Однако, злая сволочь по имени судьба знатно над ним поиздевалась.

В дозоре был всего один стражник. Низенький, лохматый, с большим носом. От вида знакомого лица стало тошно. Стражник напрягся, увидев лошадь, взял Фрино на мушку, но тот поднял руку, прося не стрелять.

– Господин Сентро? – удивился стражник, опуская рыжье. – Что вы здесь делаете в столь поздний час?

– Слушай, нос-утес, и не перебивай, – начал Фрино, которому совершенно не хотелось убивать конкретно этого стражника. – Я пришел сюда по делу. По плохому делу. И ты мне мешаешь. Обычно таких невезучих я убиваю, не разговаривая и не задумываясь о том, есть ли у них жена, дети, собаки, куры… понимаешь, о чем я?

– П… понимаю, – сказал стражник, а потом, чуть подумав, отбросил в сторону ружье.

– Умница, – кивнул Фрино. – Будешь меня слушаться – вернешься домой целым и невредимым. Хотя я бы на твоем месте порезал руку, забрызгал кровью снег, и бежал в глухую деревню, где тебя не найдут. Но тут решать тебе самому. А теперь скажи мне, где ты был сегодня ночью?

– На посту, – сказал стражник.

– Что ты видел? – продолжал Фрино.

– Ничего, господин, – послушно ответил стражник. – Ничего за всю ночь, только снег и старые развалины.

– Замечательно, – вздохнул Фрино, отпуская труп Ирона и позволяя ему сползти на землю.

Стражник с ужасом следил за тем, как младший Сентро пытается слезть с лошади, на которую без посторонней помощи едва-едва забрался. Впрочем… что там следить. Фрино второй раз за день потерял равновесие и снова позорно повалился в снег. Благо, на этот раз он додумался специально заставил лошадь залезть в сугроб.

– Этого ты тоже не видел, – пробормотал Фрино, еле-еле встав и вытряхивая из-под плаща снег. – Ты вообще ничего не видел.

– Вам помочь? – осторожно спросил стражник. – Лошадь там... посторожить?

– Ну если тебе неймется, то посторожи, – фыркнул Фрино, доставая из снега труп и подхватывая его на руки.

Ирон был тяжелым. И холодным. А у Фрино совсем не осталось сил. Там, в доме секретаря, идея отнести его в такую даль казалась хорошей. Теперь Фрино начинал подозревать, что даже в лучшей своей форме он бы не справился. Кое-как дотащив парня до входа в руины и уложив его на ближайший камень, младший Сентро задумался. Разворачиваться было поздно.

– Эй, нос-утес? – чувствуя себя настоящим чудовищем, позвал он. – Как тебя зовут?

– Шед, господин.

– Тебе придется снова пойти со мной в катакомбы, Шед, – посмотрел на него Фрино. – И понести… это. Понимаю, предложение так себе… но ты же сам хотел мне помочь?

Не переговариваясь, не задавая лишних вопросов, стражник подошел. Лицо у него побелело при виде секретаря, но он промямлил:

– Да… я понесу… господин....

– Спросить ничего не хочешь? – поморщился Фрино. Обычно ему так нравилось, когда все подчиняются, но сейчас хотелось взять этого парня и трясти, трясти и трясти, чтобы он напугался, дал деру, или, может, даже начал бы стрелять. Потому что Фрино мог совершенно случайно не успеть увернуться от пули.

– Хочу… но разве можно?

– Можно, но только когда уйдем подальше, – разрешил Фрино, кивнув на лошадь. – Привяжи животное где-нибудь внутри руин. Я… хотя бы до входа в катакомбы хочу понести его сам. Мы пойдем довольно глубоко, так что одежду свою оставь здесь, там внизу жарко как в печи.

Стражник торопливо отвел лошадь вглубь развалин, под все еще прочный каменный свод. Фрино глубоко вздохнул, перекинул мертвеца через плечо и, сгибаясь под казалось бы небольшим весом, зашел следом.

