Старые подруги вдруг рассмеялись и наперебой начали рассказывать друг другу о своих чувствах, подкалывать и вспоминать былое. Витася и Толик сидели чуть поодаль и перебрасывались многозначительными взглядами.

— Я вообще позвонила спросить, ты когда вернёшься в Ленинград?

— Ох, Любочка, не раньше, чем через месяц. Кира рожает, нужно дочь поддержать, а то её Эрик — бестолочь несусветная, хоть и красивая бестолочь.

— Ах, да. Ты же мне писала об этом. Ты, получается, совсем скоро бабушкой станешь? Поздравляю!

— Ай… — Нина махнула рукой, — толку от этого мало она тут, я там. И не увижу, как растёт. В любом случае, ты сама надолго? Успею я тебя застать? И с чего ты вдруг?

— Вот приедешь, я тебе всё расскажу.

— А ты Его видела?

— Нинка, ты не исправима.

— Ладно-ладно, не бузуй. Я просто… Даже не знаю. Это мой любимый роман, — Нинка усмехнулась. — Оставайся у меня, сколько тебе угодно. Наша с тобой бывшая комната свободна. Ты сама знаешь, где ключ. Ребят только не сильно стесняй.

— Пф… да я разве кого-то когда-нибудь стесняла?

Парни вновь переглянулись. Ну, как бы… Толик был крайне недоволен возможным соседством, но возникать не хотелось, потому что найти квартиросъемщиков — не проблема. А вот отыскать квартиру в центре Петербурга с винтажным шиком за 15 тысяч — это невозможно. Формально ребята снимали комнату, но по факту — хозяйка в квартире практически не жила. Да и Нина Ивановна была не последним человеком в творческой элите города. Порой связи важнее комфорта. Поживёт с ними немного сварливая старушенция, зато потом у хозяйки можно будет попросить выступить на одной из её выставок. Впрочем, петь всё равно нечего. Толик погрузился в тоску, а Любовь Михална уже прошла рассматривать свои новые (или надо сказать «старые»?) апартаменты.

Это была не комната, а фильм из прошлого. Реальность ушла от Любови Михалны, и она уже была не старухой, а 18-летней студенткой Любочкой, которая за ногу стаскивала подружку на первую пару по цвету. Удивительно, что за столько лет Нина совершенно не изменила антураж этой комнаты, наверное, для неё она тоже много значила.

«Здесь чувствуется романтика белых хлопковых трусов», — так рассказывала мне Любовь Михална. Позже она объяснила, что в этих трусах в СССР делали все. А когда в квартире живут одни девчонки, то только и мелькают белые попы. Они с Нинкой любили по вечерам долго рисовать так в труселях, а с утра и пить чай в том же виде. Целая эпоха. Любовь Михална с трепетом провела рукой по развешенным эскизам, время их, конечно, очень потрепало. Но парочку она даже узнала — это были её рисунки. Вернее, не её, уже давно не её: то были наброски юной девушки с копной чёрных волос, которые она закалывала то кистью, то карандашом. Любовь Михална очень давно не ощущала себя этой девушкой. Она не чувствовала, что самая лучшая часть прошлого принадлежала ей. Старухе вспомнилось лицо девочки из вагона и старательно заточенный инструмент художника.

Любовь Михална легла на одну из кроватей, только сейчас почувствовала, как гудели ноги. Но хоть вырвите их с корнями, так хорошо и сладко, что глаза сами закрываются, а на лице появляется блаженная улыбка. Какая короткая, но счастливая молодость была у Любови Михалны.

Жить с двумя парнями-холостяками, у которых «беды с башкой», как говорила Любовь Михална, то ещё удовольствие. Старуху раздражало буквально всё. Она уже отвыкла от разбросанных носков и забитой грязной посудой раковины. Ивана она приучила к порядку в младенчестве. Он даже если писался в памперсы, то в определённом месте. Малышу и года не было, а порядки знал. Мать его не била, но так смотрела, что стыдно становилось мгновенно.

А тут взрослые мужики, которые не могут запомнить, что для вещей человечество придумало шкаф, а не кресло. Оно для другого предназначено. Про стульчак можно просто забыть — проще его и вовсе снять, чем постоянно за пацанами опускать. В туалете волновала другая проблема…

— Мать твоя француженка! Втулку кто выкидывать за тобой будет? Старуха Любовь Михална?

