Ох, это был совершенно другой мир. Зачем она денег зажала? Ведь вполне могла себе позволить взять место в одном из этих прекрасных купе. Наверное, по старой памяти. Любовь Михална положила локти на поручни и наслаждалась проносящимися мимо деревьями. Лето прекрасно, когда его не приходится проводить у подъезда. Рядом с ней кто-то встал, и она почувствовала запах финского мыла. Это показалось ей забавным. Она убегала от этого запаха, наверное, всю свою жизнь, потому что именно таким мылом пользовался парень…её первая любовь. Всегда стоял тюбик, и всегда только с ромашкой.

Любовь Михална повернула голову. Рядом стоял мужчина её возраста, крепкого телосложения с светло-седыми вьющимися волосами. В его глазах мелькали грозовые облака, мужчина чему-то улыбался, но Любовь Михална не придавала этому значения, пока он с ней ни заговорил.

— Жизнь — удивительная штука. Никогда не знаешь, кого встретишь в коридоре, — он обернулся и посмотрел глубоко в Любовь Михална. Смутное узнавание, но всё же… Нет… Она не поняла, кто это, хотя мужчина улыбался так, словно они были давними приятелями. — Только не говори, что не узнаёшь меня, Люба.

И Люба наконец узнала. Голубые, почти бесцветные глаза разрезали время и вернули Любу в далёкое прошлое, где она студентка первого курса Академии попала на свою первую выставку. Её отправили в Москву вместе с молодым, но преуспевающим скульптором. Они тогда уже были влюблены. Прятались за колоннами станции "Комсомольская" и целовались. Девушка запускала пальцы в кудряшки любимого и перебирала один локон за другим. Ромашка, ромашка, ромашка. Запах мыла был на руках, на щеках, на губах. Он летал в воздухе и прятал влюбленную пару от всего мира. Они тогда опоздали везде. Но кому какое дело?

Люба пошатнулась, словно её ударили по щеке. Боже мой. Скульптор. Это он…это ведь точно он. Она развернулась на пятках и ушла прочь, делая вид, что ничего не произошло. Сердце её колотилось, как бешеное, давление, наверное, подскочило… Срочно уйти. Морок… Всё это только морок. Она перекрестилась в надежде, что это происки дьявола, хотя в него она, как и в Бога, мало верила.

Скульптор не стал её догонять. Если говорить совсем уж откровенно, то он и сам очень уж разнервничался. Они не виделись 50 лет. О чём вообще говорить с человеком, которого ты любил 50 лет назад, особенно когда расставание было таким тяжёлым.

Любовь Михална вернулась на своё место. Вергильевы уже спали. Только дочка сидела на краешке кровати и продолжала смотреть в окно. У неё было очень умное лицо. Сложно ётко описать таких людей и объяснить, чего такого можно углядеть в профиле, чтобы поставить в деле пометку «с мозгами». Вот увидишь и только тогда поймешь. Внешность у девочки была выразительной, хотя красавицей не назовешь: большой поломанный нос, острый подбородок и огромные усталые глаза. Она теребила белёсые волосы и сосредоточено о чем-то думала. Любовь Михална тихо спросила:

— И стоила та тетрадка ссоры с матерью?

— Нет, — тихо проговорила девочка, повернув голову на старуху. — Я новую давно завела.

— А чего тогда на неё злишься?

— Ну, — она пожала плечами, — я в общем-то не злюсь, просто не очень-то люблю с ней разговаривать. Она сбивает меня с мыслей.

— Каких же?

Школьница подозрительно посмотрела на Любовь Михалну. Минуту она таранила старуху взглядом, но потом коротко кивнула и потянулась за рюкзаком.

— Понимаете, я рисую мангу.

— Чего?..

— Ну…манга, это такая книжка с картинками. Что-то вроде японских комиксов, — девочка вытащила из рюкзака школьную зеленую тетрадь, но вместо задач и примеров в ней были наброски людей. — Понимаете, я все никак не могу понять, чего не хватает моему герою. Я смотрю на него, и он кажется мне совершенно обычным.

— А что плохого в этом? — Любовь Михална потянулась за тетрадкой и принялась рассматривать эскизы мальчика с большой головой.

