Однажды поздно вечером, проводив Таню, Захар задержался под окном Сергея Андреевича. Из-под навеса сарайчика, что возле ворот, доносился сдержанный говор. Захар узнал голос Николая. В руках он держал свернутую цигарку: спичек в кармане не оказалось. Решил заглянуть под навес, попросить прикурить у Николая. Там сидели на старых перевернутых дровнях Николай и Лиза.

— Спичек у тебя нет? — спросил Захар, останавливаясь у входа.

— Я и сам до смерти хочу курить, вот табаку нету, дай на цигарку, а спички сейчас нам Лиза вынесет.

— Да не стоит, — начал было Захар. — Я думал, у тебя есть.

— Погоди, сейчас вынесет.

Лиза в темноте отодвинула в заборе доску и полезла во двор.

— Видишь, где у моей невесты вход, — проговорил Николай. — Это она чтобы домашних не тревожить. И хитрый же народ эти бабы.

— Невеста, говоришь? — переспросил Захар.

— А чего же? У нас с ней, брат, все слажено, не сегодня-завтра свадьбу сыграем. И задатками обменялись: она мне дала свой шелковый платок, зеленый с бахромой, ну, а я ей сатиновую рубаху отдал. Так что у нас дело на мази.

— А как же с учебой теперь? — спросил Захар.

— О, до учебы еще далеко — целых два месяца, можно не одну свадьбу сыграть.

— Скучать там в городе по невесте не будешь?

— В гости к нам с Таней будут ездить.

Немного помолчав, он спросил:

— В дружки ко мне пойдешь?

— Не знаю, никогда я не бывал дружкой, но уж если ты непременно хочешь меня — что ж, пойду.

Доска в заборе опять скрипнула, возле них появилась Лиза. Она сама зажгла спичку и дала им по очереди прикурить. Захар мельком взглянул на освещенное лицо Лизы, и ему подумалось: «Не в свой лапоть обувается девка».

— Ну, бывайте здоровы, — произнес он вслух. — Мешать вам больше не буду.

Он вышел из-под навеса, оставив их одних.

Пиляевы готовились к женитьбе сына. Свадьбу хотели сыграть по всем эрзянским обычаям. День для сватовства выбрала сама Пелагея: середину недели. Сразу после обеда она послала мужа к Канаевым, чтобы пригласить с собой на сватовство и своего зятя, Григория, Пиляевы не совсем твердо были уверены, что Сергей Андреевич согласится выдать свою дочь в их дом. Значит, сватовство следовало провести особенно умело. Григорий там будет не лишним. Неплохо напомнить в доме девушки, кто ей придется родней. С этим был согласен и Лабырь и не стал перечить, когда жена послала его к Канаевым. Конечно, Николай и Лиза могли бы пожениться «самокруткой», то есть Николай просто привел бы к себе домой Лизу, переночевала бы она с ним, а потом уж родителям волей-неволей пришлось бы согласиться. Такие свадьбы в Наймане происходили часто, когда родители девушки почему-либо не соглашались выдавать дочь. Случалось и так, что невесту уводили против ее воли, крали. Соберутся братья и близкие товарищи жениха, запрягут лошадь порезвее и едут поздно вечером к дому нареченной девушки. Какую-либо из подруг подговорят, чтобы та вызвала ее из дома, а тут уж стоят наготове и, как только девушка появляется на улице, ее хватают, сажают в сани или на телегу, смотря по времени года, и увозят к себе домой.

С Лизой не было надобности так поступать, она сама соглашалась выйти за Николая. Дело было только за родителями, которых следовало как-нибудь уломать.

Лабырь двинулся к Канаевым.

— Да смотри не пропади там, — говорила Пелагея, провожая его. — А-то станешь где-нибудь небылицы рассказывать.

Канаевы только кончили обедать, когда к ним вошел Лабырь. Сам Григорий прилег на конике, Марья убирала посуду.

— Немного не подоспел, Константин Егорыч, — сказал Григорий, поднимаясь.

— Я и сам только сейчас из-за стола, — ответил Лабырь, присаживаясь на лавку. — По делу, Григорий Константиныч, зашел.

— Давай, давай, выкладывай. Большое дело?

Лабырь сначала набил табаком трубку, прикурил и, пустив тонкую струйку синеватого дыма, проговорил с не свойственной ему серьезностью:

— Дело большое, и твоя помощь в нем необходима.

