Пинч чуть не выдал себя, настолько велико было его презрение к тому, что он увидел. Они практически спотыкались и падали друг на друга в своем стремлении первыми нанести удар, первыми отомстить за запятнанную честь своего господина. Их накидки, развевающиеся, как в придворном танце, заманивали друг друга в ловушку, шелк одного мешал движению другого.

— Стойте, здесь никого нет!

— Сам отойди в сторону, Фаранох.

— Он мой. Ты отойди.

— Я не уступлю никому, кто ниже меня.

— Лессер?

— Перестань размахивать ножом для нарезки ветчины. Ты порезал мне рукав!

— Смертельный удар, Трив.

— Ха! Он у меня!

— Ха, действительно, Куркулатайн. Ты убил подушку.

— Да,  битва, в которой участвовал принц Тродус была жестокой, — сказал самый пухлый, осматриваясь внимательнее, устав от слепых выпадов. Он ткнул пальцем в рассыпанное содержимое шкафа у входа в спальню.

— Действительно, — прокомментировал другой, болезненно красивый щеголь, который испытал такое же облегчение от того, что не было найдено никакой добычи. — Они, должно быть, сражались, переходя из одной комнаты в другую. В доказательство он провел мечом по куче разбросанных вещей, которые Пинч создал в поисках обладателя странного голоса.

— Это искусный фехтовальщик, который так долго держал Тродуса на расстоянии, — нервно добавил третий придворный. Он выглядел тонкой палочкой, увенчанной обвисшими локонами.

Двое других рассмотрели доказательства этого нового решения. — Довольно грозный...

— И он заставил Тродуса отступить.

Пока они говорили, троица медленно сбилась в кучу, спина к спине. Они с новым  страхом разглядывали углы, свисающие ковры, даже скомканные кучки белья.

— Может быть, он мертв.

— Хотя крови нет.

— Он мог убежать.

— Верно... Шестиногий сгусток тел вслепую двинулся к двери.

— Он мог.

— Он мог подкупить охранника, —  сделал блестящий вывод человек-палка.

Пинч подавил смех, и желание с ревом выскочить из своей тени и отправить всех к ногам Тродуса, как тявкающих маленьких щенков.

— Конечно. Он знал, что кто-то придет!

— Как мы.

— Мы должны поднять тревогу, — послушно предложил толстяк.

— И пусть стражники охотятся за ним! Красавчик ухватился за эту идею.

— Это правильно, — согласился человек-палка.

Сгусток попятился к двери и застрял, никто из троицы не хотел нарушать строй, чтобы пропустить остальных. Пока они там толкались, не желая идти вперед, не имея возможности вернуться, сзади на них упала тень.

— ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ? — прогремел Клидис своим лучшим военным голосом. Трио-как-один в ужасе разделилось и слепо метнулось в дверной проем, когда старый командир протиснулся сквозь них вперед плечом, расчищая себе путь своей тростью.

Как только седовласый камергер  оказался внутри,  он закрыл дверь и поставил трость перед собой, тяжело опираясь на нее, как на шест для палатки.

— Теперь ты можешь выйти, — сказал он, как человек, пытающийся выманить зверя из чащи, обращаясь к воздуху, который заполнял свет и тьму между ними. — Я знаю, что ты загнал себя в какой-то угол, ожидая неосторожного момента, чтобы нанести удар. Что ж, если ты собираешься сделать это со мной, я не собираюсь доставлять тебе такого удовольствия. Если ты хочешь сразиться со мной, Джанол, тебе придется выйти и получить меня.

— Я бы никогда не стал сражаться с вами, Лорд Клидис, — польстил Пинч, появляясь в поле зрения.

Старик прищурил свои слабые глаза, чтобы убедиться в том, что он видит. — Ложь и жалобы — плохие вещи. Я бы убил тебя, если бы была, хоть половина причины, Джанол, и я подозреваю, что ты сделал бы это и за меньшее.

— У убийства всегда есть причина. Если я буду убивать за меньшее — я стану зверем. Мошенник засунул кинжалы за пояс и развел руками, чтобы доказать, что он безоружен. Белые руки простирались от его волосатой темной груди, а сердце было покрыто тенью.

— Философия негодяя. В мире нет конца чудесам.

— Есть. Я вернулся сюда.

— И, черт возьми, что случилось? Я слышал, ты подрался с Тродусом.

