Он открывал новую меня, а я помогала ему отпустить прежнего себя. Было сложно приноровиться к его настойчивости, сдерживая громкие крики, когда ноги мои оказывались на его плечах, или он сам был сзади, проникая внутрь жестко, резко, нетерпеливо. Я комкала простыни, стонала и всхлипывала, не прося пощады, потому что принадлежать ему так значило насыщать мои глубинные инстинкты, которые никогда ещё не получали нужной пищи.
В голове возникали образы один непристойнее другого, и они с поразительной легкостью воплощались в реальность. Может, Бьёрн и не был хорошим рассказчиком, превосходным поваром или мастером комплиментов, зато он не сорвал, назвав свои лучшие качества. Постель после нас выглядела так, словно там не любовью занимались, а сражались или даже убивали друг друга…
И ещё стоило сказать о том, как Бьёрн держал себя в форме. Оказывается, он много бегал, используя ландшафт как одну огромную спортплощадку. Поваленные деревья становились турниками, пеньки – опасными приступками, замшелые коряги – барьерами для прыжков. После двух часов такой гонки с него лило ручьями, а все, что могло нарасти на теле из-за пирожков и варенья, уходило прочь. К тому же он охотно помогал мне рубить дрова, таскал урожай и заготовки, чинил крышу и даже мыл полы в доме. После обеда мы искупались, и Бьёрн предложил:
– Ещё три безработных дня. Что скажешь, может, куда-нибудь смотаемся?
– Да, – согласилась я, – а куда бы ты хотел?
– Не столь важно, малыш. Можем поглядеть города или отправиться на природу с ночевкой.
– Или и то, и другое?
– Ага.
Мы решили для начала посетить в Южногорск – родину самых красивых набережных и дивных парков. Туда как раз ходил скоростной поезд, и не пришлось пользоваться кораблем Бьёрна, который не везде получилось бы припарковать. Все вещи поместились в спортивной сумке и моем небольшом рюкзаке, с которым я всегда ездила к родителям. За домом согласились присмотреть Ариэль и Мун, что стало для меня настоящим сюрпризом.
– Да, мы теперь вместе, – со счастливой улыбкой сообщила сестра. – Он сделал мне предложение!
От таких новостей я, как выражалась Саша, «выпала в осадок». Бьёрн шокирован не был, и радовался за друга сдержанно, но совершенно искренне.
– Только идиот выбрал бы Марту, – только и сказал он, и Мун хмыкнул.
– Ребят, да ладно, – проворчала Ариэль. – Она же не виновата, что оказалась не в вашем вкусе…
– И мы невиноватые, – кивнул Бьёрн. – В любви вообще виноватых не бывает, а иначе это уже не любовь.
Я прижалась щекой к его плечу. Есть мужчины, которым не нужно говорить о своих чувствах прямо, достанет и таких фраз. К тому же честность, что была между нами с первого мгновения, дарила мне уверенность в том, что всё получится. А что Бьёрн, в отличие от Муна, не предлагал законный брак… Ну, что же, в кольцах ли дело? Я готова была просто быть рядом с ним, пока он не примет окончательного решения.
Однако, уже отходя от дома, Бьёрн вдруг остановился и поглядел на меня хитро:
– А, может, всё-таки куда-нибудь подальше? Ты ведь не была на Фруктовых островах Замоса?
– Только читала о них. Предлагаешь полететь к океану?!
– Да. Мы оба никогда в нем не купались.
– Бьёрн! – прошептала я хриплым от волнения шепотом и тотчас обняла его крепко-накрепко. – Это было бы замечательно… как в сказке! Я даже не мечтала никогда, что смогу в ближайшие годы… да что там, вообще смогу… К океану! Я его на картинках только, то есть на фотографиях видела! Ну, или в фильмах.
– А я над ним только летал, – усмехнулся мужчина. – И это уж точно нельзя назвать знакомством. Значит, летим?
– О, да! До Южногорска тут рукой подать, ещё успеем его посмотреть, – нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, сказала я.
Так началось наше путешествие. На самолете оно бы длилось полдня точно, но на корабле мы прибыли в жаркие станы уже после обеда, как раз в самый знойный час. Не могу сказать, как для меня прошла акклиматизация. Я была слишком счастлива, чтобы замечать перепады температуры, хотя, конечно, ощутила перемены в запахах, звуках и вибрациях земли.
