— Считаешь, что время на твоей стороне? — Черные глаза фарга по-прежнему ничего не выражали. — Думаешь, скоро закат, а в темноте нам будет сложнее наделать в вас дыр? Тянуть время вздумал? Или же ты понял, что с этой раной на роже тебе уже не повоевать, и остается только трепать языком. Думаешь, обхитрил меня? Я все понимаю. Обещаю, ваш поход закончится еще до захода солнца.

Кенрон признался себе, что обе догадки фарга попали точно в цель. Он собирался тянуть время. Раз фарг догадался об этом плане, он наверняка прервет разговор, как только поймет, что настало время для последней атаки.

— Ты ошибся, я никогда не был человеком или кобольдом, — продолжил фарг. — Я всегда был, как ты изволил выразиться, тварью.

— А говоришь, как человек и знаешь мое имя.

— Многие в лесу знают тебя, — сказал фарг. — Не ты убил больше всех зверей. Однако, ты одолел многих из тех, кого лес отметил, как сильнейших. Ты даже стал охотиться исключительно на них, брезговать слабой добычей.

— Зеннат платит не за туши, а за магию, что в них скрыта, — сказал Кенрон, он словно объяснял лесному зверю, зачем дайгонцы на них охотятся и чувствовал себя при этом крайне неловко. — Можно убивать меньше, а зарабатывать больше, если не боишься опасностей.

— Лес слышит все, что говорят дайгонцы, — сказал фарг, — запоминает и может наделить этими знаниями любого своего слугу, которого сочтет достойным. Лес запомнил тебя и рассказал мне о твоих деяниях.

Кенрон почувствовал, что голова у него идет кругом. Кровь по щеке все еще сочилась, пусть и медленнее, чем минуту назад. Рана должна была его измотать уже совсем скоро, но сейчас он чувствовал слабость скорее из-за того, что одно потрясение шло за другим. Птица не просто говорила, она утверждала, что лес и вправду разумен и следит за охотниками, зашедшими в него. Сейчас единственное, о чем Кенрон жалел, так это о том, что узнает все это от врага, а не от друга и о подробном расспросе не могло быть и речи.

— У нас говорят, мол лес сделал то, лес сделал это, — сказал Кенрон. — Но никто всерьез не считает лес разумным. Никто никогда с лесом не разговаривал.

— Разве? — в голосе фарга слышалась насмешка. — Может, ты просто забыл. Лес частенько предлагает охотникам договоры. Обычно тем, кому терять уже нечего и лишь изредка тем, кто хорош в своем деле. Условие простое, лес решает твою проблему, а ты становишься защитником одной из особо важных тварей. Будешь приходить ей на помощь по первому зову. Защищать даже рискуя своей шкурой.

— Не верю, что кто-то согласился на такое, — сказал Кенрон. — Да и как лес может решить хоть какую-то проблему?

— Ты разве не слышал, что иногда недуги охотников, казалось бы, неизлечимые, исчезали сами собой. У людей отрастали руки, ноги, пусть и не такие, как были раньше, но вполне рабочие.

— Подарки леса, — прошептал Кенрон.

— Подарки? — рассмеялся фарг. — Плата за работу и преданность. Знаешь, почему ты никогда не слышал о тех, кто отказался от такого предложения? Они никогда не возвращались в город. А те, кто соглашались, помалкивали, чтобы от своих не досталось.

Он не просто слышал о таких явлениях, но и лично встречал человека, который однажды он потерял зрение, а затем лес сделал ему подарок, вернул глаза, пусть и не те, что были раньше. Звали его Нэфис Надэм и воспоминания о нем у Кенрона были крайне скверными. Тот человек убил его мать и при этом погиб сам, не позволив отомстить за ее смерть. Кенрон не считал себя мстительным и думал так ровно до того момента, когда погиб один из членов его семьи. Сейчас же он был уверен, что точно бы проследил за тем, чтобы Нэфиса Надэма навсегда изгнали из Дайгона, лишили бы права возвращаться в город под страхом смерти. Хотя, такая участь могла Надэма вполне устроить. Если фарг не врал, Надэм заключил договор и стал защитником какой-то лесной твари, может, оттого он и жил не в городе, а на берегу озера. В любом случае, в лесу бы его ждали союзники, он бы не просто не пропал там, а, возможно, получил бы еще один шанс атаковать Керфен с уже большими силами.

