Я прерываю его: — Не надо, — слово является контролируемым и достаточно мощным, чтобы успокоить весь пыл в комнате. — Дай мне минутку, — я поднимаю Роуз за талию, пока она тяжело дышит, больше не сопротивляясь мне.

Я оглядываюсь на Ло. Он смотрит в потолок, его ноги немного расслаблены, как будто они вот-вот подогнутся. Райк пытается поговорить со своим братом, но Ло только качает головой и смотрит в окно. Я ищу взглядом Лили, но она продолжает сидеть на краю кровати, уставившись куда-то вдаль.

Я сажу Роуз на скамейку у туалетного столика в нашей комнате.

— Дорогая, — говорю я, вытирая ее горячие, предательские слезы. Я держу ее лицо между ладонями, пока наклоняюсь к ней, чтобы мы были на одном уровне глаз.

Она поднимает дрожащую руку к моему лицу, как бы говоря: — Дай мне минутку.

Я беру ее за руку и нежно целую каждый ее пальчик. Ее глаза, наконец, фокусируются на мне, и они значительно смягчаются, прежде чем она хватается за рукав моей рубашки. Я сажусь на скамейку рядом с ней, и она пытается спрятаться за моим телом, чтобы никто не увидел ее покрытое пятнами лицо.

— Это уже в прошлом, — говорю я ей задыхающимся шепотом, скользя большим пальцем по черной туши под ее глазами.

Однажды она рассказала мне, что в детстве запиралась в своем шкафу после того, как ссорилась с матерью. Споры вращались вокруг многих вещей. Например, ее расписания на день, вынужденного свидания с парнем, которого она считала отвратительным, и превращения в человека, которым она не хотела быть.

Она хватала старую шубу и кричала, заглушая крик одеждой. Она позаботилась о том, чтобы ее психические срывы оставались наедине с ней. Даже в ее безумии все еще есть какой-то уровень контроля.

Она делает глубокий, натренированный вдох, а потом выдыхает, как будто медитирует. А потом она касается моего лица и говорит: — Спасибо.

Мое сердце учащенно бьется, и я борюсь с желанием оторвать ее от всех, от этой ситуации и забот. Запереться наедине с ней и найти утешение в тишине. Она напугала меня сегодня вечером. Я понимаю, как легко это могло обостриться. Как все могло бы пойти по-другому. Что, если бы это случилось? Что, если бы она извивалась в моих объятиях, пока ее крики не пронзили бы небо? Что, если бы я потерял ее из-за эмоций, настолько глубоких, что они поглотили бы ее целиком?

Я хочу защитить её. От всего, даже от самой себя.

Ее дыхание выравнивается, и я кладу руку на ее щеку, и мои губы задерживаются на ее губах. Она отвечает, придвигаясь ко мне всем телом, и мой язык побуждает ее губы приоткрыться. Я хватаю ее за затылок, притягивая ближе.

Мы отчаянно целуемся, и я притягиваю ее так близко, что она наполовину оказывается у меня на коленях.

Она резко отстраняется, ее дыхание тяжелое, но, по крайней мере, на этот раз она дышит.

— Мне очень жаль, — извиняется она за то, что устроила сцену, за то, что была несносной, за то, что на мгновение впала в чистую панику. — Я...

— Человек, — заканчиваю я за неё. Я заправляю ее волосы за ухо. — Ты человек, Роуз. Мы все такие.

Я бросаю взгляд на остальную часть комнаты. На Райка, Ло и Лили, которые колеблются в неловком молчании. У нас есть незаконченное дело, в котором мы должны разобраться, но я не сдвинусь с места, пока она не будет готова.

Она держит меня за руку наполовину крепко, наполовину испуганно и кивает мне.

— Тогда давай покончим с этим, — говорю я, поднимаясь вместе с ней, прямо рядом со мной.

Там, где я всегда хочу, чтобы она была.

Возможно, я стала спокойнее после короткого разговора и ободряющего присутствия Коннора, но никто другой не выглядит таким же спокойным. Райк скрестил руки на груди, и уставился на Лили и Лорена, которые, как ни странно, начали ссориться.

Она спросила его, употреблял ли он спиртное. И один этот вопрос отбросил его назад. Ее слова, ее чувства к нему значат больше, чем все, что Райк, Коннор и я можем сказать или сделать.

