— Вот это прокатил!

— Обвенчал, нечего сказать, вишь, как разукрасил себе лицо. Как еще шею не сломал. Дивное дело: на таком скаку прыгать из телеги!

— Ты хоть лицо иди сполосни, а то в таком виде поп Гавриил и в церковь тебя не пустит.

Вскоре прибежал хозяин жеребца, которому уже успели сообщить о происшествии.

— Убили, убили жеребца с ихней свадьбой, — повторял он, тяжело дыша. — Век вам не заплатить его цену, двум домам не заплатить!

— Ничего твоему жеребцу не сделалось, — сказал Николай, уже успевший привести себя в порядок. — Самих нас чуть не перебил.

— Вам и цена-то такая! — сердито бросил Дурнов.

Николай, прижимая к разбитому носу платок, хотел шагнуть к Дурнову. Он куда смелее чувствовал себя сейчас, когда стоял на твердой земле. Но Лиза удержала его.

— Пойдем, Данилыч, не связывайся с ними, — шепнул Кондратий Дурнову. — Заведи жеребца во двор, пусть немного остынет.

— Всегда вот так, Кондратий Иваныч, ты им добро делай, они тебе отплатят злом, — ответил тот, а про себя подумал, что обещанный пуд ржи теперь, наверно, пропадет.

Народ гурьбой тронулся к церкви за женихом и невестой. Лига все еще никак не могла прийти в себя. Колени у нее дрожали, а с лица не сходила бледность. Она неуверенно шла рядом с Николаем, время от времени посматривая на его распухший нос и ободранную щеку. Николай же, словно с ним ничего не произошло, торопился в церковь, где их ожидал поп Гавриил.

Оставив свадебный поезд, Захар направился к дому Сергея Андреевича. Ему было не по себе. Он не считал Николая своим другом, но все же тот был комсомольцем. Было обидно, что он поддался уговорам стариков и старух, пошел венчаться в церковь. «Ведь это позор для всей ячейки, — рассуждал Захар. — Что теперь будут говорить в селе… И я тоже хорош, ввязался в это дело…» Захар шел и ругал себя за участие в свадьбе, как будто от него что-либо зависело.

В доме Сергея Андреевича вся его родня готовилась идти в гости к Лабырю. Захар заглянул в комнату Тани, но ее там не было. Однако ее пальто висело на обычном месте — значит, она вышла куда-нибудь недалеко.

— Ты Таню ищешь? — проходя мимо, спросила жена Сергея Андреевича. — Она в саду.

Таня сидела под кустом корявой черемухи. Поверх легкой жакетки на ее плечи был накинут шерстяной платок. На ветках черемухи только кое-где дрожали пожелтевшие листья, да и они, казалось, вот-вот сорвутся и улетят с порывом холодного ветра. Посеревшая лужайка сада была покрыта багровыми листьями яблонь. Оголенный сад казался пустынным и скучным.

— Что же вы ушли со свадьбы? — спросила Таня, когда Захар подошел к ней.

— Надоел мне этот бестолковый шум, — сказал Захар, присаживаясь рядом.

— Почему бестолковый? — не согласилась Таня. — Мне кажется, что в этой свадебной суматохе имеется какая-то строгая определенность. У нас, у русских, свадьбы проходят проще, но у эрзян — куда интереснее. Это какая-то сложная постановка.

— Какая уж там постановка, одна толкотня. Разорится с этой свадьбой Константин Егорыч Пиляев — это точно, — сказал Захар. — Надо же такую ораву накормить.

— Я хотела сходить посмотреть, как это идет в доме жениха, но мать Лизы предупредила меня, что родне девушки сейчас нельзя туда. Видите, и здесь соблюдается некий порядок. С горными, говорит, пойдешь. А что такое горные?

— Не знаю, как вам это объяснить. Горные — это родня девушки, которая идет в гости в дом жениха.

— Ну вот, я и пойду как горная, — сказала Таня, рассмеявшись. — А что вы какой-то грустный, совсем не праздничный?

— Все же комсомолец этот Николай плохой, — не сразу отозвался Захар.

— Это не новость.

Они помолчали. На тропинке, идущей за огородами, показался Иван Воробей. Он шагал не торопясь. Его прямая, стройная фигура как-то непривычно ссутулилась, точно на неокрепшие плечи свалился непомерный груз. Маленький козырек истасканной фуражки был надвинут на самые глаза.

— Позовите его, — сказала Таня.