— И вправду, наверное, большое, коли так начинаешь, — усмехнулся Григорий непривычной серьезности тестя.

— Пойдем к нам невесту сватать.

— Невесту? Кому?

— Спрашиваешь — Конечно, не себе. Сыну. Время уж… Хватит ему по улицам гоняться.

— Да ведь он же учиться поедет.

Канаев даже привстал.

— Я думаю, одно другому не мешает, — сказал Лабырь.

— А вот я на твоем месте не разрешил бы ему сейчас жениться. Пусть сначала едет учиться, а после видно будет, — не сразу ответил Григорий.

— Прямо говоря, и я так думал, да что поделаешь, коли жениться приспичило. — Лабырь усмехнулся. — Да еще мать настропалила, девушка уж больно гожа, по сердцу ему, знать, пришлась.

— Она же никуда не денется, девушка-то ваша, — вмешалась в разговор Марья.

— Видишь ли, боится, что за другого выйдет. Поговаривают, что Дурнов за своего сына хочет ее сватать.

— Кто же девушка? — спросил Григорий.

— Сергея Андреича, Лизка. Огонь-баба будет. Да ведь и сами, Григорий Константиныч, в его пору мы уже женаты были. Покойный отец вожжами меня порол, чтобы женился. Что же я буду препятствовать?

— Все же не советовал бы, — отозвался Григорий, опять садясь на коник.

— Ну как, пойдешь с нами? — немного погодя спросил Лабырь.

— Сватать-то? Я уж и не знаю, что делать. Вот Марья пойдет, она лучше меня поможет в этом.

— Марья особо пойдет.

— Грише нехорошо ходить по таким делам, — вступилась Марья за мужа. — Это, поди, все мать придумала. Ну, чего он пойдет туда?

— Гриша — сила, — возразил Лабырь. — Против него Сергею Андреевичу не устоять.

Поговорили еще. Лабырь ушел, добившись от Григория согласия. Однако Марья после ухода отца стала отговаривать мужа.

— Не суйся ты в это дело, без тебя как-нибудь сосватаем, — говорила она. — Ты знаешь, какая у нас семья, уживется ли в ней Лиза? Потом тебя будут винить, что вот мол, сосватал…

— Парень-то уж больно Николай не того… — отозвался Григорий, соглашаясь с женой.

Вечером Марья одна пришла к родителям. Здесь уже все собрались. Ждали вестницу, посланную узнать, примут ли сватов. Лабырь сидел у стола в новой вышитой рубахе, с расчесанными на пробор волосами. На столе, на белой скатерти, лежал каравай ржаного хлеба и деревянная солоница. В углу под образами стояли литр водки и кувшин самогону. В избе собралась родня Лабыря: сосед Цетор, Филипп Алексеевич с женой. У двери стояли несколько подруг Агаши. С ними шутил и украдкой от матери заигрывал Николай. Сама Пелагея была одета в длинную широкую руцю с яркими вышивками на груди, на рукавах и по подолу. Широкий ворот скреплен крупной подковообразной застежкой — сюлгамо. Узорчатый кокошник ее был расшит мелким бисером. Из-под кокошника опускались на шею аккуратно собранные концы белого, вышитого по краям платка. Для столь торжественного момента Пелагея не пожалела своих лучших нарядов. Все находящиеся в избе толковали о плохих и хороших сторонах характера Лизы. Таков обычай. Когда собираются сватать невесту, сначала обсудят все ее достоинства и недостатки.

— А Гриша где? — спросил Лабырь, как только Марья появилась в избе.

— Ему чего-то недосуг, сказал, чтобы его не ждали.

Пелагея недовольно покосилась на Марью и, заметив, что дочь пришла в сарафане, накинулась на нее:

— А ты-то чего так вырядилась? Ворон, что ли, пугать на огороде собралась? Зачем оделась не по-людски?!

— Не надо, Пелагея, начинать с крику такое дело, — вмешалась жена Филиппа. — Ладком давайте да мирком. А ты, любезная, сходи переоденься, пока не пришла посланная. Она уже вот-вот должна подойти.

— Недосуг ему, дела у него, — ворчала недовольная Пелагея. — Сто дел ради этого надо бы оставить.