— Я просто... я не понимаю, почему ты не хочешь показать нам свои таблетки, чтобы доказать это, — говорит она тоненьким голосом.

— Так ты собираешься принять их сторону вместо моей? — задыхается он.

— Я не принимаю ничью сторону, — её лицо искажается, когда она думает обо всем. — Я просто хочу знать правду, Ло.

— Я не пил, — он неоднократно качает головой, но его глаза краснеют, чем дольше он это делает, рассказывая нам другую историю. — Но я не могу это доказать. Я перестал принимать Антабус несколько месяцев назад.

— Что ты сделал?! — кричит Райк.

Ло дотрагивается до своей груди в защиту.

— Они сводили меня с ума! У меня паранойя по поводу всего, что я ем — а что если это случайно приготовлено на спирту. Я представляю, как меня тошнит от дерьмовой еды. Я не могу принимать его до конца своей чертовой жизни!

Прежде чем его брат успевает ответить, Ло снова обращает свое внимание на Лили.

— Ты должна мне поверить, — говорит он с отчаянием в голосе.

— Верю, — отвечает она без колебаний.

Облегчение заливает его лицо. Он подходит к кровати и тянется к ней, чтобы обнять.

Но тут происходит нечто странное. Лили толкает Лорена в грудь, а затем указывает на него пальцем.

— Но это не нормально. Совсем не нормально, — её подбородок дрожит, и она пытается собрать воедино эту невидимую силу, которая так и норовит ускользнуть от нее. — Ты не можешь прекратить принимать их только потому, что это сводит тебя с ума. И это не нормально, что ты скрывал это от меня... от нас...

Они оба сейчас плачут, и мне кажется, что мы словно вторгаемся в их ссору.

— Моя грудь горит, — говорю я Коннору. Я действительно хочу уйти. Но мы все еще должны поговорить с Лили о видеозаписи.

Он гладит меня по спине и целует в висок.

Мне приятно. Быть с ним. В такие моменты я не могу представить, что снова останусь одна. Я бы чувствовала себя в меньшинстве и без сил.

Лорен держит мою сестру в своих объятиях. Или, может быть, она держит его. Трудно сказать.

— Мы в ссоре, чтобы ты знал, — шепчет она. — Я буду спать в спальне Дэйзи.

Его лицо искажается от боли.

— У тебя не было секса уже три дня. Я собирался... — он сбивается, когда Лили качает головой.

— Меня не волнует секс. Меня волнует, чтобы ты был здоров и не пил.

Я ухмыляюсь и не могу перестать это делать. Это, чёрт возьми, происходит. Моя грудь вздымается. Будто меня облили водой. Эти слова «меня не волнует секс» никогда не покидали уст этой девушки.

Лорен выглядит таким же удивленным, таким же восхищённым, как и я.

— У нас есть еще один вопрос, — вмешивается Райк.

Я с ненавистью смотрю на него.

— Мы не должны поднимать этот вопрос сейчас, — говорю я.

Моя сестра только что осудила навязчивый, вредный секс. Мы должны устроить ей вечеринку по этому поводу, а не расспрашивать ее о якобы имевшем место минете в уборной.

Райк смотрит на меня так, будто я потеряла мозговые клетки, а затем хватает камеру.

— Смотрите, — говорит он Лили и Лорен.

Они смотрят в камеру, и чем дальше воспроизводится видео, тем больше краснеют щеки Лили. Когда мы все слышим, как она говорит: — Могу я сделать тебе минет? — ее глаза расширяются, а рука взлетает в воздух, как будто она готова ответить на вопрос в классе.

— У меня был плохой день, — оправдывается она.

— Шшшш, — шипит Лорен, его глаза сужаются к камере. Начинаются звуки стонов, и Лили внезапно разделяет его замешательство. — Что это такое? — спрашивает Ло. — Это чья-то хреновая шутка?

— Это ты нам скажи, — опровергает Райк. — Это ведь вы трахались в общественном туалете посреди дня.

— Нееет, — медленно произносит Лорен. — Мы не трахались в туалете. Мы не трахаемся нигде, кроме нашей спальни. Кто-то, должно быть, подделал видео.

— Значит, ты не просила у Лорена сделать ему минет? — спрашиваю я сестру.

Ее румянец, похожий на сыпь, распространяется на шею и руки.