По сельской дороге мимо широко раскинувшихся полей не торопясь ехали два всадника — офицеры легкой кавалерии Александрийского гусарского полка Петр Краснов и Михаил Бронькин. Им сегодня «повезло» сопровождать интендантский обоз для сбора фуража. Русские войска вместе с союзниками две недели как вошли в Париж, и нехватка сена для лошадей стала весьма ощутимой проблемой. Офицерам и обозникам приходилось тащиться по жаре до ближайших деревень. Скука, конечно, смертная, но ничего не попишешь!

— А что, Мишель, как вам вчерашний вечер?.. Понравилась мадемуазель? — от нечего делать подшучивал над младшим товарищем Петр Краснов, статный чернявый красавец лет тридцати, с пышными усами.

— Какая из них? — пытался отбиться Михаил Бронькин, молодой человек, недавно поступивший на службу. Собственно, взятие Парижа — была его первая военная кампания.

— Ха-ха! Так их было несколько! Поздравляю, юноша! Вы делаете успехи. Так и что? — не отступал Краснов.

Бронькин, который мало что помнил о вчерашнем приключении по причине обильного возлияния, никак не мог придумать достойный ответ. К тому же его мутило, и солнцепек совсем не способствовал прояснению в голове.

— Жарко, поручик. Сейчас бы квасу холодного…

— Какого квасу, Мишель! — Краснов протянул товарищу фляжку. — Вот, выпейте. Легче станет. Эх, умеют французы делать вино! — Краснов посмотрел сначала на Бронькина, который, морщась, глотнул теплого вина, потом в сторону немного отставшего обоза и, не найдя лучшего развлечения, продолжил «натиск»: — А черненькая хороша была. Как ее звали, Мишель?

— Поручик?! — взвился Бронькин. — Это в конце концов…

— Да бросьте! — пошел на попятную Краснов. — Давайте пари. Кто первым доскачет до поворота. Вон там, где лесок, — предложил он, резко меняя тему, а то еще чего доброго вызовет юнец на дуэль, и придется пристрелить — жалко будет.

— Что на кону? — вяло спросил Бронькин, но глаза у него загорелись — он знал ход своего коня.

— Право выбора предоставляю вам, — великодушно уступил Краснов.

— Тогда… ваше венгерское седло! — азартно воскликнул Бронькин, забыв про свой недуг.

— А не многовато ли? — усмехнулся Краснов. — Впрочем, пари есть пари. — И, с лукавым прищуром посмотрев на товарища, он добавил: — А если выиграю я… мое седло останется у меня! — Краснов рассмеялся, а Бронькин завелся еще больше.

— Выбор сделан! — выпалил он. — Скачем!

Приземистая кобылка Краснова ходко пошла вперед. Бронькин отстал на два корпуса, но точно знал, что его вороной наддаст перед финишем и опередит. Так и случилось. Примерно за полверсты до поворота он обогнал Краснова, задорно крикнув:

— Догоняйте, поручик!

Вороной галопом понесся дальше. И казалось, что все вокруг радуется вместе с молодым гусаром его бесспорной победе и роскошному призу.

А вот и лесок…

Бронькин не услышал выстрела, только качнулся назад и почувствовал, как что-то горячее разливается в груди. Он стал заваливаться набок и падать, но нога застряла в стремени. Разгоряченный конь потащил его по земле. Только кивер слетел с головы и остался лежать на запыленной дороге. Краснов выстрел услышал. Он видел, как падает Бронькин, понял, что стреляли из леса. Злой на себя, что устроил это идиотское пари, что обоз, по их милости, отстал и им некому помочь, он догнал и остановил вороного, освободил из стремени ногу несчастного, понял, что товарищ дышит, и, подложив ему под голову свой кивер, побежал к лесу.

Раздался еще один выстрел, но пуля просвистела мимо.

Краснов с пистолетом в руке углубился в лес — он видел среди деревьев спину убегавшего стрелка, но сам не стрелял. В лесу, да еще на бегу трудно попасть в цель.

Впереди показалась прогалина.

Убегавший неожиданно запнулся, вскрикнул и упал. Краснов подбежал к нему — возле раскидистого дуба лежал парнишка лет тринадцати, пистолет валялся неподалеку. Краснов выругался по-русски, а по-французки спросил:

— Кто ты?