Захар окликнул Ивана, тот свернул к ним.

— А я тебя ищу, — оживленно сказал он Захару. — Надо поговорить об одном важном деле. Уезжаю, друг…

— Куда? — спросили одновременно Таня и Захар.

— Вот как раз насчет этого я и хотел потолковать. Ты в прошлом году… — начал было Иван, но остановился, взглянув на Таню. — Мне бы, Захар, с одним с тобой…

— Ты что, стесняешься Татьяны Михайловны или у тебя секрет от секретаря ячейки? — спросил Захар.

— Какой там секрет! Думал, что ей просто неинтересно будет.

— Опять неверно говоришь, Иван, как же мне неинтересно? — вмешалась Таня.

— Я насчет места работы хотел спросить. Захар вон зимой работал, говорил, что там хорошо, народ дружный. Так вот я хотел бы поехать туда…

— Зачем тебе уезжать, Ваня? — перебила его Таня.

— Поехать туда, конечно, можно, — сказал Захар. — Не мешает ему немного встряхнуться. Что он здесь хорошего видит, нанимаясь каждое лето в пастухи? Только вот, Иван, руки-то у тебя немного тонковаты для тяжелой тачки, им бы на дудочке играть.

— Дудки теперь нет, разбил я дудку-то. Стукнул об косяк.

Захар и Таня переглянулись.

— Лизку-то дурновский жеребец чуть не убил, — сказал Иван после некоторого молчания.

Его собеседники застыли в немом ожидании.

— Как ты слез с телеги, — рассказывал Иван, — он и понес их. Потом этот вылетел на дорогу, а Лизка одна осталась в телеге… Ничего, все обошлось хорошо… Прокатил он ее как следует!.. Табаку у тебя нет, Захар? Я свой кисет где-то затерял…

Захар никак не мог прийти в себя от удивления. Изумлена была и Таня.

— Как же это? — наконец спросила она.

— Не удержал он жеребца-то, — ответил Иван. — Скотина — она существо умное, сразу почувствует, в каких руках находится.

— Вот уж не думал, что у них этим кончится, — произнес Захар.

— Так ты того, напиши мне письмо или записку своим друзьям, чтобы это, значит, они меня приняли к себе, — сказал Иван, снова возвращаясь к своей просьбе.

Пока Таня ходила за бумагой, друзья закурили.

— Ты, друг, не больно-то из-за нее кручинься, не стоит она тебя, коли на этого шалопая польстилась.

— Теперь уж нечего кручиниться, все они дуры, девки-то…

Захар написал письмо своим товарищам по артели, с которыми работал на строительстве, рассказал Ивану, как туда ехать.

— Это неплохо, что надумал уехать отсюда, — сказал Захар, заканчивая свои объяснения. — Может, вылечишься, а может, и нет, смотря как зацепило. По себе сужу…

Таня закусила нижнюю губу, чтобы сдержать улыбку. Она-то хорошо знала, от чего хотел излечиться Захар, когда уезжал из Наймана.

Вскоре Иван ушел.

— Ты не замерзла? — спросил Захар, когда они опять остались вдвоем, и взял ее руки в свои ладони. — Дай погрею немного.

Таня придвинулась к Захару и дернула плечом, чтобы поправить сползший платок. Вечерело. Сумерки черными хлопьями опускались на дворы и дома, на оголенные и пустующие сады.

Спустя неделю после свадьбы Николая и Лизы комсомольцы на собрании поставили вопрос об их недостойном поступке — венчании в церкви. Собрание было шумным. Большинство комсомольцев согласились с Захаром и Таней, возбудившими этот вопрос, и высказались за исключение Николая из комсомола. Лиза на собрание не пришла. Николай вел себя вызывающе, высокомерно. Он и не старался защищать себя. Когда же решение было принято, Николай демонстративно оставил собрание, заявив, что, коли на то пошло, он и без комсомола обойдется. Однако он вскоре одумался, опасаясь, что исключение помешает его учебе. Чтобы предотвратить нежелательные последствия своего поступка, он пошел посоветоваться к Канаеву.

Тот был согласен с решением собрания.

— Я здесь ничем не могу помочь тебе, — сказал он. — Считаю, что комсомольская ячейка поступила правильно, исключив тебя. Сколько я тебе говорил перед свадьбой: не слушайся ты отсталых старух, живи своим умом. Разве плохо было бы, если бы ты подал пример для найманской молодежи — жениться по-новому, без попа…