— Нам нет до этого никакого дела, — перебил ее Пинч. — Нас ни капельки не волнует, кто здесь правит. Все, чего мы хотим, это выбраться отсюда живыми.

— И богатыми, — добавил Спрайт.

На группу опустилось уныние, одно из тех угрюмых молчаний, которые, кажется, заглушают разговоры через равные промежутки времени — на этот раз, вероятно, заразившись кислым выражением лица Мэйв. Она могла быть пьяницей и мошенницей, но она все еще была магом, и ей не нравилась мысль о том, что нежити играют со своей неестественной магией.

— Покажи нам, Пинч, как это работает, эту церемонию, о которой ты нам рассказывал, — попросил Спрайт, пытаясь развеять их мрачное настроение. Он вскочил на свой стул и поставил подлинные артефакты перед своим коллегой. — Может быть, это даст нам какую-нибудь зацепку.

Этот вопрос пробудил воспоминания о юности Пинча, когда он был Джанолом и играл со своими королевскими кузенами Тродусом и Варго. Два принца обычно настаивали, чтобы он присутствовал на их «коронациях», чтобы они могли заставить его кланяться и шаркать ногой в нужное время и господствовать над ним за то, что он находится вне их благословенного круга. Им нравилось разыгрывать обряд, колоть себя ножами, чтобы несколько капель крови упало в столовый кубок, пока они произносили всевозможные святые молитвы. Конечно, каждый принц, естественно, пытался стать выбранным наследником, и поэтому эти маленькие шарады обычно заканчивались тем, что юные принцы катались по полу, пытаясь избить «самозванца» до бесчувствия. Пинчу всегда нравилось подталкивать их к драке.

— «Почему бы и нет?» — решил он. В этом была своя ирония, которая ему понравилась. Теперь он мог разыграть  церемонию, в то время как его дорогие кузены будут проходить настоящую церемонию с подделками.

Мастер-мошенник ухмыльнулся и закатал рукав на одной руке. — Как пожелаешь, Спрайт; я покажу тебе.

— Во-первых, существует целая куча процедур, которые отнимают время и делают все это дело важным. Каждый кандидат должен выйти вперед, объявить о своем происхождении, что-то вроде: — Я Джанол, единственный сын Сэра Гедстада из Алкара.

—  Сэр Гедстад?

— Мой отец, Мэйв, по крайней мере, так мне сказали.

— Продолжай, продолжай. Что будет дальше? Спрайт нетерпеливо болтал. Он подпер подбородок руками и внимательно наблюдал, всегда увлеченный хорошей историей. Даже Терин, все еще сомневавшийся в том, где он стоит, наклонился немного ближе.

— Итак, затем есть кое-какие дела от священников, предъявляющих Чашу и Нож каждому кандидату. Много молитв и тому подобного, чтобы благословить все это. Пинч действительно сумел запомнить несколько молитв и пробормотал их, делая помпезные пассы над регалиями. Сам того не осознавая, он позволил себе увлечься этим делом, позволив себе отвлечься от собственных бед.

— Когда это будет сделано, два объекта передаются по цепочке. Поставив Чашу перед собой, он взялся за Нож и очень осторожно надрезал кончик большого пальца. Нож разрезал его кожу, как мягкий сыр. Для такого маленького пореза было очень больно, особенно, учитывая, через что ему пришлось пройти за последние два дня, и Пинч был крайне удивлен этим обстоятельством. Почти сразу же кровь начала образовывать рубиново-красную бусинку. — Принц колет сам себя и выдавливает немного крови в чашу. Он позволил нескольким каплям упасть в золотой кубок.

— Чаша наполняется вином. Спрайт вскочил и, взяв кувшин, наполнил кубок до краев, — и принц пьет.

Пинч поднял тяжелый кубок, помахал им в тосте за своих друзей и осушил его одним большим глотком. Он поставил Чашу на стол, как пивную кружку, и от души отрыгнул, прежде чем продолжить. — Если принц является избранным наследником, то он будет окружен…

— Свет!

Это был вздох изумления, произнесенный шепотом одновременно всеми троими. Их взгляды были прикованы к нему, глаза были широко раскрыты сверх всякой возможности. Спрайт попытался отступить и практически упал со стула, в то время как Терину пришлось наклониться вперед и опереться на стол. Маленький слабый подбородок Мэйв задрожал вверх-вниз, когда она попыталась сложить губы, чтобы что-то сказать.