Подросток ничего не ответил, глянул исподлобья и потянулся за пистолетом.

— Я тебе… — Краснов перехватил руку подростка и подобрал пистолет.

В это время из-за деревьев выскочила женщина и, причитая, кинулась сначала к парнишке, а потом к Краснову.

— Господин офицер! Господин офицер! Мсье! Пощадите! Дитя неразумное… — Она упала перед Красновым на колени.

— Встаньте, мадам. Да встаньте же вы, наконец! — Краснов помог женщине подняться. — Объясните толком, что здесь происходит?!

— Мсье, мой сын… Мой муж, офицер, он умер от ран. Там, — она показала рукой в сторону поляны, где стояла повозка, — мы не довезли его. — Женщина разрыдалась, но быстро взяла себя в руки: — Мой сын… он решил отомстить… я не уследила…

— Черт!

Краснов не знал, что делать. Не убивать же в самом деле мальчишку? И женщина хороша… Видно, что не из простых.

Он огляделся. Обозники уже подтянулись к лесу.

Рядовой Семенов, крепкий, много повоевавший старик, без перевода догадался, что произошло, и теперь, стоя рядом с Красновым, ожидал указаний.

— Семенов! Покойника похоронить, лошадей конфисковать вместе с повозкой — повезем на ней нашего поручика Бронькина.

— Слушаюсь, ваше благородие!

Женщина, ничего не понимая, лишь смотрела то на офицера, то на солдат. Потом, когда из повозки стали вытаскивать тело ее мужа, она бросилась к дорожной сумке, достала из нее небольшой продолговатый футляр, подбежала к Краснову и в полном отчаянии торопливо заговорила:

— Мсье, я должна довезти тело мужа и похоронить его дома… Это мой долг. Мсье, прошу вас. Мсье, я вижу, что вы благородный человек. Пожалуйста, возьмите! — Женщина, умоляюще глядя на Краснова, протянула ему коробочку, но, заметив неудовольствие, мелькнувшее в его глазах, поспешно добавила: — Это для вашего раненого! Прошу вас!

Под взглядом серых женских глаз, заплаканных, но от этого не менее прекрасных, поручик сдался.

— Семенов! Положите тело обратно. Уходим, — распорядился Краснов, взял футляр, галантно козырнул даме и поспешил к раненому товарищу.

Поручику Бронькину повезло — пуля вошла неглубоко. Он потерял много крови, но уже через две недели чувствовал себя сносно. А через три месяца лихого гусара Бронькина встречали родные — конь под ним гарцевал, новое венгерское седло поскрипывало, а в дорожной сумке, на самом дне, покоилась коробочка с драгоценностью.

— Ну а как прошла вечеринка? — Алла ловко подхватила дольку лимона, отправила в рот, прожевала не поморщившись и, лукаво усмехнувшись, добавила: — Что-то ты, Алиса-лиса, не рассказываешь про вчерашнюю «гульбу»?

Полчаса назад подруги перешли из кухни в зал и сидели теперь на диване перед журнальным столиком, на который перекочевали две рюмки, початая бутылка коньяка, блюдце с нарезанным лимоном и открытая коробка конфет.

Алиса, как обычно, приехала неожиданно, но Алла радовалась каждой встрече со своей немного взбалмошной, резковатой подругой, которая хоть и была младше ее на десять лет, но умела трезво оценивать людей и обстоятельства и за словом в карман не лезла. Алла знала, что в случае чего-то серьезного Алиса ее не бросит и поможет, чем сможет.

А связи у общительной деловой Алисы имелись. Муж работал в нефтяной компании менеджером среднего звена. Как говорила сама Алиса, «средненького звена». И поясняла: «Хватка у него не та, поэтому ему лучше медленно ползти улиткой вверх, чем быстро лететь соколом вниз». Заметен был у Алисы хоть и неполный, но филологический багаж и «любовь» к Горькому.

Алла, конечно, сама привыкла решать свои проблемы, да и профессия обязывала — все-таки двадцать лет в органах. Однако после смерти родителей и развода ей не хватало вот такого общения: с полночными посиделками и задушевными разговорами — дружеского участия, одним словом.