Но Ростиславичи не умели понять этого нового тона, и потому дружественные отношения их к Андрею скоро исчезают, и начинается отчаянная борьба между ними, перешедшая в потомство. В этой борьбе Ростиславичей с Юрьевичами высказалась вполне противоположность характеров северных и южных князей, противоположность их стремлений.

До сих пор мы были свидетелями борьбы или вследствие исключения младших князей из владения родовой собственностью, или за старшинство; так, борьба, продолжавшаяся от смерти Ярослава I до Мономаха или сына его Мстиславича включительно, происходила вследствие стремления изгнанных князей получить волости на Руси.

По смерти Мстислава Великого начинается снова борьба, но уже с другим характером: здесь враждуют уже не исключенные князья, но враждуют племянники с дядьми за старшинство; к этой борьбе между Мономаховичами присоединяется еще борьба Святославичей с Мономаховичами, также за старшинство. Борьба оканчивается собственно взятием Киева войсками Боголюбского: с этих пор потомство старшего сына Мстиславова Изяслава сходит со сцены в борьбе за старшинство, в которой до сего времени играло главную роль, и удаляется на запад, где начинает играть другую роль, не менее блестящую, именно в Галиции, или Червонной Руси. Ему на смену в борьбе с князьями северными, или Юрьевичами, выступает потомство второго сына Мстиславова Ростислава Смоленского; но эта третья великая борьба наших князей носит опять новый характер, а именно: здесь борются не за волости отцовские и не за старшинство, но князья южные, или Ростиславичи, борются за старый порядок вещей, за старую Русь, за родовой быт, который хотят упразднить Юрьевичи. В этой великой и многозначительной борьбе обе враждебные линии княжеские, или, лучше сказать, обе Руси, выставляют каждая по двое князей для борьбы: Русь старая, Ростиславичи, выставляют двоих Мстиславов — отца и сына, прямых правнуков Мономаха, представлявших образец князей старого времени, героев в битвах, щедрых к дружине и народолюбивых; новая, Северная, Русь имеет представителями двоих братьев Юрьевичей, Андрея Боголюбского и Всеволода III. Оба князя стремятся к уничтожению прежних родовых отношений. Приступаем к описанию этой борьбы.

Мы видели, что Андрей отдал Киев одному из Ростиславичей, Роману. Но скоро ему наговорили, что брат его Глеб погиб насильственною смертию, и указали убийц: Андрею трудно было не поверить извету, ибо он знал, как не терпели Юрьевичей на юге, и потому потребовал у Ростиславичей выдачи обвиненных; те не послушались^{415}. «Не ходишь в моей воле, — велел сказать северный самовластец Роману, — так ступай вон из Киева, а Давид из Вышегорода, а Мстислав из Белгорода, ступайте все в Смоленск и делитесь там, как хотите». Кроткий Роман испугался и оставил Киев, куда на его место Андрей назначил брата своего Михаила.

Но другие Ростиславичи — Рюрик, Давид и особенно Мстислав послали к Андрею с такими словами, которые звучали стариною: «Брат, мы назвали тебя отцом, целовали к тебе крест и стоим в крестном целовании, желая тебе добра; но вот ты вывел брата нашего Романа из Киева, а нам кажешь путь из Русской земли, безо всякой вины с нашей стороны; но Бог и сила крестная равно помогают правым, как сильным, так и слабым». Андрей не отвечал ни слова. Тогда Ростиславичи выгнали Юрьевичей из Киева и посадили там брата своего Рюрика; мало того, заставили Михаила Юрьевича отступить от брата и присоединиться к ним^{416}. Святослав Всеволодич Черниговский обрадовался возобновлению вражды между Мономаховичами и послал к Андрею с предложением своего союза^{417}. Последний послал снова сказать Ростиславичам: «Не ходите в моей воле, так ступайте же — ты, Рюрик, в Смоленск к брату, а ты, Давид, ступай в Берлад, а в Русской земле не велю тебе быть, а ты, Мстислав, всему зачинщик, не велю тебе быть в Русской земле».

