— Она мне не нужна.

— Тебе она никогда не была нужна, — напоминает она мне. — Ты не для этого пытался её получить.

Я вижу вину в её глазах. Я выбрал её вместо своей мечты, а ведь я сам просил её никогда не делать этого для меня.

Я сжимаю её лицо в своих ладонях, и провожу большим пальцем по нижней губе, окрашенной в темно-красную помаду, которая делает её такой же яростной, какой она и является. Я хочу быть с ней каждый день своей жизни. Я хочу быть здесь, а не в классе. И у меня есть для этого средства.

— Мои мечты изменились, — говорю я.

Будущее, которое я когда-то представлял себе, исчезло. Где я с гордостью принимаю свой диплом, где я доказываю себе, что я лучший, потому что могу быть таким. Чем дольше я был с этой девушкой, тем быстрее оно улетучивалось.

Я глубоко целую её , и она отвечает взаимностью, молча говоря мне, что принимает моё решение.

— Это было легко, — говорю я, когда мы отрываемся друг от друга, обнимая её за талию и глядя на её гладкую кожу, щеки, покрасневшие от румянца и тепла поцелуя. — Я думал, ты будешь спорить со мной дольше.

Она качает головой.

— Видел бы ты свой взгляд.

Я хмурюсь.

И она улыбается.

— Ты показываешь свои эмоции, Ричард, — она проводит руками по моей груди, разглаживая мою темно-синюю рубашку. — Я вижу, что тебе не важен Уортон так сильно, как раньше, и я хочу, чтобы ты, мои сестры, их парни и брат Ло делали всё, что делает их счастливыми. Разве не такова цель?

Сейчас для меня это так, но я не уверен, что так было всегда.

— Парни твоих сестер?

Роуз морщит нос от отвращения.

— Дэйзи всё ещё с Джулианом.

— И я не рад этому, — говорю я ей. — Что мы говорили о счастье? — я притворяюсь забывчивым. — Мы... делаем то, что делает нас счастливыми, — я держу её в своих объятиях, одна рука опускается к её попке, радуясь, что полтора метра больше не разделяют нас. — Я бы с радостью хотел убрать его из жизни твоей сестры.

Я помню то сообщение о групповухе, которое он отправил Райку, и это беспокоит меня больше всего. Я не хочу, чтобы он был с ней дольше, чем нужно.

Роуз говорит: — Я бы с радостью отрезала ему член и бросила его в аквариум с плотоядными пираньями, — она сверкает холодной улыбкой, от которой и его яйца бы сморщились.

— Креативно, — усмехаюсь я.

Роуз увидела то сообщение, как и вся страна. По телевизору. Продакшн показал мой разговор с Джулианом в коридоре. Я думал, что люди меня недолюбливают, но узнал, что это скорее любовь-ненависть после того, как Джулиан получил мощную обратную реакцию.

Никто не создавал онлайн-петицию, чтобы меня бросили в тюрьму.

Он определенно обошел меня по этому показателю.

Джулиан должен был быть уволен из кампании Marco Jeans, в которой они с Дэйзи должны вместе сниматься. Но дизайнер не хочет его отпускать. Ему нравится внимание прессы, даже если оно негативное. Поэтому Дэйзи приходится работать с ним.

Я стараюсь не думать о младшей сестре Роуз, чья жизнь сложнее, чем должна быть у семнадцатилетней девушки. И я опускаю взгляд на косяки в пластиковом пакете, который всё ещё держу в руке. Я отхожу от Роуз и достаю телефон из кармана.

— Кому ты звонишь? — спрашивает она с любопытством.

— Фредерику. Мне нужно знать, можно ли смешивать Аддерол и марихуану, — я подношу телефон к уху.

Её лицо наполняется удивлением.

— Ты всё ещё хочешь это сделать?

— Да, дорогая, — я потираю её нижнюю губу и целую её ещё раз, прямо перед тем, как пройдут гудки.

Коннор не будет ощущать умственную вялость от травки, но он всё ещё будет чувствовать телесный кайф. По крайней мере, так сказал Фредерик. Он был недоволен смешиванием препарата с наркотиками, но Коннор включил громкую связь, и я смягчила беспокойство Фредерика, объяснив, что Коннор отказался от приёма Аддерола. Я не стала упоминать о том, что он бросил Уортон, или о том, что он совершил огромный неизмеримый прыжок ради меня.