Бьёрн посадил корабль в стороне от садов, на небольшой серой скале, похожей на лепешку. С неё я впервые увидела Белый океан – бесконечный простор, над которым хотелось воспарить. Да, пролетать над ним на корабле и вдыхать его, ароматный, было разными вещами. Мне казалось, что океан просто не может причинить вред, таким полным жизни он был. И, не успела я подумать о жестоких штормах, ураганах и огромных волнах, как вдалеке пророкотало. К нам шла гроза, а, значит, стоило поспешить: выбрать место и поставить палатку.
Так начались наши выходные, и я жалела, что не могу подвинуть отпуск. Хорошо было просыпаться с первыми лучами, купаться, а потом снова засыпать в объятьях друг друга в прохладе огромных пальм. Мы ели сочные фрукты, которых я никогда прежде не пробовала, пили родниковую воду – ледяную, словно кто-то доил айсберг. Мы находили прекрасные водопады и прыгали вниз, уходя на глубину, где отыскивали перламутровые ракушки размером с ладонь.
Но пришлось вернуться домой, и я, честно говоря, переживала, чем Бьёрн будет заниматься в мое отсутствие. Рабочий день был до шести, а много ли дел можно придумать мужчине, оставшемуся в большом поместье и ни разу не занимавшемуся хозяйством? Но он меня удивил. Он не просто придумал эти дела, он действительно помогал, да не абы как, а осознанно и умело. Починил наконец-то крышу, которая уже два года протекала, перебрал мотоциклы, даже водосточные трубы поменял. Мои родные столько за пять лет не сделали, а он – за пару недель, притом с таким энтузиазмом, словно сам был хозяином дома! Это внушало надежду на то, что Бьёрн останется, хотя меня уже не раз посещала опасная мысль отправиться с ним, куда глаза глядят, если позовет.
Этому решению способствовало и то, как близки мы стали. Помимо духовной близости, глубоких чувств, самым важным оставалась близость физическая.
Это могло случиться везде – на кухне, в ванной, в саду или на берегу. Вот уж что в Бьёрне отсутствовало, так это стеснительность. Если бы это было только его желание, я бы, наверное, противилась столь пылким и бесстыдным ласкам. Но – жаждала сама, всякий раз, когда он ураганом на меня налетал или ластился теплым ветром, обнимая сзади. Я не успевала сообразить, как оказывалась прижата к стене, опрокинута на постель или на диван, поймана возле дерева… При таких делах проще было ходить голыми – и ему, и мне, но я стеснялась, а Бьёрн не предлагал. Наверное, ему доставляло удовольствие каждый раз раздевать меня – совсем или частично.
Однако я стала замечать за ним одну странную особенность: по вечерам он всё чаще глядел на часы, которые постоянно носил с собой. О них стоило рассказать отдельно, потому что это был особый прибор, выполняющий множество функций – от обычного будильника до объёмной карты, которая всплывала в пространстве. Он объяснил, что должен периодически устанавливать связь с друзьями, а также связываться со своим миром. Я не жаждала подробностей, он был рад не уточнять.
Пасмурным субботним вечером мы ужинали на крыльце вчетвером: Ариэль и Мун стали в поместье частыми гостями. Было хорошо на свежем воздухе, хотя и прохладно. Бьёрн обнимал меня, пряча под свитером, сестра сидела у жениха на коленях. Она рассказывала смешные истории из жизни отдыхающих, все от души хохотали. У Бьёрна на руке пискнули часы.
– Прошу прощения, – сказал он и отошел. Я заметила, каким взглядом проводил его Мун, и стало тревожно впервые за долгое время.
Постановив себе непременно выяснить причину тревог Бьёрна, я принесла добавки в виде сладостей. Когда мужчина вернулся, выглядел он как обычно, но почему-то не верилось, что всё в порядке. Однако когда мы остались одни и легли в постель, Бьёрн не дал мне возможности завести важный разговор. Он был ласков, настойчив, трепетен, и я решила, что болтовню можно отложить до утра.
А, проснувшись, рядом любимого не обнаружила…
