Между тем Ростиславичи, остававшиеся на Волыни, также не хотели быть без дела: пользуясь отсутствием Ярополка Изяславича, бывшего в Киеве у дяди, они отняли у него стол. В. князь послал на них сына своего Владимира, который и возвратил Волынь Ярополку{191}.
Счастливее Ростиславичей был Давид Игоревич: он с своею дружиною пробрался к Днепровскому устью, в Олешье{192}, и начал там грабить купцов, производивших торговлю с Грециею и потому называвшихся гречниками. От греческой торговли зависело богатство и значение Киева, след., богатство казны великокняжеской: Всеволод принужден был прекратить грабежи Давида обещанием дать волость, и точно — назначил ему Дорогобуж на Волыни{193}. Но этим несчастным распоряжением Всеволод не прекратил, а еще более усилил княжеские которы. Ярополк Изяславич, князь волынский, в отдаче Дорогобужа Давиду видел обиду себе, намерение Всеволода уменьшить его волость и потому начал злобиться на в. князя и собирать войско. Всеволод хотел предупредить Изяславича и отправил против него Мономаха. Ярополк испугался и ушел в Польшу. Владимир был отдан Давиду Игоревичу, а между тем Ростиславичи отняли у поляков червенские города, захваченные Болеславом II, утвердились в них и таким образом поделили с Игоревичем прежнюю Владимиро-Волынскую область, как она была по смерти Ярослава I{194}.
В Польше Ярополк не мог найти помощи, ибо в ней самой происходили волнения. Знаменитый Болеслав II пал жертвою ненависти вельмож и притязаний прелатов; место Болеслава заступил слабый Владислав Герман. Князь Волынский видел, что от Польши ожидать нечего, и спешил примириться с ё. князем. Мономах от имени отца согласился на мир и возвратил Ярополку Владимир. Примирением Ярополка с дядею рушились надежды Ростиславичей и Давида Игоревича: первые не могли быть спокойны в городах червенских, отнятых у союзников Ярополка; Давид принужден был выехать из Владимира.
Тогда решились злодейством освободиться от Ярополка; на дороге от Владимира к Звенигороду несчастный князь был поражен убийцею, который убежал в Перемышль к Рюрику Ростиславичу{195}. Летописец ясно говорит, что Ярополк погиб от братьев, подвергся одной участи с св. Борисом и Глебом{196}. Сам Ярополк, почувствовав удар, вскричал: «Ох, тот мя враже улови». Бегство убийцы к Рюрику Ростиславичу показывает, на кого намекал Ярополк. После Давид прямо говорил Святополку, что Ростиславичи убили брата его{197}. Так совершено было первое преступление, первое братоубийство за эту несчастную Владимирскую волость: мы увидим, что оно не было последним.
Всеволод не хотел оставить злодейства без наказания: он ходил на Рюрика к Перемышлю{198}, но поход кончился ничем: Ростиславичи остались в червенских городах, а Давид стал опять княжить во Владимире{199}.
В 1093 году умер Всеволод. Мы видели, что и этот Ярославич не внес наряда в Русскую землю: к усобицам на востоке за область Черниговскую присоединились усобицы на западе за Волынь, все вследствие того, что племянникам не хотели дать части в родовой собственности; и на востоке, и на западе гибли князья — там от наемных варваров, здесь от братьев, и кости Ярославовых внуков белелись в степи непогребенные{200}. Наряд был нарушен: для его восстановления явился Мономах.
Мономах принадлежит к тем великим историческим деятелям, которые являются в самые бедственные времена для поддержания общества, которые своею высокою личностию умеют сообщить блеск и прелесть самому дурному общественному организму. Мономах вовсе не принадлежит к тем историческим деятелям, которые смотрят вперед, разрушают старое, удовлетворяют новым потребностям общества: это было лицо с характером чисто охранительным, и только. Мономах не возвышался над понятиями своего века, не шел наперекор им, не хотел изменить существующий порядок вещей, но высокими личными доблестями, строгим исполнением своих обязанностей прикрывал недостатки существующего порядка вещей, делал его не только сносным для народа, но даже способным удовлетворять его общественным потребностям.