— Что с вами тремя не так? Что происходит?

— Ты...

— ... ты...

— ... сияющий.

— Что? Я что? Да вы все пьяны.

Они покачали головами.

Пинч схватил нож и посмотрел на свое отражение в полированном лезвии. Вот оно, золотой нимб вокруг его головы, похожий на солнце, заходящее за облако. Оглядевшись вокруг, он заметил, что весь темный уголок таверны был залит закатным светом. В ужасе он выронил нож и провел руками по своему телу, чтобы убедиться, что на нем не появилось какой-нибудь странной опухоли. Там ничего не было.

— Мэйв! — взревел он, когда не смог отрицать, что действительно сиял. — Если это один из твоих трюков — вы меня на это подговорили!

— Нет, дорогуша, я бы не стала. Честно, — пискнула Мэйв. Она все еще смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Спрайт?

— Не я, Пинч. Даже не знаю, как это сделать, — он сглотнул в ужасе.

Вожак просто впился взглядом в Терина, и немого изумления мужчины было достаточно, чтобы подтвердить его невиновность. Пинч безвольно опустился на свое место. Отражение в лезвии показало, что свечение все еще было, медленно угасая на его глазах. Наконец оно исчезло, как солнце за горизонтом.

Он чувствовал себя опустошенным. — Это невозможно.

— Это случилось, Пинч. Мы все это видели.

— Этого не может быть. Это действует только на тех, в ком течет королевская кровь.

— А как насчет твоего отца? — спросила Мэйв.

— Он был обычным рыцарем, который погиб в битве. Не он.

— Твоя мать?

— Как мне сказали — фрейлина королевы.

— Ты уверен? — спросил Спрайт.

— Я не помню своих родителей. Все, что я знаю — это то, что люди рассказывали мне о них.

— Может быть, они солгали тебе, — предположил Терин.

— Солгали? Почему?

Терин на мгновение задумался, перебирая пальцами кружку. — Ты говоришь, что эта штука работает только с особами королевской крови. Так у кого же она есть в Анхапуре? У Принцев и Манферика, у кого-нибудь еще? Герцоги, графы, графини, братья короля, люди вроде этого?

Пинч покачал головой. — Манферик разобрался со своими братьями, а также со своими дядями и сестрами, со всеми остальными. Очистил свое генеалогическое древо. Он был полон решимости, чтобы никто не бросил ему вызов.

Спрайт вытаращил глаза. — Он убил их всех?

— Он был королем — у него была абсолютная власть. Если бы он захотел твоей смерти, ты был бы мертв. Прелесть этого заключалась в том, что ему даже не нужно было делать это самому. Вот для чего существовали лакеи вроде Клидиса.

— Если они все мертвы, — продолжил Терин, — и, как ты говоришь, эта штука действует только на королевскую кровь — тогда, черт возьми, есть только одно место, откуда она могла взяться.

Вожак сделал большой глоток вина. Он нуждался в нем. — Ты хочешь сказать...

— Может быть, этот рыцарь не твой папа.

Все четверо уставились друг на друга, никто не хотел соглашаться, но и не мог отрицать этот вывод.

— Дерьмо. Пинч нарушил тишину. — Дерьмо! Будь проклята проклятая душа Манферика! Годами сдерживаемая ярость вырвалась из него. Он швырнул свою кружку через всю комнату, отшвырнул в сторону стол и пинком отодвинул стулья. Спрайт принялся карабкаться за сокровищами, которые разлетелись по полу, в то время как хозяин поспешил из задней комнаты, размахивая своей булавой. Он столкнулся с разъяренным безумцем, ругающимся и проклинающим демонов, которых он не мог видеть. Вида Пинча в таком состоянии было более чем достаточно, чтобы держать хозяина на расстоянии. Видя, что их вещи остались наверху, хозяин благоразумно убрался с дороги.

Все, трое позволили Пинчу позлиться, не то чтобы у них была какая-то сила остановить его. Он бесновался по комнате, угрюмо пиная стулья и проклиная Манферика всеми известными ему ругательствами. Когда у него закончились проклятия и пытки, которым он мог подвергнуть нежить и ему подобных, Пинч остановился и повернулся к троице, ожидавшей за столом.