— А что такое втулка? — спросил Витася.

Любовь Михална кинула оставшуюся от туалетной бумаги картонку прямо в лицо парня.

— Запомни! То, что сейчас лишило тебя глаза, называется ВТУЛКА.

В сказках или мультиках за волшебными существами тянется магическая пыль или из-под копыт антилопы — золотая дорожка. Так вот за парнями тянулся шлейф из мусора. Толик просто прошёл из кухни в ванную, но за ним гуськом шла вереница разбросанной посуды, вещей, фантиков.

Готовить приходилось на десятерых. Сначала Любовь Михална просто бесилась из-за того, что парни ели ужасную пищу. Завтракали конфетами или намазывали на хлеб ореховую пасту, не обедали вовсе, а ужинали картоном (так Любовь Михална называла чипсы). И с одной стороны, ей не было дело до двух мало знакомых пацанов. Ну, помрут, жизни не повидав. Ей что? Но под ложечкой сосало. И то ли это были установки гражданина СССР, то ли просто человеческое сочувствие. Она-то знала, какими болями плохое питание отразится в старости. Муж от этого страдал, даже плакал, несмотря на то, что во дворе по морде за слёзы били. Перед глазами до сих пор стояло его жёлтое исхудавшее лицо. Любовь Михална целовала холодный лоб Сашки и проклинала весь мир. Молодые дураки думают о сиюминутном удовольствии и забывают, на что обрекают себя и близких в будущем.

Каждое утро все собирались за столом и ели кашу. Толик сначала сильно бунтовал, ругался с Любовью Михалной и пытался ей доказать, что она им не мамка, поэтому не имеет права указывать, что есть. Он обращался за поддержкой к Витасе, но тот только пожимал плечами: «Вкусно». Бабушки умеют варить кашу. Не все, конечно, но Любовь Михална делала это виртуозно, так что протесты Толика быстро закончились.

После завтрака ребята расходились работать. Витася трудился на стройке, и это очень возвышало его в глазах Любови Михалны. Ей вообще Витася был симпатичен — добрый огромный человек, который мало говорит, много ест и закатывает рукава. Толик был его абсолютной противоположностью — очень шабутной, активный, почти не затыкался. Любовь Михална первое время даже не могла поверить, что это тот самый парень в очках, который так одиноко сидел под дождем.

Толик подрабатывал, где придется — озвучивал персонажей малобюджетных фильмов, играл разных страшилок на квестах в реальности и развлекал детишек на днях рождениях. Проще говоря, был творческой массовкой, пользовался своей энергичностью и хорошим голосом, как мог. Да, связки у него были, что надо. Из нелепой шиншиллы в глазах Любови Михалны он превращался в цунами, которое накрывает весь город своей неуемной силой.

Сама же Любовь Михална в обед обычно бродила по городу. С непривычки ноги сильно гудели, но старуха не обращала внимание. А чёрт с ними! Всё равно скоро помирать. Жалеть себя не стала. Однажды дотопала до Морского вокзала на Невской губе, сейчас там сделали общественное пространство. Молодёжи много, все снуют туда-сюда, кушают мороженое и булки, пьют кофе, сидят на газонах. Любовь Михална последовала их примеру: плюхнулась на траву, сняла туфли и устремила взгляд в бесконечную морскую гладь.

Вода имеет удивительное свойство успокаивать мятежную душу. Любовь Михална всегда отмечала, как хорошо ей становилось около водоёмов, она забывала обо всех невзгодах и улыбалась. Петербург, конечно, не самый зеленый город, зато воды тут полон рот. И это была ещё одна причина, почему Любовь Михална так любила культурную столицу. Впрочем, нет. Это не верное утверждение. Любовь Михална была уже достаточно стара, чтобы знать, что нет ничего идеально подходящего тебе: ни места, ни человека. Они друг друга дополняют.

Молодёжь была громкая и веселая, с цветными волосами и татуировками во все руки. Красивые юноши с острыми скулами щёлкали по носу красивых девушек с пухлыми губами. Они выглядели странно для мировоззрения Любови Михалны, словно лесные чудики вышли погулять среди людей. Или же это она попала в сказочный лес где-то на окраине мира? Девочки и мальчики бы сами назвали это: «Крипово». Вот слово, которое сейчас очень подошло бы для ощущений Любови Михалны, но она его не знала.