Дядя наглядно показал, чем готов пожертвовать.
Дядя затем впервые надел повязку на глаза Эйнара.
Эйнару этого было достаточно. Сейчас Эйнар считал, что этот символизм в каком-то смысле даже красив, и остановись Авель на этом – на простых беседах, на многозначительно убитых животных, даже на этом проклятом танценце над пропастью – ничего бы не изменилось.
Но Авель лор Телламон струсил. Решил перестраховаться – и заставил напоследок перепуганного подростка коснуться клятвенного камня с простым обещанием – “я не убью Авеля лор Телламона”. А потом его дружок-Хранитель пришел и запечатал Эйнару это воспоминание. Клятва о которой не знаешь, нежданная смертельная расплата за победу, и дядя, как не крути, окажется в выигрыше – даже погибнув от руки племянника.
Подло. Низко. Трусливо.
Эйнар понимал, что просто.... разочарован. Он не мог не восторгаться тягой Авеля к рискованным планам, он невольно всегда стремился брать с него в этом пример, научился наслаждаться этим чувством хождения по краю, высокими ставками. Всегда был готов с достоинством принять проигрыш и уважать победителя. А вот дядя – нет.
К тому же, даже забытая клятва создает в разуме давшего ее некий блок. Срабатывает инстинкт самосохранения и находится тысяча отговорок, чтобы не позволить себе нарушить ее. Параноидальное завещание дяди, где оговорены десятки вариантов его кончины и их последствия для Эйнара, честь и честность, игра и задачка с намеренно усложненными условиями, просто, чтобы было интересней – все эти такие логичные доводы оказались всего лишь неосознанным механизмом самозащиты.
Но какая к морской бездне разница? Он все равно рискнет, все равно расправиться с ним... не отступать же сейчас, когда почти все готово?
Любую клятву можно обмануть, тем более такую простую, без оговоренных деталей... Авель лор Телламон умрет – но фактически Эйнар будет к этому совершенно не причастен. Всего лишь неудачное стечение многих обстоятельств. Обстоятельств косвенно созданных Эйнаром, да... но суть в том, что они могут не случиться – равнозначные шансы, никакой определенности...
Так ведь?
А то, что ставка в этой игре – жизнь, только распаляет азарт.
Тот, о ком Эйнар думал, наконец соизволил почтить голодного племенника вниманием. Авель выглядел идеально – белые волосы, чуть короче Эйнаровых, аккуратными локонами лежали на меховом воротнике бордового плаща, на лице – вежливая улыбка, в глазах – холод.
- Эйнар, мой мальчик, - улыбка стала чуточку шире, а холод в глазах – чуть пронзительней. – Как я рад тебя видеть… Прости за столь грубую задержку – не успевал уладить все дела перед отъездом.
Он небрежно расстегнул плащ, сбросил его на спинку кресла, словно какой-то простолюдин. Сел напротив Эйнара и сразу же ухватил бокал с белым вином.
- Куда на этот раз? – полюбопытствовал Эйнар, будто ни в чем не бывало. Потянулся за долгожданным блюдом с морским ассорти.
- И вновь на Пинион… а официально – на воды, подлечиться.
- Может, настала пора поделиться и со мной деталями своих межмировых связей? – нагло предложил Эйнар. – Все же меня ждет Академия…
На лице Авеля ничего не отобразилось, но вилку он сжал слишком крепко – побелели костяшки пальцев, и Эйнару ухмыльнуться захотелось от злорадного удовольствия. Надо же, он и не ожидал, что дядя так разозлится нарушению своих торговых планов.
Монополия Совета и самой Владычицы на торговлю с Орной Авелю вовсе не была нужна – это лишало всех вероятных преимуществ и возможности быть первым в этом не совсем чистом деле, обесценивало связи и, быть может, нарушало уже заключенные договоры. Хитрейший Авель ничего не мог поделать с тем, что он будет лишь одним из многих лоров, таким же как и все – лишенным дозволения торговать напрямую.