Тогдашнее общество требовало прежде всего от князя, чтоб он свято исполнял свои семейные обязанности, не которовался с братьями, мирил враждебных родичей, вносил мудрыми советами наряд в семью: Мономах во время злой вражды между братьями заслужил название братолюбца, умными советами и решительностию отвращал гибельные следствия княжеских котор, крепко держал в руке узел семейного союза. Новообращенное общество требовало от князя добродетелей христианских: Мономах отличался необыкновенным благочестием. Общество требовало от князя строгого правосудия: Владимир сам наблюдал за судом, чтоб не давать сильным губить слабых{201}. В то время, когда другие князья играли клятвою, на слово Мономаха можно было положиться{202}. Когда другие князья позволяли себе невоздержание и всякого рода насилие, Мономах отличался чистотою нравов и строгим соблюдением интересов народа. Общество больше всего ненавидело в князе корыстолюбие: Мономах всего больше им гнушался. Новорожденное европейско-христианское общество, окруженное варварами, требовало от князя неутомимой воинской деятельности: Мономах почти всю жизнь не сходил с коня, стоял на стороже Русской земли: в каком краю была опасность, там были Мономах, добрый страдалец за Русскую землю. Если мы, отдаленные веками от этого лица, чувствуем благоговение, рассматривая высокую его деятельность, то как же должны были смотреть на него современники? Не дивно, что народ любил его и перенес эту любовь на все его потомство.
По смерти отца Мономах не встретил бы никакого препятствия со стороны граждан, если бы захотел тотчас занять престол отцовский{203}. Но Мономах ненавидел усобицы и потому не хотел возбудить нового кровопролития со стороны Святополка Изяславича, которому принадлежало старшинство между двоюродными братьями. Мы видели этого князя в Новгороде. Узнав о насильственной смерти брата своего Ярополка, видя, что теперь уже. некому заботиться об интересах его рода на юге, Святополк покинул новгородцев и поспешил на Русь, где занял Туров. По смерти Всеволода Мономах послал звать его как старшего в роде на киевский стол{204}.
Если бы мы не знали всей правоты и простоты Мономахова характера, то можно было бы подумать, что он нарочно хотел дать старшинство Святополку, дабы показать народу все различие между ним и собою. В самом деле, трудно было найти противоположность более поразительную. Со слабостию характера в Святополке соединялось властолюбие и, что еще хуже, ненасытное корыстолюбие, порок, который всего более ненавидели в князе. Киевляне жаловались на Всеволода, что он пренебрегал старою дружиною и давал волю пришлецам недавним; Святополк не думал приобрести расположения граждан исправлением дядиной ошибки; он также пренебрег старыми боярами киевскими и слушался только тех, которых привел с собою. Эти люди, не говоря уже о том, что как пришлецы не имели с киевлянами общих интересов, но, будучи набраны на севере, где князь их провел большую часть жизни, не знали состояния дел на юге и, след., могли только вредить своею неопытностию{205}. Сам Святополк позволял себе грабежи и насилия в своей области. Так, однажды вздорожала соль в Киеве; иноки Печерского монастыря помогали народу в такой нужде: Святополк, узнав об этом, пограбил соль у монахов, чтоб продавать ее самому дорогою ценою. Но и тут Мономах служил грозою для беззаконного князя: так, из страха вооружить против себя Владимира, Святополк возвратил из изгнания игумена Иоанна, который ревностно обличал корыстолюбие и жестокость князя. Каков был отец, таковы были и сыновья. Однажды разнеслась весть, что двое монахов нашли клад в варяжской пещере: молодой князь Мстислав Святополчич мучил без пощады этих монахов, выпытывая у них, где клад{206}. Этот Мстислав был рожден от наложницы{207}, которая, по словам источников Татищева, имела сильное влияние на бесхарактерного Святополка{208}.
