Я уже рассказывал, что восемьдесят юношей, которых Фрибур отправил на поле сражения при Муртене, украсили свои шлемы и шапки веточками липы, чтобы распознавать друг друга в пылу схватки, и, как только командир этого небольшого отряда, состоящего из братьев по оружию, счел сражение выигранным, он поспешил отправить во Фрибур одного из своих бойцов вестником этой победы. По примеру грека из Марафона швейцарский юноша всю дорогу бежал не останавливаясь и, так же как тот, на последнем издыхании добрался до городской площади, после чего с криком «Победа!» рухнул там, слабеющей рукой размахивая веточкой липы, которая послужила ему своеобразным султаном. Именно из этой веточки, благоговейно посаженной жителями города на том месте, где упал их земляк, выросло огромное дерево, которое можно видеть в наши дни.
Колокольня кафедрального собора — одна из самых высоких в Швейцарии: ее высота равна тремстам восьмидесяти шести футам. В целом, подобных памятников в Альпах не так уж много: со времен Вавилонской башни люди отказались соперничать с Богом; горы губят храмы: какой безумец осмелится построить колокольню у подножия Монблана или Юнгфрау? Церковная паперть собора — одна из наиболее искусно украшенных во всей Швейцарии. На ней в мельчайших подробностях изображена картина Страшного суда: Господь, наказывающий или вознаграждающий тех, кто восстал из мертвых в ответ на призывные звуки ангельских труб и кого ангелы делят на две группы: одни, избранные, тут же входят во дворец, призванный олицетворять рай, а другие, прбклятые грешники, — в пасть змея, олицетворяющего ад; среди грешников видны три понтифика: их можно узнать по тиарам. Надпись под барельефом гласит, что церковь посвящена святому Николаю, и свидетельствует о том, сколь сильна вера фрибуржцев в заступничество выбранного ими святого и в авторитет, каким их покровитель, по мнению горожан, пользуется у Всевышнего. Вот она:
PROTEGAM HANC URBEM ЕТSALVABO ЕАМ PROPTER NICOLA UM SER VUM MEUM.[56]
Из внутреннего убранства церкви внимания заслуживает лишь готическая кафедра весьма искусной работы; что же касается главного алтаря, то он выполнен в стиле скульптуры времен Людовика XV и весьма напоминает «Парнас» г-на Титона дю Тийе.
Поскольку начинало смеркаться, мы решили перенести на следующий день осмотр остальных достопримечательностей города.
Фрибур — в высшей степени католический город: в нем веруют и ненавидят так, как это делали в шестнадцатом веке, что придает его жителям совершенно особый, неповторимый средневековый колорит. Им непонятно, чем отличается понтификат Григория VII от понтификата Бонифация VIII; они не видят разницы между церковью демократической и церковью аристократической; если потребуется, они возьмут завтра в руки аркебузу Карла IX или вновь разожгут костер, на который взошел Ян Гус.
Утром следующего дня я отослал кучера с коляской, велев ему ждать нас на дороге в Берн, и попросил нашего хозяина найти парня, который проводил бы нас в скит святой Магдалины, ибо дороги, которые вели туда, были непроезжими для колясок. Он прислал к нам своего племянника, толстощекого здоровяка, который служил ризничим в церкви, а в свободное время становился гидом. Во Фрибуре нам оставалось осмотреть Бургийонские ворота — сооружение времен древних римлян. Мы отправились туда в сопровождении нашего нового проводника. Наш путь лежал как раз мимо той самой липы, которая была посажена в честь победы при Муртене, и именно тогда я узнал историю этого дерева; затем мы спустились по у л и це в сто двадцать ступеней и вышли к мосту через Сарину. Оказавшись на середине этого моста, обернитесь и взгляните на Фрибур, дома которого амфитеатром поднимаются по склону горы, словно некий волшебный город. И тогда вам откроются контуры готического города, построенного для нужд войн и примостившегося на вершине крутой горы, словно хищная птица; вы увидите, какую выгоду военные инженеры извлекли из характера местности, предназначенной скорее служить убежищем для серн, чем местом обитания людей, и как скалы, опоясывающие город, образовали крепостные стены.
