Прежде чем он успевает прокомментировать, я добавляю: — Как дела у Лили и Дэйзи? — я ещё не говорила ни с одной из них о записях. Я избегала этого, и они дали мне свободу, пока я собирала вещи.

Лорен и Райк сначала ничего не говорят, а мои глаза, должно быть, расширяются до размера блюдец, потому что Коннор возвращается ко мне и притягивает меня к своей груди.

— Ты первый, — шепчет Райк своему брату.

Лорен качает головой, а потом закатывает глаза. Затем он смотрит на меня.

— Лил беспокоится о тебе. Она в порядке, но... я имею в виду... — он сморщился. — Мы оба вроде как испытываем облегчение, — он выглядит виноватым за свои слова. — Честно говоря, мы просто рады, что это не мы.

— Я тоже, — говорю я.

Он выдыхает и проводит рукой по волосам.

— Мне жаль. Правда, Роуз. Если бы это была Лил... — его лицо искажается, и кажется, что на его плечи ложится физический груз, опуская их.

— С ней всё будет хорошо, — говорю я, кивая.

Если не она, то я, верно? Я могу справиться с этим. Если я буду повторять это, то, возможно, это сбудется. Или я просто буду верить, пока это не произойдет.

— А Дэйзи? — спрашиваю я.

Райк засовывает руки в джинсы.

— Она ведёт себя тихо. Я думаю, она просто в шоке.

— С ней всё будет хорошо, — говорю я и снова киваю.

— Да, — говорит Райк, его мышцы напряжены, — с ней все будет хорошо.

Как будто он пробует мою новую тактику. Повтори и поверь в это.

Коннор целует меня в щеку и снова отходит от меня, чтобы помочь со столом.

Я делаю глубокий вдох, наблюдая, как они поднимают антиквариат в воздух. Последний предмет мебели в этом таунхаусе. И последний момент, оставшийся до того, как мы освободимся от реалити-шоу.

Но я понимаю, что никогда не освобожусь от Скотта Ван Райта. Он наложил на меня свой штамп.

И распространил его по всему миру.

— Прости, — извиняюсь я перед мамой почти сразу же, как только вхожу в её кабинет, всю стену которого занимают окна с видом на Филадельфию.

Её кабинет минималистичен. Пара черных книжных полок и чистый письменный стол. Никаких семейных фотографий. Всё личное и частное хранится вдали от посторонних глаз.

— Закрой дверь, — жестко говорит она.

Я закрываю её за собой. Жалюзи на всех окнах, выходящих в коридор, уже задвинуты. Мы одни.

Я сажусь в кресло напротив её стола. Я жду, что она скажет что-нибудь о секс-видео, но она смотрит в свой ноутбук, щелкая мышкой, ещё где-то минуту. Оставляя меня наедине с моими собственными чертовыми мыслями.

Я всегда защищал свою репутацию. Она значила для меня всё. Но теперь мне всё равно. У меня есть то, что я хочу: работа в Cobalt Inc. и моя девушка. Кроме благополучия Роуз, единственное, о чем я беспокоюсь, это о том, как я навредил этой компании.

Скотт может забрать свои деньги.

У меня есть девушка. Теперь мне просто нужно закрепить свое положение здесь.

Я жду, когда моя мать скажет Ты уволен. Чтобы лишить меня статуса генерального директора. Передать всё, над чем я работал, Стиву Бальму. Я могу потерять что-то важное для меня, что-то, над чем я трудился годами, за пять минут или меньше.

— Я готов всё исправить, — говорю я. — Всё, что тебе нужно, я сделаю.

Это сильное заявление, и я не уверен, чем готов заплатить за это. Но я, блять, заявляю, и жду её ответа.

Наконец она поворачивается в кресле лицом ко мне. И она абсолютно ничего не говорит. Она просто смотрит на меня, возможно, проверяя меня. У неё такое лицо, что я едва могу прочесть.

— Ты смотрела запись? — спрашиваю я, внутренне содрогаясь от мысли, что моя мать видела, как я трахаю свою девушку.

— Нет, — говорит она категорично. — Я читала о вашей ситуации с Роуз в Интернете. Надеюсь, вы подключили адвокатов?

— Да.

