— Уж больно дешево хочешь продать такого человека, как Канаев, — не сразу ответил Васька.

— А сколько же, по-твоему? — обрадовался Лаврентий, что Васька стал торговаться.

— Две, три тысячи.

— Разорить меня думаешь!

— Твоя мошна не разорится от этого, еще накопишь.

— Сердца у тебя нет, Васька. Сколько я тебя кормил, одевал, вместо отца тебе был…

— И воровать вместо отца научил?

— Мало ли на тебя я истратил, — продолжал Лаврентий, не отвечая на его замечание. — Кем бы ты был без меня?!

— Человеком!

Немного помолчали. Но Лаврентию не хотелось на этом прекращать почти законченное дело, и, возвращаясь к прерванному разговору, он повторил несколько раз:

— Пусть будет по-твоему, пусть будет по-твоему. Убьешь из моего обреза…

— Подвези-и-и-и-те! — вдруг раздалось у самых саней. Лаврентий так и застыл с разинутым ртом. Путник не стал ожидать приглашения, сам прыгнул в сани.

— Это ты, Лабыренок?! — воскликнул Васька, узнав Николая Пиляева. — Чего тебя ночью таскает?

— Поезд поздно пришел: не на станции же ночевать.

— А, понимаю, к жене торопишься.

Васька был спокоен, как будто до этого у него с Лаврентием шел самый обычный разговор. Его, видимо, совсем не беспокоило, слышал или не слышал Николай их последние слова. Но Лаврентий до сего времени не мог прийти в себя и в душе ругал неожиданного попутчика. «Чтоб тебя сто морозов обморозили где-нибудь в пустом поле», — шептал он себе под нос.

— Ты теперь совсем или только на побывку? — спросил Васька.

— Там видно будет, пока на каникулы отпустили, — ответил Николай.

— Что же Гарузов не едет с тобой?

— Чего Гарузову езжать сюда, у него в городе теща, чуть чего — туда бежит. Тяжеловато, брат, в городе учиться, кормежка плохая, да и вообще я тебе скажу: пустое это дело — учеба… Дома куда лучше.

Долго еще распространялся Николай о бесполезности учения и о преимуществах найманской сытой жизни перед городской. Но его собеседник, Васька, под конец перестал ему отвечать, погрузившись в собственные мысли. Он думал о далеком, красивом и большом городе, где можно с деньгами хорошо пожить. А Лаврентий все мучился: слышал или не слышал этот несносный болтун их слова о покушении на Канаева?

В избе у Лабыря стояло пять прялок. От расчесывания кудели пыль поднималась до самого потолка. Сквозь нее огонь висячей лампы тускло желтел. За тремя прялками сидели подруги Агаши, за четвертой — сама Агаша, пятая же стояла без хозяйки — Лизина. Пелагея сидела под самой лампой и чинила рубаху мужа. Она то и дело поглядывала в сторону пустующей прялки и тяжело вздыхала. Время уже было позднее, а Лизы все не было.

После отъезда мужа в город Лиза недолго выслушивала наставления сердитой свекрови. Ее потянуло к людям. Только теперь Лиза почувствовала всю тяжесть женской доли. В девушках она и представления не имела о том, что творится в некоторых семьях. В доме у отца не было резкого разделения на старших и подчиненных, а у Лабыря это встало перед ней в самом безобразном виде. Выйти куда-нибудь — надо спросить, как шагнуть, что сделать, опасайся: может, не понравится. Но Лиза не могла смириться с такими порядками. Началась упорная борьба.

Раз Лиза, выйдя после обеда из-за стола, не перекрестилась. Пелагея заметила ей это.

— Я комсомолка и молиться не стану, — ответила Лиза.

— Такой ты была в девушках, до замужества.

— А теперь что мешает?

— То, что ты жена и моя сноха! У меня в семье еще не было этого, чтобы из-за стола вставали, не перекрестив лоб!..