Вход в катакомбы – Фрино называл его “парадным” – был в самой глубине здания, бывшего некогда первым королевским замком на Орне. Монархия давно уже ушла, и развалины прекрасно это иллюстрировали. Сменилась власть королей властью закона – прогнившего, неправильного, подпитанного магией закона, который делал знать всесильной а простой народ – бесправным. Последний король призвал по легенде сотню магов и запечатлел закон на языках статуи двухголовой собаки – колосса, что стоял прямо посреди столицы. С тех пор колосс по имени Судья был единственным правителем Орны – нерушимым и карающим всех не повинующихся так или иначе. Натворил что-то поперек закона – считай ты труп, а уж откуда придет к тебе смерть – кто знает.

Потому стражник так послушно повиновался.

Потому Фрино и его отец могли убить кого угодно и когда угодно.

Потому любой житель Орны не противился, если его брали в рабство.

Потому народ еще не бросился убивать аристократов и устраивать бунт.

Потому что у знати были права, а у черни – обязанности. Убей аристократа и на его место придет такой же всесильный, такой же всемогущий, и не факт, что характер у него будет лучше, чем у старого. А если даже и будет лучше – ты сам, убийца, этого уже не увидишь, потому что тебя настигнет правосудие.

И этот порядок охраняла сама магия.

Фрино пронес тело Ирона дольше, чем думал. Его хватило на первый коридор и две лестницы. Стражник перед ним шел смирно и покорно принял ношу, когда младший Сентро выдохся. Какое-то время он тащил его молча. безропотно, но когда они спустились, кажется, уже этаж на пятый, осторожно спросил, отдуваясь:

– Господин, вы говорили, что я могу спросить…

– Спрашивай, – сказал Фрино, который теперь нес фонарь и шел впереди.

– Почему вы его убили?

– Воровал, – решив, что этот вариант будет самым приемлемым, сказал младший Сентро.

Этот ответ Шеда вполне удовлетворил, и он молча понес дальше... а вот Фрино не удовлетворился от слова совсем. К тому же, как и всегда после убийства, его одолевали мысли.

Отец говорил – убей его, потому что нам не нужен такой работник. Убей или сдай в рабство. И то и то – смерть, только первая быстрая, а вторая – мучительная и долгая, ибо вряд ли Ирон бы приглянулся кому-нибудь в игрушки, его бы купили в шахты или на заводы, или еще куда-то в этом вроде.

Но разве нельзя было просто… уволить? Стереть память и уволить.

Почему все всегда должно было сводиться к убийству?

Фрино… запросто убивал обычно. Убийство давалась ему легче пыток. Но почему же сейчас ему было так плохо? Из-за симпатии? Ну что ж… сам виноват.

Прав был отец. Нельзя ни с кем сближаться. Они ведь как животные, да? Как домашний скот. Никто не пригласит выпить вместе с собой чашечку чая курицу или корову. Никто не станет дружить на полном серьезе с собакой. Такие как Ирон существовали для работы – быть секретарями, посыльными, дворниками. С ними аристократы даже постель не делили…

...потому что это считалось чуть ли не таким же грязным, как переспать с животным.

Если аристократ хотел простолюдина – он просто делал его своим рабом и наслаждался. Раб был вещью. Вещью, с которой можно делать, что захочешь. Средством. Методом. Чем угодно, только не человеком.

Но почему-то у Фрино все было по другому. Он не видел в Ироне и этом парне, Шеде, животных. Он не видел в своих близнецах всего лишь кукол для секса и выхода в свет. Для него они были людьми. Людьми, как бы он не старался внушить себе обратное. Он забивал каждый раз эту мысль подальше, глубоко в себя, старался мыслить как все… но не мог. Не получалось у него и все тут.

Спасибо Каю…

Их дружба когда-то перевернула мир для Фрино вверх тормашками. Аристократы, отец, говорили – как только ты проявишь слабость раб либо тебя убьет, либо сбежит. Но Кай не бросил его, а притащил со сломанными ногами домой. Все вокруг твердили – они животные, они другие, тебе не о чем с ними говорить. Но Кай не был животным, он испытывал точно такие же боль, страх и одиночество как и Фрино, у него имелись свои мечты и свои сожаления. И для младшего Сентро, который все детство провел в замке в одиночестве, это стало откровением. Общение с ним казалось то ли чудом, то ли сумасшествием. Все равно что если бы к тебе подошла на улице и заговорила собака. И этот Кай будто сломал что-то у Фрино в душе. Фрино склеил. Склеил, но зазор остался. И об этот зазор младший Сентро постоянно резал пальцы.