Я отвернулась и принялась вытирать лицо.

– Тая, – позвал Бьёрн через минуту, – ты из-за меня плачешь?

Голос его звучал глухо.

– Почему ты сразу не сказал, Бьёрн? Почему не признался, что прилетел не любовь искать, а утешения? Извини, если это звучит обидно.

– Чего ты хочешь? – спросил он не грубо, но звенящим от напряжения голосом.

– А ты чего хочешь? – вскипела я. – Тепла и уюта? Сколько угодно, Бьёрн! Только получи ещё нежности в придачу, жажды, верности! Я-то полюбила по-настоящему, не зная о твоей боли! Ты всё просил о честности, но сам не был честен! Чего я хочу? Блин, многого! Хочу, чтобы родители наконец-то перестали работать, чтобы брат наладил отношения с женой, а то живут как чужие – каждый по свою сторону баррикад! Хочу, чтобы у сестры появился мужчина не на одну ночь и не придурок, каких полным-полно. Хочу закончить академию, защитить диплом, но только потому, что так надо. Боже… Хочу просыпаться не в пустой постели, одна-одинешенька, а рядом с человеком, которому с улыбкой говоришь «Доброе утро!», которого можно поцеловать и обнять, которому доверяешь во всем… Да ты и сам всё понял. И я поняла, сердцем – уже давно. Просто не думала, что тебе такая свобода нужна… Пойду домой.

И направилась в сторону гор, понимая, что выглядит это по-идиотски.

– Таиса, погоди!

– Я «годила» много дет, Бьёрн. Я не хочу больше ждать! И условий тебе не ставлю, но, поверь, больше не буду никого искать и ни с кем не попытаюсь. Возможно, мне только кажется, что любовь не пройдет, а, может, она с годами поблекнет. И всё равно я не хочу больше... этого.

– Этого?

– Подобного!

– Я же не сказал, что брошу тебя!

– Ты достаточно сказал! – вспыхнула я. – И я не стану тобой вертеть, давить на жалость. Плачу потому, что больно, а не для пущего эффекта. Чего ты хотел получить? Что я не дала тебе, Бьёрн? А если дала всё, что для счастья нужно, откуда сомнения?

– Я впервые за долгое время почувствовал желание стать ближе. С тех пор как мы с Ханной расстались, я ни на кого глядеть не мог, даже не задумывался о том, чтобы создать что-то заново. Но встретил тебя, ощутил внутри нечто новое… Приятное. Такого не случалось раньше.

– Но с ней-то было!

– С ней всё закрутилось сразу, словно ураган налетел… Я даже опомниться, не успел, как был подхвачен и унесен. Это прекрасно, конечно… Всё было здорово… но…

Я прибавила шагу, потом побежала. Слезы мешали глядеть под ноги, и я, уже не стесняясь, рыдала в голос. Здорово. Прекрасно. Возможно, он и сам не понимал, что хочет вернуть утраченное. Я была лишь приятностью, не страстью, не наслаждением. А он был для меня всем.

– Куда ты?

– Туда!

– Тая, не глупи! Позволь, я тебя домой отвезу.

– Отвезешь и бросишь там? Да я лучше в горах шею сверну, Бьёрн! Отстань! Дай мне время проплакаться где-нибудь.

– И что дальше?

– Всё станет как прежде. Ты на своем месте, я – на своем. Не дура, понимаю, что ты хотел донести. И не виню тебя ни в чём, потому что это именно та искренность, о которой мы и договаривались.

В ночной тишине мы шли через сад. Бьёрн то и дело глядел на меня, хотел что-то сказать, но каждый раз успевал передумать. Я молча смотрела под ноги. Подниму голову – уж точно расплачусь.

Когда мы зашли в дом, я тотчас прошла в комнату и закрыла за собой дверь, оставив его стоять в коридоре. Он мог уйти когда угодно и когда угодно вернуться, и знал это. А мне нужно было остаться одной и наконец-то дать волю страданию.

Я именно так и поступлю, не стану больше никого искать. Бьёрн занял моё сердце, но вряд ли он осознавал, как я жаждала его, как сильно любила. Я и сама не понимала этого, пока не узнала о скорой разлуке. Он улетит, а что будет с моей жизнью? Как я смогу побороть несбывшиеся мечты? Они были мгновенны, таяли на глазах, разваливались. Мечты не склеишь, слишком нежны их тела.