Пелагея прочитала целое наставление. Лиза смолчала. Но на другой день повторилось то же самое. Разразился целый скандал. Лиза даже ушла из дому, но не сдалась. Несколько дней продолжалось так, пока Пелагея не утихомирилась. Лиза радовалась первой победе, но отношения со свекровью были испорчены. Пелагея теперь обращалась к ней только через третьих лиц. Лиза не остановилась на этом. Ей приходилось бывать в клубе, а Пелагея разрешала отлучаться в сумерки только на час. Лиза каждый день этот час все удлиняла, пока наконец не стала пропадать целыми вечерами. Снова началась война. Пелагея всякий раз встречала ее руганью. Лиза не отвечала и молча продолжала делать свое дело. Иногда за Лизу заступался Лабырь, но это бывало весьма редко, Пелагея и ему не давала раскрыть рта. Лиза только теперь увидела, что этот на людях веселый балагур дома целиком находился в руках жены. Агаша тоже была на стороне Лизы, но чем она могла помочь ей, если и сама как огня боялась матери.

— Делай ты при ней, как велит, а за глаза плюй на нее, — учила ее Агаша.

— Не умею я, Агаша, врать, не люблю неправды.

— Никакой неправды здесь нет. Надо же как-нибудь угодить ей, коли она на все село одна такая. Ведь житья тебе не даст.

— Ничего, у меня хватит сил против нее, не дам себя в обиду.

Пелагея и сама понимала, что со снохой ей, пожалуй, не сладить. Раза два набрасывалась она на нее с кулаками, но Лиза не далась. Несколько раз вечерами до ее возвращения из клуба выкидывала прямо на улицу ее постель. Тогда Лиза заявила, что если та сделает это еще раз, — уйдет к отцу и жить у них не будет. Это подействовало. Пелагея стала осмотрительней в своих поступках. Всем соседям она давно прожужжала уши, что сноха не ко двору, что сноху испортили, что с ней нет сладу. Николаю она посылала письмо за письмом и звала его домой.

Тяжело было Лизе. Но она не жаловалась ни отцу, ни матери. Ведь она сама необдуманно обрекла себя на это мучение. И только иногда была откровенна с Таней, советуя ей никогда не выходить замуж. А однажды, как бы шутя, спросила:

— Вот выйдешь замуж, как ты поступишь, если тебя муж побьет?

— Меня?! Я этого не могу представить.

— А все-таки? Ведь есть же мужья, которые бьют своих жен. У нас в Наймане такие сплошь и рядом.

— Этого со мной никогда не случится. Как это меня будет бить человек, который меня любит и которого я люблю?

— Но ведь мужья бьют жен!

— Это не мужья, с таким я ни одного дня не осталась бы под одной крышей.

— А меня побил Николай, — тихо сказала Лиза.

— И ты стерпела?

— Да, стерпела. Но теперь, мне кажется, больше этого никогда не стерплю.

— Эх, Лиза, Лиза, — вздохнула Таня. — Ты на меня не сердись, но твой Николай нехороший человек, на всякую пакость способен. Ты знаешь, что рассказывала мать, когда приезжала ко мне: он под именем Захара несколько раз бывал у наших.

— Как бывал? — не поняла Лиза.

— Очень просто, приходил и называл себя моим женихом, занимал у них деньги. Я об этом написала Захару, он мне ответил, что хотел поколотить его, но тот заранее пошел на него жаловаться. Вот он какой у тебя…

— У меня… мой… — тихо отозвалась Лиза, и слезы навернулись у нее на глазах.

Всеми силами желала помочь ей Таня, даже советовала ей вернуться в дом отца. Пелагее не нравилась дружба ее снохи с Таней. Раза два прямо в доме Сергея Андреевича она затевала ссору, обвиняя Таню в том, что Лиза совсем отбилась от рук, пропадает целыми вечерами, не признает ни власти бога, ни свекрови.

Возвращение Николая для всех, кроме Пелагеи, явилось неожиданностью. Лабырь от удивления даже раскрыл рот, когда в дверях появился сын. Он сидел на краю печи и, посасывая трубку, отогревался после целого дня работы в лесу. Некоторое время он молча смотрел на сына, потом спросил:

— Ты почему это?

Мать бросилась ему навстречу. Прялки девушек затихли. Николай сбросил пиджак и-обвел избу взглядом.

— Лиза где? — спросил он, заметив пустующую прялку.

Ему никто не ответил. Прялки зашумели снова, как бы старались заполнить тишину.

— Ты почему это? — повторил свой вопрос Лабырь.

— Проведать вас приехал, каникулы у нас начались.

— Да ведь ты же писал, что у вас их не будет.

— Ну, мало ли чего я писал, — отговорился Николай и спросил более настойчиво: — Где же Лиза?