— Черт возьми, Пинч, ты должен сказать нам хоть несколько слов! — тихо прошипел Терин, чтобы солдат, ехавший рядом с ним, не услышал. Несмотря на то, что была середина дня, это была его первая возможность поговорить с Пинчем. Маленькая колонна — ибо Клидис командовал своими людьми, как армией, была вынуждена остановиться у плохо перекрытого ручья. Пока их сопровождающие тащились по узкому мостику, Терин воспользовался возможностью оказаться рядом с Пинчем. — Кто они и почему ты позволил нас похитить?
Пинч ощетинился на вопросы своего подчиненного. Он не думал, что Терину или другим нужно было знать о его прошлом, и уж точно не по их требованиям. Его жизнь была его собственной, он мог делиться ею по своему усмотрению, отвергая остальных. Даже его лошадь почувствовала этот гнев и рванулась с места, но вор жестоко осадил ее.
— Если бы ты остался в Эльтуреле, ты был бы мертв к закату. Мастер-мошенник не смог сдержать рычания, которое сопровождало его слова. — Ты думаешь, констеблям просто повезло? Ты настолько тупой? Их подкупили. Их послали...
— Это не причина уходить, — горячо возразил более молодой человек, его шепот стал опасно громким. — Мы и раньше побеждали судебных исполнителей. Моча и огонь, ты даже обманом снял меня с виселицы! Мы могли бы ускользнуть с нашей стоянки и спрятаться в другом месте. У этих констеблей нет такого остроумия, как у нас. В глазах Маска их идея поиска заключалась в том, чтобы просто разбить несколько вещей и сказать, что это хорошо! Не было никаких причин уезжать за границу.
— Подумай об этом, Терин. Разве у них нет такого же остроумия, как у нас? Тогда как они нашли тебя — что, крутя колесо Тиморы? Дело в том, что Клидис нашел меня на расстоянии многих лиг, и именно он сообщил властям. Как ты думаешь, какие-то укромные местечки и пещеры помешают его жрецам найти нас? Пинчу надоело спорить с Гуром, и он направил свою лошадь в строй, но не раньше, чем сделал заключительный удар. — Кроме того, мне любопытно. В конце концов, может быть, есть выгода в том, чтобы пойти с Клидисом.
Это оставило неловко взгромоздившегося цыгана задумчиво сидеть в седле, как и предполагал Пинч.
За ручьем и дальше в пути пришло время Пинча задавать вопросы. Весело кивнув своим вооруженным сопровождающим, мошенник направил своего коня рысью туда, где ехал Клидис.
В седле старый камергер был совершенно другим человеком. Его конь был резвым серым жеребцом с гривой угольно-черного цвета. Глаза коня были ясными, а зубы крепко сжимали удила. Даже Пинчу, который не разбирался в скакунах, было ясно, что этот зверь был лучшей породой южных земель. Под уздцами более слабого человека лошадь оседлала бы самого всадника, но при Клидисе ничего такого не было. Здесь, на дорогах, на открытом воздухе, облаченный в свои командирские доспехи, камергер снова стал тем капитаном кавалерии, которого Пинч знал мальчишкой.
Пинч натянул поводья, пристроился рядом и начал без предисловий. — Клидис, теперь я с тобой. Что это за работа, и какова добыча?
Камергер откинул назад свой шлем, открыв лицо, чтобы лучше слышать. — Работа? Подожди и увидишь.
— Так не пойдет, брат, — ответил мошенник, смахивая муху со своего лица. — Мне нужно время, чтобы все спланировать и подумать. И я не буду убивать. «По крайней мере, не намеренно», — добавил про себя Пинч.
— Ты устал и не можешь ясно мыслить, Джанол. Я уже сказал, что в убийстве не будет необходимости — по крайней мере, если ты хорошо выполнишь свою часть работы. Что касается большего, тебе придется подождать.
Небольшая часть тайны стала ясной. — Ты сам не знаешь, не так ли? Тебя просто послали за мной. Кто послал тебя — Варго, Тродус или Марак? Пинч внимательно следил за упоминанием каждого имени, надеясь на подсказку со стороны Клидиса. Но такой удачи не случилось. Камергер сохранял манеру держаться, подобающую государственному деятелю. — Ты должен подождать, Джанол. Ты был и остаешься нетерпеливым. Когда-нибудь это тебя погубит. Когда мы доберемся до Анхапура, все, что тебе нужно знать, будет сообщено.
