Тогда я напишу.

Всё, мама. До свидания!

8 сентября 1941 г.».

Настя еще раз перечитала письмо. Нашла в шкатулке чистую бумагу в клеточку, вырванную из школьной тетради, огрызок химического карандаша, старательно записала адрес.

Сын указал и номер дома, но именно в этом месте текст расплылся. Может, сама она намочила — слезами, может, так и было, а она не замечала. Настя подносила письмо то ближе к лампе, то ближе к глазам, даже переворачивала листок и на обратной стороне пыталась рассмотреть номер дома. Потом, уже с Нюрой, решили, что это цифра шесть.

И начались у Насти бессонные ночи и бесконечные думы:

«Денег надо подкопить, как ехать-то. А если не найду? Если нет их там? Сколько лет прошло. И как примут? А вдруг не примут? Не отпустит председатель, посевная скоро, каждые руки на счету… Да как я найду это Венюково? Надо бы к учительнице Людмиле Матвеевне сходить, пусть растолкует. Начнет спрашивать, зачем мне, так я скажу сын там воевал, вот, пока не померла и в силах, хочу посмотреть, где сын воевал, а то ведь могилки нет… Найду, поди, язык до Киева доведет».

Забегала соседка Нюра, приносила молоко в литровой банке, садилась, делилась своим:

— Я ведь, Настена, тоже мужа долго ждала. Ты же знаешь, в сорок третьем извещение пришло — пропал без вести. Ну, пропал, значит, мертвым не видели. И то, сколько случаев было: похоронка пришла, а мужик пишет, что в госпитале. Или опять же, пропал без вести, а он раз — и объявляется, жив-здоров.

— Да помню я, Нюра, как у Петровых тогда: написали, что погиб, а через два месяца — письмо от него. Потом, правда, еще раз похоронка пришла. И не объявился больше Игнат.

— Ты поезжай, разузнай всё. Ну и что, что столько лет прошло. Скорее всего, там и живут они. А про родителей ее ничего Василий не писал?

— Нет. Про родителей не писал.

— Ну и ладно. По адресу найдешь. Там всё и узнаешь. А карточку этой Оли не высылал? Может, вместе они снялись?

— Нет, не высылал. Я б тебе еще тогда показала. А я к учительнице заходила, узнала, что это теперь, оказывается, город Чехов, а Ванюково его район.

— Я бы тебе денег заняла, да у меня Катюха в город хочет ехать поступать. И то, ей уже за двадцать, засиделась девка.

— Ничего. Вот к сентябрю и соберусь.

Как прошло лето, Настя и не заметила. А в конце сентября засобиралась в дорогу. Обновки купила, принарядилась. Подарки кое-какие собрала — не с пустыми же руками ехать.

И промелькнула у нее мысль: вот бы клад найти, что ее муж Николай закопал где-то здесь, сейчас бы пригодились деньги, но как пришла эта шальная мысль, так и ушла до времени.

Сало растопилось, шкварки с темными прослойками мяса смотрелись аппетитно, сомлел и длинно нарезанный лук — пора накрыть эту вкуснотищу яйцами, что и сделала Алла, разбив два яйца, которые тут же вздыбились и, пофыркивая, начали оседать, сворачиваться, поджариваться…

Можно было, конечно, и поколдовать над ужином, но настроения нет — сегодня она одна.

Поссорились с Владом.

«Нет, из-за какой-то ерунды! Можно сказать, на пустом месте. Он, видите ли, хотел пойти в кино, а она в кафе, и с Алиской. Надо же поддерживать подругу. Мог бы и уступить, — в который раз прокручивала ссору и мысленно спорила с Владом Алла, не забывая присматривать за яичницей. — Ну и что, что ты не очень ладишь с Алисой или тебе некомфортно с ней! Приспосабливайся! Она моя подруга, и знаю я ее намного дольше, чем тебя. Он всё время «подстраивается под меня», я «не считаюсь» с его желаниями. Смотри-ка! И вообще еще не известно…» — Алла не закончила свою мысль, выключила плиту, лопаткой ловко перекинула содержимое сковородки в тарелку и поставила ее на стол, где блестела в чашке квашеная капуста, смешанная с сырым луком и политая подсолнечным маслом. Самое то с яишенкой!

Трапеза продолжалась недолго, но подействовала на Аллу умиротворяюще.

