— Да...
— Через месяц после того, как ты ушел, этот дурак разозлил меня. Я рассказал ему об этом на нашем следующем уроке. Я до сих пор помню выражение его лица, когда он понял, что это больше не урок.
— Прошло пятнадцать лет, Варго. Все меняется.
— Я стал только лучше, — ответил принц с полной уверенностью. — Не так ли, Айрон-Битер?
Гном, который до этого момента не сводил глаз с Пинча, бросил мимолетный взгляд на своего хозяина. — Конечно, принц Варго.
— Я думаю, Ян, что ты не стоишь того, чтобы марать мои руки в крови. Айрон-Битер, покажи ему, почему я таскаю тебя повсюду.
Гном едва ли понял оскорбление. В нем была преданность мастифа — убийцы, зверя, нетерпеливо ожидающего команды своего хозяина. Мрачная улыбка скользнула по его губам, когда он приступил к исполнению. Указав на скульптуры, заполнявшие ниши зала, он спросил мошенника: — Тебе нравится искусство?
— Только за его стоимость при перепродаже.
— Ах, ты настоящий знаток. Итак, какая из них имеет наибольшую ценность?
Пинч улыбнулся, потому что знал, к чему клонится эта игра. Он выберет одну, а затем последует грубая демонстрация мощи Айрон-Битера, и все это для того, чтобы произвести на него впечатление и напугать. Всадники Ада Эльтуреля часто использовали эту неуклюжую уловку. Однако у этого действия был один хороший эффект; он показывал, какого врага должно устранить в первую очередь.
— Эта, я думаю. Он намеренно выбрал менее ценную — большую мраморную гидру с семью головами, вырезанными в виде замысловатых колец. Работа была солидной, но лишенной воображения относительно позы, и простой по мастерству исполнения.
Карлик цокнул языком. — Плохой глаз. Возможно, ты не тот противник, о котором я думал. Вместо этого он обратился к маленькой фигурке, вырезанной из куска нефрита размером с дыню, — изящному крылатому эльфу, сидящему на соцветии цветка с толстыми лепестками.
Карлик что-то тихо пробормотал, нежно поглаживая статую. Медленно, под его нежной лаской, камень пришел в движение. С резким скрипом маленькие крылышки затрепетали, головка повернулась, лепестки цветка опустились. Внезапно облачно-зеленый эльф взлетел, отчаянно щелкая крыльями, чтобы удержать свое стройное каменное тело в воздухе.
Он взмыл ввысь в огромном сводчатом зале. Бросаясь в отблески из окон-фрамуг, полупрозрачный камень разбивал луч света на изумрудные полосы, которые освещали стены, статуи и даже троицу, наблюдавшую снизу.
Он был прекрасен, и секрет его красоты заключался как в его изяществе, так и в силе, которая его создала. Этот Айрон-Битер был не простым головорезом, как поначалу предположил Пинч. Мало было тех, кто мог придать движение холодной субстанции; это был подвиг, доступный только жрецам силы.
— Хватит, — вздохнул Варго в совершенной скуке.
Карлик-жрец сорвал каменный цветок с подставки. Протянув его, он нежно чирикнул, притягивая нефритового эльфа вниз. Он неуверенно завис, прежде чем, наконец, опустился на хрустальный лист. Своей толстой рукой Айрон-Битер погладил его по спине, и эльф ответил громким урчанием.
— Айрон-Битер, у меня есть другие дела, — нетерпеливо рявкнул Варго.
Гном кивнул и одним движением сжал каменного эльфа между ладонями. Каменные крылья затрещали, тонкие ручки разлетелись вдребезги. Осколки и пыль посыпались сквозь пальцы гнома. Зал наполнился воплем всего этого, хотя Пинч не был уверен, был ли это просто скрежет камня или оживший маленький эльф обрел свой голос в последние мгновения смерти.
Пара ушла, не сказав больше ни слова, оставив слугам только груду нефритовых обломков для уборки.
Когда Пинч вернулся в свою квартиру, он был недоволен, увидев двух новых охранников, выставленных у его двери. В отличие от парня, которого он оставил, когда уходил, эти двое выглядели настороженными и внимательными.
Они были вежливы и любезны, отступив в сторону, чтобы он мог войти. Капрал из этой пары поклонился и сказал: — Лорд Клидис беспокоится о вашей безопасности, Мастер Джанол. Поэтому он просит, чтобы мы были готовы защитить вас от опасных посетителей.
Пинч уткнулся языком в щеку. — И кто бы это мог быть.
Капрал был невозмутим. — В этих стенах это может быть кто угодно. Нам приказано никого не впускать без одобрения нашего лорда.