Мстислав, говорит летопись, с малолетства привык никого не бояться, кроме одного Бога^{418}: он велел остричь голову и бороду посланнику Андрееву, потом отпустил его с следующими словами: «До сих пор мы имели тебя вместо отца по любви; но если ты присылаешь к нам с такими речами, считая нас не князьями, но подручниками своими и простыми людьми, то делай, что умыслил, а Бог за всеми».

Побледнел Андрей, услыхав такие речи^{419}, и собрал огромную рать: под его стягом стали ростовцы, суздальцы, владимирцы^{420}, переяславцы, белозерцы, муромцы, новгородцы и рязанцы, числом 50 000. Сам Андрей был уже стар и не ходил с полками; теперь он послал вождями сына своего Юрия и воеводу Бориса Жидиславича с таким повелением: «Рюрика и Давида выгоните, а Мстиславу не делайте никакого зла, но приведите его ко мне живого». — «Умен был князь Андрей во всех делах, — говорит летописец, — и доблестен, но погубил свой смысл необузданностию, распалился гневом и потому произнес такие дерзкие слова»^{421}. На дороге к войску Андрееву присоединились полки смоленские неволею, полоцкие, туровские, пинские, городненские, киевские, переяславские, черниговские и разные степные народцы; никто не смел ослушаться Боголюбского; всех князей было больше 20^{422}.

Это громадное войско осадило Мстислава в Вышгороде, но оробело при первом его натиске; 9 недель стояло оно около маленького городка безо всякого успеха: Мстислав отражал все приступы; наконец, сведав, что на помощь Мстиславу идет двоюродный брат его Ярослав с полками волынскими, союзные князья обратились в постыдное бегство. Так не удалась попытка Андрея наказать примерно дерзкого южного князя: его войско пришло с высокомерием, говорит летописец, но отошло со смирением в домы свои^{423}.

Ярослав Луцкий, узнав о рати между Андреем и Ростиславичами, пошел было с своими полками прежде к войску Андрееву, но здесь раскоторовался о старшинстве со старшим из Ольговичей, Святославом Черниговским, и перешел на сторону Ростиславичей, которые обещали ему в случае победы уступить Киев^{424}. Таким образом, Ярослав, который прежде уступил старшинство племяннику Роману, отдав ему Владимир Волынский, теперь ищет старшинства во всей Русской земле. При этом замечательно бездействие Романа Мстиславича, который спокойно сидел во Владимире^{425}, не приступая ни к той, ни к другой стороне, ибо к обеим питал нелюбье: Андрей был заклятый враг его рода, Ростиславичи вместе с этим Андреем лишили старшинства отца его.

Ростиславичи сдержали слово и положили старшинство на Ярославе, отдав ему Киев; но это не могло не оскорбить старейшего между русскими князьями, Святослава Всеволодича Черниговского, который еще помнил начало усобицы за старшинство и не спускал глаз с Киева: отсюда опять начинается борьба между Мономаховичами и Ольговичами. Мы видели, как по смерти Мстислава I Всеволод Ольгович воспользовался усобицею в семье Мономаха и достиг старшинства; теперь сын его Святослав Всеволодич хочет воспользоваться также враждою в роде Мономаховом между Мстиславичами и Юрьевичами и добыть себе Киев.

Здесь в первый раз Мономаховичи ясно говорят Ольговичам, что западная сторона Днепра принадлежать им не может; Ярослав велел сказать Святославу: «Зачем ты вступаешься в нашу отчину, тебе эта сторона не надобна». Святослав отвечал ему: «Я не угрин и не лях, мы все одного деда внуки, и сколькими степенями ты отстоишь от него, столькими и я»^{426}. Слова многознаменательные! В то время, когда Мстиславичи боролись с новыми понятиями, явившимися на севере, когда так геройски отстаивали родовые отношения между старшим князем и младшими, — в то самое время, с другой стороны, они должны были вести борьбу с князем, для которого уже Мстиславичи являются нововводителями, нарушителями старого порядка вещей, с князем, который стоит не только за родовые отношения между в. князем и младшими князьями, но напоминает об единстве всего потомства Ярославова, ратует за общность владения всею Русскою землею, тогда как Мстиславичи хотят удержать Киев навсегда за собою.