Уверена, что они обсудят это в понедельник.

Я кашляю на третьей затяжке, так как так и не научилась курить правильно. Я была слишком сосредоточена на своей компании, оценках и внеклассных мероприятиях (которые не включали в себя травку), чтобы погружаться в любой вид незаконной атрибутики. Но мне двадцать три. Ещё не поздно экспериментировать и пробовать новое. Если бы я сказала своей семнадцатилетней «я», что меня будет душить и шлепать мой академический соперник номер один (и мне это понравится), а шесть лет спустя я пропущу с ним косячок — я бы никогда не поверила самой себе.

Но думаю, что мою семнадцатилетнюю «я» чертовски соблазнила бы такая будущая перспектива. Думаю, она бы хотела, чтобы это было правдой.

Я смотрю, как Коннор выпускает из губ струйку серого дыма, а не выплёвывает свои легкие, как я.

Я пытаюсь злобно зыркнуть на него, но это теряет свою силу, когда я задыхаюсь.

— Вот... — Коннор накидывает нам на головы одеяло, заключая нас в искусственное убежище. Он сжимает косяк между пальцами, помещает его между губами и глубоко втягивает. Его глаза не отрываются от моих, и я думаю, не хочет ли он, чтобы я изучала его, чтобы в следующий раз сделать всё правильно. Но он бы произнес умное замечание по поводу «обучения» меня.

Несмотря на это, я внимательно слежу за тем, как он глубоко вдыхает, как дым втягивается в его горло. Я никогда не считала курение сексуальным — до сих пор, когда мой слишком умный, самоуверенный парень выдыхает как чемпион, как бог, как какое-то бессмертное существо с ухмылкой, которая может осветить мир и создать восьмое великое чудо.

И я НИКОГДА бы не сказала ему этого. Просто чтобы было понятно. Я сужаю глаза, чтобы он не смог прочитать на моем лице высокие похвалы и преувеличения. Но он почти смеется, значит, я что-то делаю не так. Я тянусь за косяком, а он качает головой. Он делает еще одну длинную затяжку, но на этот раз держит рот закрытым, задерживая дым.

Затем он властно берет меня за затылок. Не успеваю я моргнуть, как мои губы касаются его губ и по команде расходятся. Дым врывается в мой рот и щекочет заднюю стенку горла. Приступы кашля грозят снова разрушить мой кайф. Но Коннор заглушает его поцелуем, его язык проникает в мой рот, ослабляя ощущения. Я вдыхаю его пьянящий воздух, а он вдыхает мой — самый интимный поцелуй, в который я когда-либо погружалась. Дыхание за дыханием. Вдох за выдохом.

Его пальцы пробегают по моим мягким волосам, а другой рукой он подталкивает меня к себе на колени. Я обхватываю его талию, и всё же мне кажется, что он контролирует момент больше, чем я.

Мой пульс ускоряется от удовольствия, и я обвиваю руками его шею. Когда наши губы, наконец, рассоединяются, мы оба выпускаем в воздух небольшую струйку дыма. Наши ухмылки безошибочны.

— Давай сделаем это снова, — говорю я, радуясь возможности наконец-то вдохнуть без того, чтобы мое горло горело в отрицании. Я искренне думала, что моё тело не позволит яду пройти через него. Хорошая работа, тело.

— Любимые слова каждого наркомана, — говорит он с игривой улыбкой.

— Травка не так уж плоха, — возражаю я.

Он делает небольшую затяжку и отводит дым от моего лица. Наше убежище наполняется густым дымом и резким запахом, создавая дымную камеру на нашей маленькой территории. От нас будет вонять.

— Ты права, — сухо говорит Коннор и оценивает косяк. — Это не поджаривает клетки мозга. Только убивает амбиции. Что может быть хуже?

Всё, что превращает человека в никчемную версию самого себя, является злом. По крайней мере, в понимании Коннора Кобальта.

Я не собираюсь портить это, споря с ним.

— У меня есть одна проблема с травкой, — признаю я.

Он поднимает брови в любопытстве.

— Запах, — говорю я. — Он отвратительный. Хуже, чем от сигарет. Мне придется купаться в отбеливателе.

Он улыбается и глубоко целует меня. Мне это нравится. Привлекать мужчину своим мнением и словами. Это гораздо приятнее, чем соблазнять его своим телом — хотя и это мне тоже нравится.