По левую сторону от города, напоминая копну отброшенных назад волос, высится лес старых темных елей, растущих в трещинах скал, откуда вытекают серые воды Сарины, которая, будто широкая лента в этих волосах, удерживает их на месте; извиваясь, точно змея, река какое-то время течет по долине, а затем исчезает за первым же поворотом. По другую сторону небольшой речушки, на холме, стоящем напротив города, выше построенного амфитеатром городского предместья, стоят Бургийонские ворота, к которым ведет дорога, проложенная по каменистому склону горы. То, что предстает там вашим глазам, служит плохой наградой за тяготы подъема: это обычная римская постройка, громоздкая, массивная и квадратная, как и все сохранившиеся сооружения той эпохи. Недалеко от Бургийонских ворот, слева от дороги, ведущей к ним, стоит очаровательная часовня, построенная в 1700 году; в ее наружных нишах размещены скульптуры четырнадцати святых, датированные 1650 годом; две или три из этих скульптур весьма примечательны. Во внутреннем убранстве часовни нет ничего любопытного, за исключением многочисленных свидетельств веры, которая свойственна обитателям города: стены там сплошь увешаны благодарственными приношениями, подтверждающими чудеса, творимые Девой Марией, которой посвящен этот миниатюрный храм; наивные рисунки и еще более наивные надписи удостоверяют случаи проявления чудотворной силы божественной заступницы. На одном из этих рисунков изображен старик, который уже лежит на смертном ложе, но исцеляется после явления ему Богородицы; на другом — женщина на грани быть раздавленной коляской и запряженной в нее лошадью, закусившей удила, как вдруг эта лошадь останавливается, удерживаемая невидимой рукой; на третьем — тонущий мужчина, которого послушные волны выносят на берег по приказу Пресвятой Девы; и наконец, на четвертом — ребенок, летящий в пропасть, падение в которую останавливается крыльями ангела. Я переписал надпись под последним рисунком; вот она во всей своей неподдельной простоте:
26 ИЮЛЯ 1799 ГОДА, ПОДНИМАЯСЬ К МОНТОРЖУ,
С ВЫСОТЫ УТЕСА, НА КОТОРОМ СТОИТ ДОМ БРАТЬЕВ БУРЖЕ, УПАЛ В САРИНУ ЖОЗЕФ,
ПЯТИ ЛЕТ ОТ РОДУ; СЫН ЖЕАО ВЕНСАНА КОЛЛИ, ЖИТЕЛЯ ФРИБУРА, И, ХВАЛА ГОСПОДУ И ПРЕСВЯТОЙ ДЕВЕ, ОСТАЛСЯ ЦЕЛ И НЕВРЕДИМ.
Я попросил показать мне место, где случилось это происшествие: мальчик упал с высоты приблизительно в сто восемьдесят футов.
По дороге в Берн ризничий показал нам место, выбранное инженерами для строительства подвесного моста, который соединит город с горой, лежащей напротив него. Длина этого моста будет равна восьмистам пятидесяти футам, а высота над поверхностью земли составит сто пятьдесят футов; он пройдет на девяносто футов выше крыш самых высоких домов, построенных на дне долины. Идея украсить Фрибур новой достопримечательностью столь современного облика огорчила меня настолько же, насколько, похоже, она обрадовала жителей города. Подобная разновидность качелей из железных тросов, называемая подвесным мостом, будет, по моему мнению, выглядеть чем-то чужеродным в суровом готическом ансамбле города, переносящем вас через века в эпоху неукоснительной веры и феодализма. Вид нескольких каторжников в полосатых черно-белых одеяниях, работавших под надзором надсмотрщика, нисколько не способствовал тому, чтобы сделать менее мрачной эту картину, которая, исходя из моих представлений об искусстве и гражданственности, опечалила меня так же сильно, как мог бы это сделать вид красновато-коричневых одежд в Константинополе или коротких штанов на берегах Ганга.
В три часа мы подошли к коляске: экипаж, лошадь и кучер поджидали нас с неподвижностью и терпением, сделавшими бы честь фиакру; как только мы устроились на заднем сиденье, а наш ризничий сел впереди, кучер тронулся в путь к скиту святой Магдалины. Примерно через полчаса коляска остановилась, мы вышли и двинулись по проселочной дороге.
