Бьёрн провел кончиками пальцев по моей щеке.

– Я бы хотел тебя любить, Тая. Я бы мог, но…

– Ты можешь. Ты ведь и правда хочешь, хотя бы чуточку?

Я всхлипнула, ожидая нового мучительного воздержания, и Бьёрн скрипнул зубами.

– Чуточку? – усмехнулся он. – Да что ты, Тая! Целиком бы съел!

По щекам в который раз потекло, и я принялась целовать его лицо, дотянулась до лба, коснулась кончика носа, долго вымаливала поцелуй в губы. Понимала – он выдержит любой натиск, но старалась всё равно, словно это был последний шанс всё изменить. Наконец Бьёрн что-то пробормотал, зарычал, словно плененный тигр, и грохнул кулаком по спинке кровати.

– К черту эти преграды!..

Он коснулся моих губ, легко и приятно сжал пылающие щеки. Я обняла его, тронула прохладную широкую спину, принялась ласкать напряженные плечи, то сжимая кожу, то нежно поглаживая. Бьёрн всё-таки был моим, и, мгновенно научившись жадничать, я не собиралась его никуда отпускать. И, кажется, он меня тоже…

Поцелуи стали поспешными, я даже дышать толком не могла. Зацелованная, чуть ли не задушенная в объятьях, только постанывала от удовольствия, то зажмуриваясь, то приподнимая веки и видя всё те же серьезные, ласковые, полные муки глаза. Я не боялась сделать ошибку, вообще не думала ни о чем. Охваченная новым чувством, не собиралась ни властвовать, ни решать, и только вздрогнула, когда Бьёрн резко сорвал с меня белье. Нетерпеливая страсть заставляла обоих делать смешные глупости. Мы путались в волосах, сталкивались носами, до боли в губах целовались глубоко, влажно, яростно.

– Прошу… пожалуйста…

Подалась к нему, судорожно сжимаясь, потому что знала, что это больно, но желая боли всё равно.

– Да, малыш, – прошептал Бьёрн.

Он помог мне обхватить себя за бедра и плавно, неспешно проник внутрь, отчего у меня дыхание перехватило. Такой распирающей тяжести я точно не ожидала, и было куда больнее, чем прежде. Хватая ртом воздух, я замерла, ожидая трудного насыщения, и Бьёрн не стал больше ждать. Он прижал меня к кровати, чтобы не успела передумать, и принялся двигаться всё быстрее, отчего мысли разлетелись окончательно. Уже через минуту я не могла не кричать в голос, хотя и понимала, что этим провоцирую его на безумства.

Но Бьёрн снова стал нежным. Наверное, получил, как и я, свою порцию наслаждения – самую первую и самую важную. Нами овладел прекрасный, медленный голод. Он снова начал целовать меня, и, одновременно с влажными прикосновениями языков чувствовать его внутри – большого, беспощадного, но нежного и трепетного – было наградой за все пролитые слезы, годы ожидания и печали. Для нас обоих близость стала спасением.

Я просила ещё – он давал. Я жаждала поцелуев бесстыдных, возможных только ночью, под одеялом, когда никто не подсмотрит – Бьёрн хотел того же. Он не стеснялся, я – совсем немного. Чувствовать, как его пальцы проникают в волосы, пускают мурашки по затылку, а сам он в это время сосредоточен на главном – быть внутри, быть глубже, понять и ощутить меня – было спасением. Я пыталась отвечать, как умела, и всё никак не могла насытиться. Да и откуда мне было знать, что занятия любовью могут быть столь великолепны?

От восторга кружилась голова, минуты пролетали незамеченными, мы шептали друг другу слова важные, нужные, нежные. И ночь продолжалась, словно и сама не хотела отпускать темноту и тайну жажд и желаний, что мы наконец-то раскрыли.

Я не проснулась в одиночестве. Впервые в жизни ощутила, как кто-то обнимает меня, ведь мы с Эмилем никогда не засыпали вместе, он этого не любил. Предпочитал сидеть допоздна за компьютером, а если и делал исключение, то просил его не обнимать. То жарко, то неудобно, то волосы мешаются. Что бы он сказал, увидев, что Бьёрн преспокойно дрыхнет на моих коленях. Положил голову, придавил – не выползешь, не разбудив. Он тихонько посапывал, длинные руки расслабленно лежали по обеим сторонам кровати. И, главное, обоим удобно!

