Марье пришлось сбегать домой, одеться по-эрзянски. Когда она вернулась обратно, здесь уже готовы были к выходу. Посланная в дом невесты крестная мать Николая рассказывала, как ее встретили. Кончив рассказ, она вытащила из просторных малиновых рукавов грязную мочалку, которой вытирали стол или лавки.

— Насилу удалось стащить, — сказала она, показывая свою добычу. — Теперь уж девка у нас будет. Сначала долго все отказывались принимать, но потом чую, что дело на лад идет.

— Стало быть, не отказались? — спросил Лабырь. — В таких случаях прямо не говорят.

Пелагея зажгла перед образами восковую свечу. Все встали, начали молиться. Лабырь стоял около жены. Его взгляд невольно остановился на горлышке посуды с водкой, запечатанной красным сургучом. В середине молитвы Пелагея обернулась к Николаю и рукой, которой крестилась, погрозила ему, чтобы он подошел ближе, не прятался от молитвы. Николай со смущением взглянул на девушек, но послушался и встал рядом с матерью.

— Тоже комсомолец, а сам молится, — шепотом заметила одна из девушек; они осторожно захихикали.

Когда молитва закончилась, Пелагея взяла со стола каравай, а Лабырь — литр водки и кувшин с самогоном. Чтобы никто не перешел им дорогу, пошли задами. Было уже довольно темно. На небе сверкали яркие осенние звезды. Ветер дул с востока, было свежо.

Прежде чем войти в избу Сергея Андреевича, остановились в проулке. Одна из женщин подошла под самые окна и стала прислушиваться, о чем говорили в избе. Это было очень важно, надо было, чтобы там обязательно произнесли одно из имен пиляевской семьи. Улучив момент, подслушивавшая женщина подозвала остальных, и все они пошли в избу.

Семья Сергея Андреевича старалась показать, что совсем не знает и не понимает, зачем к ним пожаловали в такой поздний час. Сам Сергей Андреевич сидел на краю печи, разутый и с расстегнутым воротом. Лиза сразу же юркнула в чулан. Только мать Лизы вопросительно смотрела на гостей. Лабырь с женой встали под матицей и начали сосредоточенно креститься на образа, от них не отставали и пришедшие с ними.

— Что скажете? — проговорил Сергей Андреевич, когда те кончили молиться и стали посматривать на лавки, ожидая приглашения сесть.

— Дело с вами мы начали, теперь пришли доделывать, — выходя на середину избы, сказала крестная Николая, не раз побывавшая здесь в качестве свахи.

— У тебя, Сергей Андреевич, есть дочь, — поддержал ее Лабырь, — а у нас сын. Значит, по рукам. Что здесь много толковать, я лишних слов говорить не люблю…

Все невольно улыбнулись, хорошо зная, как он не любит много говорить. Кончив, может быть, единственную за всю свою жизнь короткую речь, Лабырь достал из кармана трубку и уже примерился стукнуть ею об край лавки, чтобы выбить оставшуюся в ней золу; но Пелагея внушительно дернула его за рукав зипуна. Трубку пришлось спрятать обратно. К этому времени Сергей Андреевич надел валенки, слез с печки и подошел к столу.

— Пришли хорошее дело делать, доброе дело ладить, а то оно у нас еще не сделано, еще не слажено, — заговорила Пелагея и сразу же перешла на речитатив:

Пока Пелагея полунапевом произносила все это, остальные молчали, вслушиваясь в ровное течение ее голоса. После нее тут же заговорила крестная Николая.

— Каяться вам не из-за чего будет: дочь ваша войдет в лучшую семью села. Кто не знает родителей парня, кто не знает самого парня — барина: нравом тихий, собой пригожий, телом здоровый, к каждому делу сноровку имеет, грамоту знает, товарищи его — все люди Совета…

Сергей Андреевич с женой и рта не успели раскрыть, как пришедшими все уже было сказано, жена Сергея Андреевича только и нашлась промолвить:

— У нас девушка еще молода, куда ей замуж?

— А наш парень разве с бородой ходит? Ведь он только на два лета раньше ее рожден, — ответила ей Пелагея.

— Одна останусь дома, помогать мне некому будет, — опять нерешительно отозвалась хозяйка.

— Девку, любезная, не будешь всю жизнь держать около себя, ей самой надо гнездышко свить, — поддакнула одна из женщин.

— В таком деле сначала надо спросить саму девушку, может, она и замуж-то не хочет, чего нам зря рядиться и торговаться? — сказал наконец и Сергей Андреевич.

Сваты все еще стояли. Сергей Андреевич пригласил их присесть.

— Ну-ка, выйди-ка сюда, доченька, — повернулся Сергей Андреевич к чулану, где укрылась Лиза.

— Да уж так бы не пришли, если бы у них с женихом не все слажено было, — сказала крестная Николая.

— Слажено у них или нет, я этого не знаю. Мне надо услышать от нее самой. Выйди сюда, Лиза! — позвал Сергей Андреевич настойчиво.

— Коли на то пошло: вот их сговор!

Крестная Николая вынула из-за пазухи шелковый платок Лизы, зеленый с кистями, и развернула перед Сергеем Андреевичем.

— Выходи, тебе говорят, из чулана! — сердито крикнул он, но, когда Лиза появилась перед людьми, мягко сказал ей: — Сватать тебя пришли. Не прячься, твоя участь решается. Я тебя неволить не стану. Теперь не те времена, когда девушек выдавали, не спрашивая их согласия. Как скажешь сама, так и будет. Пойдешь за Николая?

— Парня знаешь, не сторонний какой-нибудь, вместе росли, — вмешалась крестная Николая.

— По рукам, Сергей Андреич, чего тут? Разольем вино и сватьями станем. Не корову, поди, у тебя торгуем, — поддержал и Лабырь.

Пелагея точно только этого и ждала: хлоп каравай на стол. Рядом с караваем Лабырь поставил водку и кувшин самогона. Крестная Николая кинулась к Лизе и что-то стала нашептывать ей на ухо.

— Вместо матери тебе буду, серебряный мой кусочек, — промолвила Пелагея.

— Говори же, или у тебя язык отнялся? — спрашивал Сергей Андреевич молчавшую дочь.

Происходила ли в ней какая-нибудь борьба, сомневалась ли она в эту минуту, принимая окончательное решение? Трудно сказать. Ее лицо полыхало от смущения, опущенные вниз глаза были скрыты под длинными густыми ресницами. Наконец она, шевельнув губами, сказала тихо:

— Выйду за Николая…

— Ты это хорошо подумала? — спросил отец.

На его лице мелькнула тень неодобрения, лоб покрылся мелкими складками, глаза сузились. Мать Лизы уголком платка вытирала слезы.

— Выйду за него, — громче и настойчивее повторила Лиза и тут же убежала в чулан.

— Ну и делу конец! — обрадовался Лабырь и бросился к кувшину, но успел только вынуть затычку.

— Погоди ты со своим вином, — опередила его Пелагея и оттолкнула от стола. — Надо все по порядку, как у добрых людей.

Все встали. Мать Лизы засветила свечку и поставила перед образами, стали молиться. Потом Лабырь всех попросил к столу, а Пелагея прошла к невесте в чулан. Вскоре оттуда послышался ее речитатив: