Мэри, болтая о милых пустяках, помогала нанести легкий грим – просто состарить, сделать скулы чуть четче, добавить горбинку на нос... Эйнар с дядей были похожи, очень похожи – особенно в полумраке. Волосы он, скрепя сердце, укоротил до нужной длины в первый же день после отъезда Авеля, а для голоса давно уже создал специальный артефакт. Все было готово, и Эйнар набросил на плечи один из любимых плащей Авеля - темно-бордовый с серым волчьим мехом.

– Как мы с тобой хорошо сегодня постарались... просто вылитый дядюшка получился! – Мэри восхищенно оглядела Эйнара с ног до головы, чуть ли за щеку не потрепала, но удержалась – меру все-таки знала, и просто оценивающе добавила: – Какой же ты все-таки лапочка, Эйни.

– Лапочка, – усмехнулся он, не став спорить. – И ты каждый раз этому умиляешься.

– Ох, миленький, я иногда жалею, что ты весь такой серьезный лорчик, а я теперь собираюсь стать такой суровой начальницей. Мы бы с тобой здорово сработались вместе. Я ведь слыла лучшей актрисой во всем Северном море, а ты… почти такой же талантливый, как я – и нас ждал бы такой успех, такой успех... – Мэри мечтательно закатила глаза.

– Мне больно это говорить, но до Нортейла твоя слава не докатилась, – рассеянно отметил Эйнар, вновь поворачиваясь к зеркалу. – Хотя уверен, ты скоро это исправишь...

Глядя на свое отражение, он видел дядю, и это… пугало. Внешность – это одно, но само выражение лица, мимика, осанка, жесты –  все самое главное в актерской игре – были такими знакомыми. Эйнару почти и не нужно было играть, притворяться. Дядюшка действительно растил себе свою маленькую копию… И Эйнар с горечью понимал – у него получилось. Ничем Эйнар не лучше. Питомец слишком похож на своего хозяина.

Правда, хозяин никогда бы не пошел на такой глупый, театральный – словно из водевиля для веселья простолюдинов - поступок. Абсурдный в его понимании настолько, что и предположить нельзя.

А еще низкий – недостойный даже такого неправильного лора, как Эйнар.

Зато – забавный, и отбросив тоскливые мысли, Эйнар ощутил знакомое возбуждение от игры... бесчестной, но что с того.

– Не грустите тут без меня, – бросил он воронам и ухмыльнулся ответному раздражению от двух парней и приторно-сладкой улыбке от Мэри.

Захватив широкую черную ленту и свечи, он спустился вниз. Рейна, дремавшая на мягких шкурах в уголке, встрепенулась, подслеповато сощурилась на миг, пытаясь разглядеть гостя в тусклом свете догорающей свечи.

- Вы сегодня поздно, си-лор, - ядовито приветствовала она, пока Эйнар молча и степенно приближался к девушке. Благородная лора дерзила, как обычно, но в голосе слышались радость и нетерпение. Скучала по вниманию своего похитителя – особенно после вчерашнего.

Сначала, в первый день, она только боялась и злилась, но бесполезность криков поняла быстро и утихла, выжидая и сдержанно язвя своим беспристрастным тюремщикам. А потом пришел тот, кого она приняла за Авеля – старого врага семьи. Немолодой, но красивый, полный достоинства хитрец, целеустремленный, властный мужчина… враг, но с ранимой душой – идеал героя для прекрасной лоры, столь падкой на шаблонные романы о любви...

- Успела соскучиться? – в голосе Эйнара звучали тщательно отмеренные насмешка и тоска.

....Извращенные романы – Эйнар выучил любимые книги Рейны чуть ли не наизусть, и было в них всех нечто общее… враг, злодей, что становится возлюбленным. Убийца, похититель, насильник – и его жертва, невинная дева, что растопила жестокое сердце. Любовь – через ненависть, боль и страх. Глупость такая, но Эйнар попытался ей проникнуться.

– И не надейтесь. Просто вы, си-лор, на самую малость лучший собеседник, чем крысы.

– Не лги. Здесь нет крыс, девочка моя. Разве что тебе приснился братец, вот ты и спутала...

Рейна, конечно, была разумной женщиной. Может она и баловалась наркотиками, и тешила тщеславие запретной любовью брата, притворяясь, что ничего не понимает, но всегда оставалась рациональной, правильной девицей из лучшей семьи на Нортейле. Такую так просто не соблазнишь, слишком Рейна Ранетрел ценила свою породу, не позволила бы ее никому испортить – добровольно…

Но Эйнар окунул Рейну в ее любимую сказку… темную и жестокую на первый взгляд, но – сказку.