Пинч не отрицал ни слова. Он порылся в хаосе одежды в поисках чистого камзола. — Он настоящая задница. Допустим, он проверял зубы скакуна, когда тот его укусил.

— А потом?

— А потом ничего, — последовал приглушенный ответ, когда вожак банды натянул нижнюю рубашку. Пинч не собирался упоминать о странном голосе, пока у него не будет возможности узнать больше. Во-первых, об этих стенах — он хотел проверить их гораздо тщательнее.

— О чем он спрашивал? Видя, что на него не обращают внимания, камергер неуклюже подошел к стулу и сел.

Мошенник повернулся к умывальнику. — О том, что мне было приятно сообщить ему. — И что же ты сообщил?

— Все, в чем суть всего этого дела. Главарь неторопливо вернулся в салон, вытирая одно ухо полотенцем. — То есть, ничего. Менестрель не может сыграть мелодию без инструмента.

— Я подумал, что сейчас самое время рассказать мне все, Лорд Верховный Камергер.

Полуодетый, Пинч встал над сидящим камергером и потянулся одной рукой к кинжалу на поясе.

Это была дань уважения годам солдатской службы старика, когда он смотрел на своего противника прямо и твердо и ни разу не дрогнул. Скрытая угроза не смутила его; либо камергер давным-давно примирился со смертью, либо он был достаточно хитер, чтобы понять, что мошенник блефует.

— Пока нет. Скоро.

Почувствовав решимость скалы против дождя, мошенник смягчился. — Сейчас это так, но если вы в ближайшее время не расскажете об этом, я на вас обижусь, Лорд Клидис. Он отступил назад, давая понять, что угроза была ничтожной. — Просто помните, обида — это достаточная причина для убийства.

Старик раздраженно нахмурился — не совсем та реакция, которую Пинч ожидал от такого обещания. — Мораль помешает. Лучше просто убить и покончить с этим. Не думай — настоящий солдат это знает. Ты бы узнал все это, если бы остался.

— Только до тех пор, пока я убивал во имя Манферика?

Клидис отмахнулся от вопроса как от несущественного: — Это долг воина. Трость царапнула пол, когда старик поднялся на ноги, сгорбив спину под грузом кровавых десятилетий службы. — Убийство — это просто еще одна задача.

— Тогда я выбираю убивать за свое собственное имя. Мошенник мрачно нахмурился, глядя на фигуру, которую увидел в зеркале салона.

Камергер обладал голосом, которым он теперь редко пользовался — голосом, плохо подходящим для подхалимского паразитизма придворных и посольских залов. Это был голос, который он пробрел давным-давно на спине лошади, когда каждый выбор сталкивался со смертью.  Голос, который заставлял более мудрых людей прыгать в огонь, который он выбрал. Он пользовался им и сейчас, но это было нечто, что давным-давно сморщилось от неиспользования, ничем не лучше ржавой часовой пружины на древних часах.

— Не мели ерунды. Настоящий убийца не делает пустых угроз. Смысл был в том, что он прочистил горло, но убежденность исчезла. — Ты будешь терпеливо ждать своего часа, и когда придет время, ты узнаешь свою работу.

— Я пришел сюда не для того, чтобы быть твоим мальчиком на побегушках, — ядовито сплюнул Пинч.

— И это была не моя идея привезти тебя.

В своем мозгу мошенник ухватился за это заявление. Это было первое, полученное им доказательство, того, что за разумом камергера стоит другой разум. Его импульсивная сторона, обычно склонная к выпивке и женщинам, хотела выпалить этот вопрос немедленно. Кто автор идеи? Однако в такие моменты, как этот, холодная бессердечность Пинча брала верх. Прикидывая реакцию, он ничего не сказал. Информация будет поступать к нему медленно и со временем.

Он не подал виду, что заметил промах старика.

Дверные петли скрипнули. — Я думаю, к сегодняшнему вечеру.

А потом он остался один.

Некоторое время спустя тень вино-красного бархата и белых кружев проскользнула мимо скучающего охранника за дверью.

Призрак с волосами цвета соли с перцем шел по устланным коврами коридорам, просто проскальзывая в темные дверные проемы, когда мимо спешили стюарды и дамы. Они не замечали присутствия незнакомца, занятые своими обязанностями. Стражники охраняли дверные проемы, не обращая внимания на арочные залы за ними.