А вот сам Эйнар войдет в род Холтов, и будет делать, что пожелает. Ну а род Телламонов когда-нибудь продолжат его с Соллит сыновья, что чистоту породы изрядно подправит – и это Эйнара все-таки искренне радовало. Но это будущее, а сейчас в его роду лишь двое, и когда Эйнар сыграет свадьбу, низменным главой будет Авель. Но быть родственником живого мужа Владычицы – значит окончательно лишиться права вступить в Мудрейший Совет – какой-никакой, но принцип ограничения власти. Хотя этого права дядя был лишен еще в юности – за неосмотрительность, как говорилось официально. Но Эйнар так и не сумел узнать подробностей мутной истории, из-за которой Авель лор Телламон решил достигнуть власти путем убийства родного брата и опекунства над перспективным наследником.
А тут теперь этот наследник, кусает руку кормящую, ласкающую и еще что-то требует.
– Я сумел узнать несколько имен... имен твоих будущих сокурсников и потенциальных союзников, — все же заговорил дядя. – Готред в этот раз был щедр на магов – я знаю о лесной ведьме из Этейна, парочке солдат, а главное, о сыне прославленного генерала армии Готегоста Маркуса Ридриха…
Дядя все рассказывал и рассказывал, перечислял имена и кое-что из биографии тех, с кем Эйнару вскоре придется вместе учиться. Закончив с Готредом, перешел к проклятой Вейдане и Пиниону, и Эйнар, методично уничтожая рыбу на своей тарелке, думал, как все же полезно иметь в приятелях Хранителя. Но даже при этом дядюшке пришлось хорошенько постараться, и, наверняка, и потратиться, чтобы добыть столько информации. Эйнару даже стало почти неловко, из-за того, что он не оправдает надежд Авеля. Почти.
И это “почти” исчезло совсем, когда Мэйра, служанка, отравившая его родителей, склонив низко голову, подошла забрать пустую тарелку и поставить перед Эйнаром блюдце с восхитительными ломтиками абрикосов залитых сладкими сливками и толикой белого вина.
Эйнар терпеть не мог находиться с одной комнате с этой женщиной, даже понимая, что она лишь жертва, лишь средство для дядюшкиных целей. Ну и что с того? Мэйра вообще должны была скрести полы в самых дальних кладовых замка, а не подавать ему любимое в детстве лакомство – то самое лакомство, куда был добавлен яд, убивший отца и мать.
Но Эйнару уже давно не пятнадцать.
Он неспеша, старательно сохраняя невозмутимость и кивая в такт дядиным речам, принялся за десерт. Отстраненно про себя отметил, что зря столько лет даже видеть не мог абрикосы – вот уж нашлась изнеженная девица. Вкусно ведь безумно, и незачем было лишать себя удовольствия ради символических страданий Эйнару сейчас даже Мэйра показалась симпатичней, чем обычно, и он почти благосклонно ей улыбнулся. И не удержался, фыркнул с искренним весельем, увидев ее испуг.
– Рад, что у тебя такое хорошее настроение, – прохладно заметил дядя, и Эйнар чуть не подавился под его пронзительным взглядом.
Стоило показать, что ему неуютно, может даже страшно, но Эйнар был все еще слишком оскорблен, слишком зол на дядю для такой игры. Авель ведь желал видеть его сильным? Пусть радуется и ищет новые способы психологического давления – поэффективней.
– Это была веселая поездка, – мечтательно улыбнулся Эйнар. – А главное – я впервые сам – без всяких артефактов! – очутился в Междумирьи. Представляешь, дядя? Может не столь я и безнадежен, как маг...
– Ты вовсе не безнадежен, – возмутился Авель – будто бы это его самого в слабости подозревали. – Ты лучший на Нортейле, ты избранн...
– Я крупная рыба в маленькой луже, дядя, – закатил глаза Эйнар. – Мы же оба прекрасно это понимаем.
– По крайней мере, эту лужу ты изрядно взбаламутил.
Эйнар опустил взгляд на свои руки – чистые, холеные, с аккуратными ногтями. Не отрываясь от разглядывания собственных пальцев, спросил:
– Что, Совет принял предложение Соллит, и дружить Нортейл с Орной будет лишь под его неустанным взором?
– На днях будут подписаны договоры – даже прославленной медлительности Совета сложно противиться деятельности Алана Сентро, – спокойно ответил дядя. – Внимание к сыну, к слову, его позабавило... но, вот досада, малышка Соллит со своей свитой и опомниться не успела, как решила, что связываться, пусть и номинально, с юнцом, что вскоре надолго покинет родину, пока не лучшая идея.