— Нет ничего плохого, но он — главный герой, поэтому должен чем-то выделяться. Мальчик мечтает совершить кругосветное путешествие и собирает команду.

— Угу… — протянула старуха, — теперь я понимаю, о чём ты. Он ведь совершенно не похож на мальчика-исследователя.

— Да… я перепробовала разные варианты, но когда я добавляю детали, то мне кажется, будто он получается каким-то ненатуральным…

Любовь Михална почесала за ухом. Она всегда так делала, когда нужно было решить сложную задачу. В этот момент старуха совершенно не думала о том, зачем вообще этим занимается и забыла о роковой встрече. Уже гораздо позже она призналась мне, что её тогда перещёлкнуло: где она находится и кем является? Любовь Михална забыла о том, что ей уже очень много лет, а это дурацкое баловство с картинками — не солидно.

— Нарисуй карманы и жилетку.

— Что? — удивилась юная мангака.

— Есть карандаш?

Девочка протянула Любови Михалне розовый короткий карандашик, который, к слову, был очень хорошо заточен ножиком.

— Всё просто. Если ты добавишь на его штаны больше карманов, то он сможет туда положить разные штуки для путешествия. Пусть у него всегда будет с собой всё, как у Васермана.

— Кого?

— Не бери в голову, — Любовь Михална выдохнула, посетовав на необразованность нового поколения, — Вот. А если ты добавишь жилетку с высоким воротом, то она сможет спасти его, например, от ветра, — старуха зачиркала на бумаге, добавляя деталей. — И пусть ещё будут какие-нибудь напульсники или браслеты на руках. Не знаю… просто хочется.

Любовь Михална протянула тетрадь с пометками, и лицо девочки просияло.

— Как же я сама не догадалась… Решение было так просто. Спасибо вам большое. Я знала, что вы мне поможете. Художник художника издалека заметит.

Школьница весело улыбнулась, а старуху передернуло. Любовь Михална стала доказывать юной спутнице, что никакая она не художница, а самая обыкновенная пенсионерка. Но девочка уже ничего не слушала, только бесконечно рисовала — всю ночь напролёт. Иногда она протягивала старухе тетрадь, чтобы та помогла ей решить какую-то проблему. Для Любови Михалны это было довольно просто. Она знала, как рисовать, у неё была база, которой не было у девочки, поэтому та жадно глотала всё, что скажет Любовь Михална.

А на прощание уже на платформе девочка бросила простое: «Удачи вам в поисках!» Любовь Михална даже не смогла ничего сказать, семья Вергильевых быстро затерялась в толпе. И только сейчас, спустя время, старуха поняла, что означали слова юной мангаки.

Любовь Михална постаралась как можно быстрее сбежать с вокзала, чтобы не столкнуться со скульптором. Но всё равно его увидела. Он шёл с небольшим чемоданчиком, его красный шарф развевался на ветру. Он очень любил эти красные шарфы.

Чемодан не был тяжёлым, но поднять его оказалось очень трудно. В нём лежало что-то потяжелее одежды — в нём лежал груз прощания. Нужно было ехать: бросать учёбу и Ленинград. Это её испытание на прочность. Злая судьба хотела Любу сломать, но девушка не намерена сдаваться. Для неё главное — прожить жизнь и остаться человеком. Нина не понимала, ей было плохо, она сидела на кровати и заливалась слезами.

— Как я буду без тебя, — рыдала подруга, её голос был непривычно визгливым. Люба выдохнула, подошла к ней и взяла за руку.

— Ты как будто меня хоронишь. Ладно тебе. Будем писать друг другу. У тебя-то жизнь продолжается.

— Но как же… как же… — Нина не могла закончить фразу, потому что захлёбывалась, тогда она просто плюнула на это и обняла любимую подругу. Ей было тяжело смириться с потерей, ведь Люба была первым настоящим другом Нпны. Раньше девушку всюду преследовали неудачи. Она бегала за девчонками, помогала им с домашкой, выслушивала часовые сопли о неудачной любви, делилась едой и разными безделушками. Но в ответ на любовь получала сплетни за спиной, упрёки и беспросветное одиночество. А потом пришла Люба, которая сказала, что Нине не нужно стараться, что она нравится Любе такой, какая есть. Вспомнив об этом Нина зарыдала с новой силой.