Она шумно выдыхает и несколько раз кивает, прежде чем откинуться в кресле.

— Коннор, — начинает она. — Я не думаю, что когда-либо говорила тебе об этом, но... я действительно горжусь тобой.

Подождите. Я повторяю её слова снова и снова в своей голове.

— Мы говорим об одной и той же ситуации...?

Она улыбается. Она по-настоящму улыбается.

— У тебя есть секс-видео. И я не горжусь тобой за это, хотя, я действительно хочу поговорить с Роуз на свадьбе. Чтобы прояснить кое-что. Я была в плохом расположении духа, когда мы встретились в ресторане, и я проецировала своё недовольство на неё. Я восприняла ваши отношения как несколько отчуждённые и надуманные. В действительности, у меня были такие же отношения с твоим отцом.

— Моим отцом, — она никогда не говорит о Джиме. Я никогда не говорю о Джиме. Он не более чем имя в свидетельстве о рождении.

— Мы редко были близки, — почему она говорит мне это? — А когда и случалась близость, то только для того, чтобы иметь детей. А потом я долго не могла иметь их после близнецов... — она прочищает горло, и морщит лоб от боли. Она позволяет мне увидеть это.

Под моей белой рубашкой на пуговицах собирается пот. Всё мое тело нагревается от её непривычной искренности. Мне кажется, что я горю. Это моё единственное чувство в этот момент. Я не понимаю своей реакции. Я вообще ничего не могу понять. Я просто слушаю и пытаюсь позволить своему разуму соединиться с телом.

— Услышав о тебе и Роуз... я думаю, что у вас всё сложится в долгосрочной перспективе.

Моя мать только что одобрила мои отношения после того, как в сети распространилось секс-видео. В каком мире я, блядь, живу?

— Как я уже говорила, — говорит она, — я горжусь тобой.

Она выпрямляется и кладет руки на свой стол, нервно перекладывая бумаги. Она показывает мне и эту эмоцию. А зачем её темно-синие глаза встречаются с моими.

— Ты невероятно умен, и ты добьешься великих успехов в жизни, Ричард... Коннор... Кобальт, — она улыбается моему полному имени, как будто вспоминает, как выбирала его для меня. — Я не сомневаюсь в этом, — её глаза сужаются от боли, чем дольше она смотрит в мою сторону. Я не знаю, сколько времени проходит. Может быть, минута, прежде чем она говорит: — И я очень сожалею о том, что сделала с тобой.

— О чем ты говоришь? — я качаю головой.

Она придавила мою грудь тяжестью, которую я не могу сбросить.

— Я заставила тебя почувствовать, что тебе не нужен отец в твоей жизни, что это настолько неважно, что ты можешь жить без него, — она делает глоток воды из стакана. — Потребовалась определенная терапия, чтобы смириться с этим, но я... — она делает паузу. — Тебе не нужен был Джим. И я тебе не нужна. Я дала тебе необходимые инструменты для самостоятельной жизни, но я никогда не давала тебе тех, которых заслуживает каждый ребенок, — она вытирает слезу, прежде чем она падает. — Я никогда не показывала тебе любовь. И я очень сожалею об этом. Я надеюсь... я надеюсь, что Роуз сможет сделать то, чем я пренебрегала столько лет.

Я открываю рот, но она прерывает меня поднятой рукой.

— Дай мне закончить. Есть кое-что ещё, — она берёт салфетку, сморкается и обходит свой стол.

Она садится в кресло рядом со мной.

И только по серьезному, измученному выражению ее лица я понимаю, что подготовиться к ее словам невозможно. Я не могу предугадать, что она скажет.

Поэтому я хватаюсь за подлокотник, стискиваю зубы и держусь. Я не хочу упасть.

Я никогда ещё не падал.

Я чувствую себя ошарашенным.

Всю свою жизнь я всегда был уверен, что знаю все возможные пути, все вероятности и что если, чтобы меня никогда не атаковало это чувство. И вот сегодня я просыпаюсь, и вот оно.

Путь, которого я не предвидел.

Я покинул Cobalt Inc. с безумием, рвущимся из груди. Я думал позвонить Фредерику, но есть только один человек, которого я хочу видеть. И это не мой психотерапевт.