И, хотя Клидис замолчал, Пинч услышал то, что не было сказано.
Он не стал настаивать. Сбор информации был искусством, и между этим местом и Анхапуром было еще достаточно времени.
*****
Остаток дня прошел ничуть не хуже, чем начался. К концу дня бремя заговоров, интриг, побегов и еще большего количества заговоров последних двух дней обрушилось на Пинча и его спутников. Их энергия иссякла. Пока стражники неловко ерзали в седлах, Пинч и компания спали. Старый мошенник был достаточно опытен, чтобы спать в седле, но для остальных троих верховая езда была непроверенным талантом.
Терин, сидевший верхом на невероятно маленьком пони, клевал носом до тех пор, пока одна из его сведенных судорогой ног не выскользнула из стремени и не стала царапать землю. Как раз в тот момент, когда казалось, что он может скакать так много миль, пока вся кожа не будет содрана с кончика его ботинка, этот носок с глухим стуком зацепился за камень и пробудил его ото сна. Мэйв и Спрайт-Хилс, халфлинг, втиснутый в седло перед волшебницей, опасно и в унисон раскачивались из стороны в сторону, пока один или другой не просыпались в панике от стремительного падения.
Так продолжалось до тех пор, пока они не остановились. Все четверо осторожно массировали свои больные места, пока стражники разбивали лагерь, готовили еду и заботились о нуждах путешественников. К тому времени спутники Пинча слишком устали, чтобы разговаривать, и слишком опасались своих сопровождающих, чтобы задавать вопросы своему лидеру.
Костры почти догорели, и стражники заняли свои посты на границе враждебной тьмы, когда Клидис достал бутылку из своих седельных сумок. — Когда я был молодым офицером в кампании, — начал он бессвязным тоном человека, у которого есть мораль, которую, по его мнению, он должен разделять, — мы обычно проводили весь день, выслеживая банды орков во время Великого Вторжения. Мы проезжали много миль, было жарко и пыльно. Иногда мы находили группу отставших и вышибали их из седел. Это была отличная работа.
Когтистые пальцы вытащили пробку, и он сделал большой глоток желтоватого вина. Тяжело дыша, чтобы насладиться запахом алкоголя, он протянул бутылку Терину через огонь.
— После целого дня резни мы собирались вот так же у костра и пили. Старик посмотрел в подозрительные глаза напротив себя. Он снова подтолкнул бутылку к Терину, пока здоровяк не взял ее. — Выпей, парень, — призвал измученный участник кампании, прежде чем продолжить свой неторопливый рассказ. — Мужчинам нужно делиться выпивкой со своими спутниками, потому что никто не знает, кто может понадобиться вам за вашей спиной. В те времена человек в любой момент мог оказаться окруженным толпой орков, и тогда было бы слишком поздно обнаружить, что у него нет друзей. Выпивка и рассказы — вот что держало нас вместе. Разве это не имеет смысла, Джанол? Глаза Клидиса обратились на главного мошенника. Коричневый цвет в них выгорел до черноты от многих лет уступок и целесообразности.
— Человек может пить по многим причинам, и большинство историй — ложь, — едко прокомментировал Пинч.
— Говорят, плохие сердца портят хорошее вино. Это хорошее вино, Мастер Терин?
Молодой человек держал бутылку перед собой, обдумывая ответ. — Держу пари, терпимое.
— Действительно, терпимое, — вздохнул камергер, забирая бутылку обратно. Он поднес бутылку к потрескавшимся от непогоды губам и пил, и пил, и пил еще, пока желтые пятна вина не потекли из уголков его рта и сладкими каплями не застряли в жесткой бороде на подбородке. Наконец он с придушенным вздохом оторвался от бутылки, сунул ее в руки Спрайта и начал без предисловий.
— Есть парень, которого я знал, должно быть, пятнадцать, двадцать лет назад. Он был мальчиком из знатной семьи. Его отец был известным капитаном королевской гвардии, а мать, леди — фрейлиной королевы. Она была беременна, когда капитан был убит в войнах с троллями. Леди причитала, призывая жрецов молить своих богов, но капитана было не вернуть. Однако, поскольку она была леди, король и королева заботились о ее нуждах все время, пока она была беременна. Это была двойная трагедия, так как она умерла, вынашивая своего ребенка мужского пола.