Она быстро вымыла посуду, успев смириться со ссорой и даже оправдать ее:

«В конце концов пришла пора поругаться. Слаще мириться будет».

В том, что Влад завтра позвонит, если не сегодня, Алла не сомневалась, а сейчас можно и поработать-поразмыслить, так сказать, «в спокойной обстановке».

Она включила автоответчик. Ничего особенного. Звонила старшая по подъезду — опять там у них что-то не убрали — не сделали, и надо им сразу менять управляющую компанию. Хорошо хоть, только бумагу подписать просит. А то еще чего доброго предложила бы кинуться на амбразуру и выявлять нарушения в управляющей компании. Делать больше нечего!

Влад пока не позвонил — он любит оставлять любовные послания, желать спокойной ночи или доброго утра. Алла вздохнула. Собственно, у нее был сотовый, а этот стационарный телефон с трубкой давно бы надо отключить — платить меньше. Но бывает удобно, когда уезжаешь, когда кто-то не знает твой сотовый, и вообще привыкла. А еще ей нравилось слушать голос Влада. На сотовом не то, на сотовом сразу видно — от кого, что.

Алле стало душно. Она подошла к окну, приоткрыла одну створку — пусть хорошо проветрится. Сама села на диван, прикрылась пледом и стала просматривать теперь уже сотовый телефон. Ушла сначала в «Одноклассники», потом зависла в «ВКонтакте», перешла на «Фейсбук», наконец, занялась делом — просмотром пропущенных звонков. Влад не звонил. Но вот знакомый номер или кажется, что знакомый.

Алла скинула плед, встала, закрыла окно и включила ноутбук. Здесь хранились папки с делами и, конечно, последнее — о нападении на квартиру Гергардт и гибели Зубова. Здесь же записаны все выявленные и предполагаемые фигуранты, свидетели, их адреса, телефоны. Так и есть, это телефон Супонина.

Алла подобралась, сосредоточилась:

«Не случайный звонок. И почему-то не перезвонил. Передумал? Что же вы хотели такого мне сообщить, Виктор Семенович? И ведь явно знаете больше, чем говорите. Хотите себя подстраховать, подстраховаться на случай… Прижало вас? Или прижали?! — Алла посмотрела на часы — о! почти час ночи. — Придется утром звонить. Надеюсь, Супонин, с вами ничего за это время не случится».

Она еще немного посидела за ноутбуком и легла спать, так и не дождавшись звонка от Влада.

Утром, когда она была в ванной, зазвонил домашний телефон. Алла, на ходу вытирая полотенцем руки, схватила трубку — наверняка Влад звонит с рабочего. Но звонил оперативник Илья Сокольский.

— Алла Сергеевна, здравствуйте! Не разбудил?

— Доброе утро, Илья! — без особого энтузиазма поздоровалась Алла. — Нет, не разбудил. Какие новости?

— Да вчера Супонин приходил. По делу о взрыве машины Кирилла Зубова.

— Та-ак. И что он интересного рассказал?

— Он сначала с Хорошиловым разговаривал. Потом тот его ко мне привел — показания записать. Вспомнил он, что в тот вечер из дома выходил и Павел Лытников, муж Алисы Лытниковой.

— И зачем выходил? — Алла спрашивала скорее потому, что надо всё спросить и выяснить, она привыкла так работать. Хотя худой, нескладный, сутуловатый, с плохим зрением муж Алисы никак не тянул на Рэмбо. Наверняка выходил из-за какой-нибудь ерунды. И она не ошиблась.

— Он забыл бутылку в багажнике. Какое-то вино, которое нужно салом закусывать.

— О! Это что-то новенькое. И сколько отсутствовал? — уточнила Алла — все-таки дело есть дело, несмотря на то, что это муж Алисы и он далеко не Рэмбо.

— Да минут пять его не было. Как раз, чтобы подойти к машине, открыть багажник, достать из сумки бутылку вина и вернуться в дом.

— Что с биографиями гостей вечеринки? Я тебя просила…

— Всё выяснил, Алла Сергеевна, — перебил своего бывшего начальника Илья. — Сам Супонин служил в Эстонии, в ВВС — обслуживал самолеты. Навряд ли он изучал подрывное дело. А вот его друг банкир Борис Аркадьевич Сальников отдавал долг родине в инженерных войсках и подрывное дело вполне мог не забыть.