— Ольга… Оля… — Настя растерялась. — Да обойдется. Вылечитесь… Да как же…
— Если обойдется — хорошо. У меня приступами накатывает. То ничего, даже бодрая и силы есть, а то такие боли начинаются, что хоть на стенку лезь. Мне соседи скорую вызывают. Сашка пугается… Сначала я часто плакала. Дочка уснет, а я смотрю на нее и плачу. И что делать, не знаю. Всё думала, думала, ночи-то длинные. Соседи знают — у нас же деревня. Приходили недавно одни — бездетные. А я смотрю, они всё больше дом разглядывают. Не понравились они мне. И Сашка ко мне жмется. А вот вас сразу приняла. Ребенка не обманешь. Видно, сам Бог мне вас послал. — Ольга жадно выпила остывший чай. Посмотрела в окно — дочь стояла возле лавочки, раскладывала на ней упавшие листья. — У меня тут знакомая есть. У нее сестра. По оформлению работает. Оформим, что вы Сашина родственница или еще как. Вот и отчество у дочки Васильевна. Александра Васильевна. Надо же, как совпало. — Ольга замолчала, задумалась, а потом продолжила: — Опекунство оформим. А я ей дом отпишу. Своей знакомой. Согласится. Куда денется. Они в такой халупе живут.
Настя смотрела на Ольгу и с трудом принимала то — даже понимала не до конца, — что от нее хотят. Что за крутой поворот предлагает ей жизнь?
— И опять же, всем хорошо будет, — голос у Ольги задрожал, но она заставила себя успокоиться. — Да вот сегодня же и схожу к ней, договорюсь. В понедельник начнем оформление. А вы устали с дороги. Давайте на диване постелю. Прилягте, отдохните. Я пока приберусь. — И она начала мыть посуду и возбужденно рассказывать и про свое детство, и про завод, и про войну, и про жизнь после войны.
Настя слушала и не слушала Ольгу. Она знала, что не сможет отказать, что есть у нее еще силы поднять девочку.
Рано утром в среду Настя, Ольга и Сашенька стояли на перроне вокзала, ждали электричку. Ольга то прижимала к себе дочку, то заставляла ее взять Настю за руку. И, чтобы не расплакаться, суетилась: осматривала вещи, не забыли ли чего, уверяла, что скоро приедет, что все будет хорошо. Полечится в больничке и приедет. Просила дочку слушаться бабу Настю, которая тоже оглядывалась, кивала головой, поддакивала.
Когда подъехала электричка, мать схватила свою кровиночку, прижала к себе, потом, сдерживая слезы, помогла забраться в тамбур и долго махала вслед, уже не сдерживая рыданий.
В электричке Сашенька сначала капризничала и просилась к маме, потом стала с интересом смотреть в окно, а после уснула, положив голову на колени к «бабе».
Настя гладила ее по голове и заново переживала всё произошедшее с ней:
«Как всё повернулось. И отказать было — как? Ничего, подниму, чай не война. А девочка смышленая… И приняла ведь меня. Вот и внучку Господь послал. Надо бы вещи старые посмотреть, может, что от Василька осталось. Зима скоро. Бегать во дворе пойдет. Корову… Нет, корову не потяну. Козу где достать? К председателю пойду — пусть назначают пенсию!.. Так-то картошки хватит, курицы… Ох, Ольга, вот ведь доля досталась. Ну да всем нам отмерено, не обойдешь».
Сашенька шевельнулась, Настя поправила ей волосы. И забытое, затаившееся материнское чувство охватило Настю — когда ты не один, когда ты навсегда связан невидимой нитью с родным существом. И отныне, и до конца дней будет длиться эта связь. И именно она будет давать ей и силы, и надежду, и смысл всей ее оставшейся жизни.
А электричка размеренно стучала: так-так, так-так, так-так… Так.
Глава 22
Молодой человек с подтянутой, спортивной фигурой, не дождавшись лифта, торопливо спускался по лестнице. В руках он нес картонную коробку. Нес легко, не напрягаясь. И не потому, что был молод и силен. А потому, что в коробке находилось что-то явно не тяжелое.
Спортивная синяя куртка распахнута, шапочка натянута на лоб. Взгляд уверенный, как уверенны и все его движения. Он распахнул двери подъезда, быстро оглядел двор и, неся перед собой коробку, прикрываясь ею, направился к машине. Она стояла недалеко от подъезда. Мужчина открыл багажник, поставил туда коробку, но передумал и пристроил ее на заднее сиденье. Затем, еще раз оглядевшись, сел за руль и выехал со двора.