– Не смейте так говорить о Гайнере. Он спасет меня, раскроет вас и отомстит за все мои мучения!

– Ты правда так этого хочешь? Спасения?

– Я...  я, конечно хочу!... Хочу приличной еды, горячей ванны и солнечного света!.. Я здесь уже словно вечность..

Пусть прошло всего семь дней, но для Рейны они растянулись на много больше – иллюзия, создаваемая отсутствием света, слишком частой сменой еды – легкой, чтобы сытости не наступало - и наркотиками в дыме свечей, нарушающими сон. С наркотиками, увы, следовало быть крайне осторожными – чтобы не переборщить. Не должно быть никаких следов насилия или принуждения, магического или физического. Когда Рейна вернется домой лучшие маги и целители должны засвидетельствовать ее добрую волю… быть может даже они используют чары, чтобы заставить ее сказать правду – то, что она считает правдой. Разумеется, это будет только в кругу семьи, такую грязь из дома Ранетрелы не станут выносить, лучше самые мерзкие слухи, чем открытый процесс… Иногда закостенелость нортейлской знати играет Эйнару только на руку.

Все, что Эйнару нужно – раздавленный ревностью, униженный Гайнер, и его родители - так, за компанию. Пусть им будет нечего терять, пусть ненавидят Авеля - за разорение и за поруганную дочь. Пусть ненавидят настолько, что готовы будут броситься на него, словно бешеные псы. Правда, даже если все пойдет по плану, Эйнар этого не увидит, он уже отправиться в академию… но отчаянье рода Ранетрелов чудесно скрасит последние дни на родине.

Зря Гейнар решил напасть на Эйнара. Зря унизил. Зря попытался прирезать в подворотне, как жалкую дворняжку. И точно абсолютно зря перебил его любимых собак.

Когда Эйнар представлял, что творит справедливую месть, то почти забывал, что слишком разошелся с расплатой. Что из-за одного дурака погибнет целый род.

– Очнись, Рейна, ты здесь столько дней тоскуешь по комфорту, одна, взаперти, но твой возлюбленный брат все никак не соберется тебя спасать. Он не очень-то и беспокоится о пропаже сестры...

Свеча почти догорела и Эйнар зажег новую, небрежно рядом оставил широкую ленту – и Рейна сглотнула, вспомнила их первую встречу здесь, в темноте. Когда ее таинственный похититель (тот, самый главный похититель, что приказал грубым мужланам ворваться прямо в ее комнату, бессердечно усыпить зельем, а потом невесть как переместить в этот проклятый подвал) делал вид, что скрывает свое лицо. Делал вид, что не хотел, чтобы Рейна его узнала, но не сдержался, потянулся к юной и невинной лоре из семьи врагов – поиграть, сделать больно… насладиться минутами с прекрасным созданием…

– А теперь лжете вы, – медленно произнесла Рейна, не отрывая завороженного взгляда от ленты у свечи. – Гайнер любит меня больше жизни. Как только он узнает, что вы сделали со мной... – она осеклась, посмотрела на Эйнара и закусила губу. – Как жаль, что в вашей жизни не было столь сильных родственных уз.

Эйнар спешно склонил голову, сдерживая ироничный смешок – любовь Гайнера к родственным узам мало имела отношения. Но с точки зрения Рейны Эйнар словно не желал показывать, как исказилось его лицо от болезненного намека.

О да, ведь юная и невинная лора оказалась не так проста. Она же так умна и проницательна, в первую же встречу, даже с завязанными глазами догадалась, кто тут злодей. Что Авель лор Телламон, такой загадочный, сильный, жестокий, вздумал окончательно разрушить их семью, лишить род Ранетрелов самого дорогого – дочери. Нет, не просто лишить... забрать на время, дать почувствовать отчаяние, а потом предложит сделку – Рейну в обмен… ну, на что-нибудь. Это же Авель, он всегда найдет свою выгоду – сама Рейна-то в таких деталях не разбиралась. Она просто знала сценарий. И поверив в скрытую симпатию старшего Телламона – всего лишь пара жестов и фраз прямиком из ее тайных грез - решила воспользоваться этим. Тоже – поиграть, соблазнить… И заигралась, разумеется.