Всё станет как прежде, но теперь мной будет править отчаяние. Ни поцелуев, ни разговоров ночью за чашкой чая. Я умывалась и плакала, потом снова умывалась, с замиранием сердца прислушиваясь: стукнула ли дверь? И вот мне показалось, что она закрылась навсегда, шаги удалились и затихли.

Я выскочила из ванной, принялась метаться… Меня в который раз прорвало, и я спрятала голову под подушкой, вгрызлась в простыни. Ну почему, почему так случилось? Где, в чем я ошиблась? А если ошибок не было, почему Бьёрн поступил столь жестоко?

– Пожалуйста, вернись, – шептала я, завывая от отчаяния. – Пожалуйста, не бросай меня!

Вскочила, рванула за дверь, понеслась по саду. Где она, гордость? Я выглядела жалко в старой рубашке и трусах, и знала это. Но какая разница?

Я нагнала его на границе леса, споткнулась, встала, пробежала несколько шагов и замерла.

– До свидания, Бьёрн, то есть прощай…

Ничего не было видно, меня трясло и расшатывало, голос охрип и не слушался. Мужчина не ответил, я даже не была уверена, что он на меня смотрит.

– Я не хотела, чтобы ты улетал, не услышав… прощальных слов… Мне было радостно. Мне… так… ни с кем… не было. Ты стал для меня всем! И мечтой, и любовью, и судьбой…

Всхлипнула, униженная его молчанием, и повернула домой. Столько всего хотелось сказать, но слова смешались, язык прилип к небу. Я ни на что не надеялась, и вздрогнула, когда он догнал меня и обнял.

– Я не ухожу, Таиса. Я ведь оставил вещи…

– М-м-м… – выдавила я. – Лучше уходи… Лучше сейчас, пока я ещё… нормальная.

– Не плач, – прошептал он мне в ухо. – Я хотел кое-что с корабля взять. Не плач. Пожалуйста. Я хочу кое-что сказать… Хотя, наверное, ты только больше расстроишься. У меня есть один существенный недостаток, Тая. Очень существенный. Серьезный. Я не для тебя…

– Так ты всё решил заранее? Ну ты задница!..

– Да! – внезапно разозлился Бьёрн. – Потому что знаю, как для тебя лучше!

Я стукнула его кулаком в грудь, а Бьёрн больно схватил меня за косу и поцеловал в губы.

– Я тебя желаю, Тая, но помимо наслаждения ничего не отдам. У меня никогда не будет своих детей. Никогда. Ты понимаешь, что это значит?

Я не понимала.

– Не улетай. Пожалуйста. Мне нужен только ты.

– Глупая, послушай же! Это ты сейчас так считаешь. Пройдет время, и тебе захочется…

Я прижалась к нему, обняла. Пусть говорит что угодно.

– Таиса… Тая! Ты слушаешь меня?

Я не слушала. Я вжалась в его грудь носом, продолжая плакать, и не хотела ничего кроме этой теплой ласки. Бьёрн снова поцеловал меня, вытер щеки твердыми и шершавыми пальцами.

– Ну не могу я так с тобой… Не могу, понимаешь? Зачем ты влюбилась?

Я, знай, дышала им, наслаждалась тем, что могу коснуться губами кожи на груди.

– Поцелуй меня ещё раз. Пожалуйста…

Вместо этого он повел меня домой. На пороге моей спальни остановился, хотел уйти, но я не отпустила.

– Бьёрн…

Губы снова задрожали.

– Хорошо. Я останусь. Так ты всю душу выплачешь, малыш.

Он помог мне умыться, бережно вытер полотенцем лицо, довел до кровати и раздел. Молча, спокойно, осторожно. Опомнившись, я сняла с него куртку, неловко расстегнула пуговицы на рубашке, попыталась совладать с ремнем джинсов и не смогла. Бьёрн усадил меня на постель.

– Я сам. Ложись.

Когда он устроился на второй подушке, я была уже в привычном дрожащем нетерпении, хотя и осознавала, что это никуда не годится. Разве можно сейчас? Разве после всего, что сказано, мы имеем право на близость? Да и не захочет он меня больше, истеричку несчастную… Счастье уже, что остался рядом, не отказал, не оттолкнул.

Когда Бьёрн склонился, перебирая мои выбившиеся прядки, я перестала дышать. Мы не выключили лампу на туалетном столике, и я хорошо видела его лицо: строго сжатые губы, ласковые, серьезные глаза, пролегшие на лбу морщины. Он думал обо мне, я мечтала о нем. Неужели из-за этой дикой несправедливости, его неспособности зачать ребенка я откажусь от чувств? Ни за что! А вдруг и он передумает? Что, если позволит мне?..