Немного погодя, вслед за ним тронулся неприметный, серого цвета, старенький «фольксваген» и довел его до дома на Кутузовском проспекте. Потом из «фольксвагена» выскочил «безликий» человек и вошел в подъезд вслед за молодым мужчиной с коробкой. Они даже поднимались вместе в лифте, только «безликий» стоял спиной к молодому человеку, разговаривал по телефону с какой-то Викой, усиленно приглашая девушку на свидание, и поднялся на этаж выше.
— Всё в порядке. «Игрушку» доставил, — сообщил молодой человек сразу, как только занес коробку в комнату.
— Хорошо. Хвоста не было? — больше для проформы спросил Хорошилов. Откуда бы ему взяться, хвосту? Он опередил Смагину. — «Медленно работаете, товарищ капитан!»
Пока она, как положено, всё записывала, оформляла протокол, докладывала ему — время шло. Он, конечно, тоже спешить не стал. Посовещался. Доложил начальству. После чего получил ордер на повторный обыск. Тут и рабочий день закончился. Пришлось отложить всё на завтра — квартира опечатана, главный свидетель вряд ли решится «пойти на дело».
— Нет. Я подстраховался — поехал в объезд, покружил немного.
— «Игрушку» подменил?
— Да. Состарил ее немного. Поставил на то же место.
— Молодец! Коробку не трогать. Скоро подъеду.
— Будем ждать.
Но события стали развиваться слишком стремительно, расстроив все планы не только у Хорошилова.
Алла, уставшая, буквально ввалилась в свою квартиру. Влад подхватил ее, обнял, стал помогать снимать пальто и сапоги.
— Влад, как я устала! Уууух!.. Но зато дело сдвинулось. Есть хочу — умираю.
— Сейчас, сейчас я тебя покормлю. Иди переодевайся. Я пока разогрею.
— Надо в душ. Голова тяжелая. Плохо соображаю.
— Ты у меня не заболей.
— Слушаюсь, товарищ… — Алла запнулась, не зная, как назвать Влада, чтобы не обидеть.
— Товарищ повар, друг и помощник в одном лице, — выдал Влад и ушел на кухню.
Алла опустилась на диван, но тут же поднялась — если сразу не переоденется и не примет душ, растянется на диване и не встанет.
Она сняла одежду, накинула халат и поплелась в душ. Теплые струи воды мягко смывали накопившуюся за день усталость. Головная боль отступала. Еще бы поспать часок, а лучше два.
Какую авантюру она сегодня провернула!
Надо же было так наклюкаться вчера.
А если она не права, начальство по головке точно не погладит.
— Товарищ повар, к принятию пищи готова! — Алла с зачесанными назад мокрыми волосами с улыбкой смотрела на Влада.
— К принятию пищи приступить! — Влад, дурачясь, поставил перед любимой тарелку с макаронами по-флотски. — Давай салат сооружу. Есть помидоры и огурцы.
— Не надо. Огурец нарежь и хватит. — Алла была благодарна Владу за то, что он не расспрашивал об утреннем «происшествии». Да и что она ему скажет? Служебная тайна. Втянула она его в это дело. — «Вот с кем поведешься, того и наберешься. Еще бы всё получилось».
— Добавки?
— Нет. Мне бы это доесть, положил много.
— Тогда оцените работу повара: если «руки не из того места растут» — поцелуй в щеку, все-таки я старался. Если «могло быть и вкуснее» — поцелуй в губы. Ну, а если «пааальчики облииижешь»… — продолжал шутить Влад, довольный, что они помирились, что всё по-прежнему.
Алла смеялась вместе с Владом и продолжала думать о деле:
«Интересно, Илья выяснил, кому принадлежит машина и личность водителя? Так, завтра обязательно съездить в больницу к Гергардт. Пусть она там еще полежит. Нельзя ей пока возвращаться в квартиру. И чтобы ее сын тоже не приезжал — сообщат ему, когда можно будет. Расспросить ее о корзине. И главное, завтра утром изъятие корзины. Интересно, эти «умники» поставили другую корзину вместо украденной? Илье некогда было проверять. И меня, по-моему, пасут. Приедем, а никакой корзины нет. Прошляпили, или, лучше сказать, «прокорзинили». Так будет видиться начальству. При обыске-то корзина стояла. А был ли мальчик? Алиска так бы и выдала. И ей надо позвонить… Может, придется покупать корзину».