Наконец-то я могла рассмотреть его целиком – не в темноте и не в воде. Длинное, сильное тело не было безволосым, как у некоторых, но и «шерстью» не поросло. Я не удержалась, погладила загорелые предплечья. При таком росте можно было ожидать великанских ступней, однако у Бьёрна был вполне нормальный размер обуви, да и бедра не казались толстыми, как порой бывает у высоких мужчин. Он был очень пропорционально сложен – ничего обезьяньего или жирафьего. И пряди как кленовые листья на закате, густые, непослушные, приятно пахнущие. Я приподнялась и стала разглядывать профиль Бьёрна. Он был прекрасен – четкие линии скул, пушистые ресницы, прямой нос и аккуратные губы. Жаль, что я не умела хорошо рисовать. Хотя бы какой-никакой набросок осилить! А мужчина между тем что-то пробормотал, заполз повыше – с колен ко мне на бедра, приоткрыл глаза, слабо улыбнулся и почти сразу снова задремал. Судя по всему, вставать он не планировал, да и я была не прочь полюбоваться ещё. Однако уже через минуту мне захотелось его погладить, а, лучше сказать, потрогать. Я осторожно коснулась плеч и загорелой спины, дотянулась до поясницы, остановилась в нерешительности возле такого притягательного места, что хотелось изучить получше…

– И куда же ты так внимательно смотришь, Тая?

Я вздрогнула и рассмеялась.

– Ты не спишь.

– Я разбудился.

– Прости.

– Нет-нет, ты продолжай, – ухмыльнулся он и прикрыл глаза. – Смотреть. И гладить тоже.

Я не умела делать массаж, зато всего за одну ночь научилась наслаждаться, и надеялась в этот миг, что и дарить наслаждение тоже. Бьёрна, правда, надолго не хватило. Он подвинулся чуть выше, потом ещё выше, и в конце концов лег на меня сверху.

– Куда я там собирался? Никуда не пойду.

– Ты тяжелый, – выдохнула я с улыбкой.

– Раздавил?

– Нет, это приятно.

Ощутив и ещё кое-что приятное, я начала краснеть. Бьёрн с улыбкой наблюдал, как мое лицо расцветает.

– Помнишь, о чем я говорил Марте?

– О ненасытности, – прошептала я, сразу поняв, к чему он клонит.

– Ты промолчала тогда. Смущаешься?

– М-м-м… да. Особенно сейчас.

– Но мы вдвоем, малыш, и никто ничего не увидит, кроме меня.

– Я тебя вижу.

– Неа. Ты видишь только мое лицо. Остальное лишь чувствуешь. Хочешь, я поваляюсь так, чтобы ты могла разглядеть?

– Хочу, – прошептала я, хотя была не уверена в этом.

Бьёрн тотчас откатился и устроился удобно, закинул руки за голову. Он понимал, что своей ухмылкой только смутит меня ещё больше, а потому прикрыл глаза и закинул ногу на ногу.

Мне хотелось быть смелой для себя самой, для него, для всего, что нам предстояло. Будущее становится чудесным, если ты готов к чудесам. Кончиками пальцев, осторожно и тихонько, я провела по его телу, решительно коснулась самых нежных мест и задержала руки у мужчины на бедрах. А что, если легонько сжать, как он отреагирует? Бьёрн рыкнул, и я отдернула было руки, но тотчас вернула их на место, услышав настойчивую просьбу продолжать в том же духе.

Почему-то смущение как появилось, так и прошло. Вот уж не ожидала от себя такой уверенной прыти: я легла ближе, обхватила ногами, лаская Бьёрна руками, а потом и губами, как прежде он ласкал меня. Было легко, радостно и замечательно до мурашек, но чувства эти всего через пару минут сменились голодной страстью отдохнувшего тела.

Я неуклюже села к Бьёрну на бедра, и он тут же перехватил инициативу. Почувствовал, должно быть, что мне нужна помощь. Чувство, что появилось между нами, можно было назвать не иначе как «обладание». Причем не только физическое.

Ощущая его силу, я повторяла одно: «мой». Просто мой, и пусть будет жадно, пусть будет долго, пусть я уже ничего не буду соображать. Но он – мой мужчина. Эти два слова вертелись в голове, крепостью свежего чая, сладостью повидла отдавали в горло.

Мы двигались вместе, и тело наслаждалось распирающей тяжестью, к которой никак не могло привыкнуть. Но именно эта вкусная новизна, это настойчивое удовольствие и было мне дорого. Без прежней нерешительности я гладила Бьёрна, целовала и даже кусала, но нежно, радуясь всякий раз, когда он хрипло смеялся от приятности этих животных прикосновений.