— А если я захочу уйти.
На это тоже был ответ. — Лорд Клидис считает, что было бы лучше, если бы вы не рисковали своей безопасностью за пределами этих покоев. Нам поручено позаботиться о том, чтобы вы оставались в безопасности и были невредимы.
— Другими словами, я заключенный.
Капрал нахмурился. — Если это позволит Мастеру Джанолу чувствовать себя более удобно — да.
— Мои удобства не забота Лорда Клидиса, — отрезал мошенник, закрывая дверь.
Итак, вот оно что; кольцо смыкалось. Он нужен Клидису, но только на условиях старика. — «Он действительно боится за мою безопасность, или он боится, что я заключу союзы с другими?» На самом деле это не имело значения. Каковы бы ни были мотивы Клидиса, вожак не хотел быть связанным ими, но для этого ему нужен был выход.
Вид из его окон был тусклым. Иллюминаторы были не больше, чем раньше, и, даже если бы он смог протиснуться через один из них, лазание не было его сильной стороной. Ему удалось добраться до балкона Терина только потому, что путь был до смешного легким.
Если он хочет сбежать, он должен найти другой способ, и он был убежден, что он должен быть. Это было сочетание нескольких вещей, которые придавали ему уверенности. Прежде всего, был голос. Кто бы ни произнес эти слова, он видел, что происходит. Это могло быть сделано с помощью магии, но он так не думал. В эхе была пустота, которая наводила на мысль о том, что кто-то был здесь, и близко к месту происшествия.
Существовала также реальность семейной истории. Пинч знал прошлое Анхапура, интриги, убийства и заговоры, которые определили характер города. Он не мог смириться с мыслью, что королева, построившая эти комнаты, окажется в ловушке только за одной дверью. Должен был быть другой выход.
Мошенник начал методично осматривать каждый дюйм прекрасных деревянных панелей на стенах, вплоть до того, что встал на стул для дополнительной высоты. Он провел пальцами по каждому выступу и углублению стен, потыкал и повернул каждый орнамент барокко, потянул обшивку и постукал плинтуса. Учитывая его тщательность, неудивительно, что часть стены, сразу за дверью спальни, отозвалась слабым щелчком скрытой пружины. Небольшой кусочек дерева отодвинулся, обнажив маленькую ручку.
Значит, это было то, что он искал.
С оплывшей восковой свечой, чтобы осветить путь, Пинч толкнул дверь. Деревянная стена сдвинулась на долю дюйма, а затем застряла. Очевидно, этот старый проход был давно забыт и больше никогда не использовался. Пинч толкнул сильнее, проклиная Маска, бога обмана, с каждым натужным вдохом. Панель поддавалась на дюйм с каждым толчком, старое дерево скрежетало по скрытому каменному порогу.
Мертвый воздух и запах паутины проникали через щель, выдыхая мягкую пыль столетий. Еще один толчок, и дверь распахнулась, подняв с пола облако пыли. Внутри был мрачный коридор, еще более мрачный из-за слабого мерцания свечи. Без свечи путь был бы просто темным, но в ее свете стены дрожали, уходя во тьму.
Аккуратно срезая паутину, Пинч завернул за угол и чуть не споткнулся о ступеньки. — В последнее время здесь не было ни души, — пробормотал он себе под нос. Серое одеяло на полу было нетронутым. Это было тем более загадкой. В глубине души Пинч был уверен, что кто-то подглядывал из этого прохода, но там не было никаких следов чего-либо или кого-либо. Спускающаяся лестница исключала возможность другого пути, который вел бы в другую часть его комнат.
Пинч двинулся дальше. Такой проход, как этот, вел куда-то, и он хотел точно знать — куда. Один конец заканчивался в его апартаментах. Другой может быть... ну, где угодно.
Лестница была длинной, и несколько раз поворачивалась, пока мошенник не оказался полностью отделен от внешнего мира. Он больше не мог сказать, где север, а где юг, или что он продвинулся на сколько-нибудь определенное расстояние в данном направлении. Был ли он под внутренним двором или в западном крыле, или, возможно, ни в том, ни в другом. Ему говорили, что гномы по своей природе могут рассказать о таких вещах одним щелчком пальца, и он слышал, как несколько мрачных маленьких пузатиков с нежностью цитировали, что когда-то они были в таких-то лигах под поверхностью, будто это было самое естественное понимание вещей. Ему это не понравилось. Погружение в глубины было слишком похоже на заточение в собственном склепе. Это было удушающее чувство, которое он подавлял, даже когда продвигался вперед. Ему нужна была луна и ясная ночь над ним.
