это необходимым.

"Гремят мирные взрывы в цехе", — писала в те дни заводская многотиражка. Новикову надо было торопиться. Выход он видел только в одном — в еще большей интенсивности, темпах, сноровке.

Главный пик работ наступил 22 декабря 1972 года. Время самых мощных взрывов, самого важного демонтажа и монтажа нового оборудования.

Новиков сказал мне:

— Мы остановились 22 декабря, под Новый год. А нормально поехали уже 12 февраля семьдесят третьего. Ровно пятьдесят дней! Уложились, черт побери! Скажи раньше, что так получится, сам не поверил бы!

Он сказал "нормально поехали". Это значит, пустили линию в эксплуатацию. Я обратил внимание на это гагаринское "поехали". Слово стало знаменитым и общеупотребительным на заводе. Быть может, в нем таился понятный всем знак сопричастности к высшим взлетам нашей техники?

Однако поздно вечером 31 декабря семьдесят второго года, в воскресенье, то есть только через одиннадцать дней после полной остановки линии, ни такого радостного настроения, ни спокойной уверенности в том, что срок завершающего этапа будет выдержан, у Новикова еще не было, да и не могло быть.

На этот день планировался второй и самый мощный взрыв на котловане демонтированного пресса-гиганта. В первую смену еще не успели все подготовить, управились только во вторую, ждали взрывников, а они не приехали.

Новиков решил позвонить в заводоуправление, главному инженеру, спросить, что делать.

Была уже половина пятого, над заводом сгущались ранние декабрьские сумерки. Внезапно пошел густой снег. Он валил крупными, пушистыми хлопьями, и от этого сумерки словно бы еще более усилились, а снег казался подсиненным, когда легким покровом ложился на заводском дворе.

В воскресный день, естественно, заводоуправление пустовало. Все отдыхали и готовились к бессонной новогодней ночи. Однако Терехов оказался у себя.

— Вы на заводе? — после того, как поздравил с наступающим, спросил Новиков с несколько наигранным удивлением, ибо такой же вопрос, с тем же основанием мог ему задать и Терехов.

— Причина одна, Петя, надо удостовериться, что все в порядке, а чарки мы еще успеем поднять. Как взрыв? — спросил Виктор Петрович.

— Мы готовы, а взрывников нет. Воскресенье. Боюсь, не приедут вовсе, — вздохнул Новиков.

— Думаешь, уже провожают старый год?

— А чего же? Некоторые начали уже в субботу.

— Да, я тебе скажу — новогодняя ситуация! — Терехов тоже вздохнул.

Оба помолчали. Новиков подумал о том, что Виктор Петрович может дать команду перенести взрыв на вторник, второе января. Но для цеха это будет означать потерю целых двух суток. И то, что представлялось бы возможным в любое иное время, сейчас урезало и без того предельно сжатый в пятьдесят дней срок. Новиков решил, что на это, если и последует такое предложение, он не согласится.

— Так как? — спросил Виктор Петрович.

— Надо звонить, добиваться, пусть разыщут взрывников в любом виде.

— В любом виде — не пойдет, да и что звонить, поеду сам, — принял решение Терехов. — Вы ждите, если найду хоть одну живую душу, привезу.

— Ждем.

Новиков звонил прямо с участка, а сейчас пошел к лифту в конце цеха, который поднимал на четвертый этаж, где располагались все цеховые управленческие службы. Поднялся, прошел по коридору, открыл дверь в кабинет начальника цеха. Сам Калинин, механик участка формовки Шаповалов, наладчик Журомский, сварщик Митя Арзамасцев и еще несколько человек находились здесь. Все ждали и решили пока не уезжать с завода.

Любое вынужденное ожидание — томительно. А уж в предновогодний вечер, всегда волнующий одним сознанием того, что год нелегкий, интересный, насыщенный событиями прошел и наступает новый, тоже со своими огорчениями и радостями, с исполнением или неисполнением желаний, планов, надежд, ждать особенно трудно.

Необычное это состояние, охватившее всех, кто сидел сейчас в кабинете Калинина, усиливала еще и тишина в конторе, непривычное безлюдье. Рабочие были только внизу, в пролетах действующей непрерывно линии "1220", там еще трудилась вторая смена, которая к одиннадцати вечера должна была уйти, уступив место ночной.

Чтобы как-то рассеять невольно накапливающееся раздражение, Калинин включил телевизор. Большой черный ящик стоял у окна, выходившего на заводской двор.

— Ага, заработал, Сергей Алексеевич, а я и не знал! — сказал Новиков, взглянув на приемник служебного и внутрицехового телевещания, который показывал только одну программу, а именно — программу выполнения производственного плана. На голубом экране обозначились очертания пролета формовки, рольганги, по которым катились трубы. Нажимая кнопки, на экран можно было вызвать любой участок трубоэлектросварочного.

Конечно, красиво и удобно, особенно это впечатляло гостей цеха, но видеть — этого начальнику цеха маловато. Телевизор пока не предоставлял возможности прямого вмешательства и еще более важного непосредственного общения с людьми. Правда, иногда выручала комбинация телевизора с телефоном, когда для того чтобы лишний раз спуститься в цех, уже просто не хватало времени.