Кенрон счел то, что услышал от фарга настоящим откровением, не так много людей, которые пытались убить тебя минуту назад, стали бы рассказывать важные подробности о месте, из которого пришли. Возможно, дело было как раз в том, что этот фарг отличался от людей не только внешне, но и по складу ума. Он казался Кенрону серьезным и при этом не слишком опытным, откровенничал там, где многие люди предпочли бы промолчать или же прибегли бы к вранью. В том, что фарг говорил правду, Кенрон пока не сомневался, ложь обычно, куда более правдоподобна. Оставалось решить, как ему самому поступить, сказать ли правду или соврать, навряд-ли этот фарг смог бы понять разницу.

Он мог сделать вид, что соглашается, лишь бы фарги оставили их в покое хотя бы на время. Пару мгновений Кенрон рассматривал такую возможность, в конце концов, разве не склонность к обману была заложена в естество дайгонцев самой природой. Чем была способность использовать камуфляж, если не обманом? И все же, врать без особых причин Кенрону не хотелось. Он считал, что сейчас для этого не время, нутром чуял. К тому же, ему хотелось рассказать правду и посмотреть, как фарг отреагирует.

— Я верю тебе, — сказал Кенрон. — Верю, что какие-то проблемы охотников лес решить может, но только не мою. Я хочу покинуть Дайгон и повидать мир. Если стану защитником какой-то лесной твари, то уже не смогу путешествовать, не так ли. Прости, но от твоего предложения я откажусь.

— Нам стоит вернуться к этому разговору, — сказал фарг, — когда раны твои будут куда серьезнее, а союзники мертвы. Однако, я не могу точно сказать, кто из вас умрет первым. Возможно и разговаривать мне будет не с кем.

— Раз уж ты решил пообщаться, давай договоримся о чем-то подходящим нам обоим, — сказал Кенрон. — Назови свои условия, мы выполним их, если сможем. Я надеюсь, после этого ты уведешь свою стаю.

— Я защитник существа, которого вы зовете Монтуном. — Фарг ответил не задумываясь, это насторожило Кенрона. — Лес выбрал меня для этого дела, наделил разумом и усилил мои способности. Ты можешь остаться в живых только при одном условии — если сам станешь защитником Монтуна.

Вот фарг и высказал то, о чем Кенрон уже начинал догадываться — эта стая, хоть и страдал от атак Монтуна, каким-то непостижимым образом была еще и защитником этого монстра. Таких отношений Кенрону было не понять, ничего подобного в мире людей он не встречал. Вы либо друзья, либо враги, в крайнем случае, другом можно было притвориться и ждать удобного случая, чтобы воткнуть кинжал обидчику в спину. О различных предательствах Кенрону слышать доводилось. Этот же фарг, судя по всему, решил защищать существо, поедающее его родственников, всеми силами.

— Увы я собираюсь убить его, — сказал Кенрон.

— Зачем же тебе его смерть? — спросил фарг. — Чем он тебе навредил?

Кенрон вдруг понял, что Монтун так же может быть разумным, знать дайгонский язык и даже узнать его при встрече, как это сделал говорящий фарг. Тогда, отличался ли Монтун от человека, пожелавшего жить в лесу в дали ото всех остальных, задался вопросом Кенрон. Какое право он имел приходить к Монтуну и отнимать его жизнь? Он не считал себя грабителем или убийцей, хотя, Кенрону и довелось однажды отнять жизнь человека. Одно дело защищаться, любого, напавшего на него, Кенрон готов был встретить ударом меча. Другое — нападать самому. Где-то нужно было провести черту и сделать это следовало было давным-давно. Кого из животных ему стоило считать равным человеку, какими качествами это животное должно было обладать, для того, чтобы охота на него считалась аморальной, размышлял Кенрон. С разумными существами, будь то люди, кобольды или даже птицы, он готов был договариваться, а не воевать. Вполне возможно, поход на Монтуна действительно мог закончиться здесь и сейчас, и вовсе не потому, что у Кенрона не хватало сил одолеть его крылатых защитников.

— У тебя есть имя? — Кенрон почувствовал, что стоило задать этот вопрос гораздо раньше.