— Не поняла: что еще за жизнь под надзором? — уставилась я на женщину.

— Нееет, все совсем не так. Все сводится к тому: чтобы угодить своей миель или миал. Чего больше кушает — значит: нравятся те продукты, и блюда из них будут подавать чаще. Что предпочитает одевать — аналогично. Где находится — чтобы в любую минуту могли найти тебя. Прилетит посол, или нанесет визит делегация другого клана, или будут искать советники — всегда прислуга знает: где ты.

— Советники… — хмыкнула я, переводя взгляд на наряды.

— Сильно понравился?

— Здесь все такие эльфы… кхм… красивые? — принялась раздеваться я, слегка смутившись.

— Эмм… сложно дать оценку, когда вокруг тебя одни модели: что парни, что девушки.

— Попадос… Ты еще не организовала себе гарем?

— Снежана, рано тебе размышлять на такие темы. Хорошо хоть твоего юмора со днями недели не поняли остальные… Ой, и такое носить тоже рано…

Выхватила Лиля из моих рук вешалку с черным облегающим до бедер платьем, расходящемся пышным к полу, с полупрозрачной кружевной спиной и такими же рукавами.

— В смысле: рано? — уставилась на нее я.

— Арману девятнадцать, так и тебе… — осеклась Лилия. — Снежана, я должна тебе сказать… Это трудно объяснить, но ты не землянка…

— Знаю. Слышала, — прервала я ее. — Вы мои родители… очуметь конечно, но я за сегодня устала удивляться. Лимит ахреневания просто зашкалил. Как говорила знаменитая Скарлетт О-Хара?

— Не буду думать об этом сегодня, подумаю завтра, — улыбнулась Лилия.

— Вот именно, а иначе моя думалка просто заклинит. И отдай мне это платье! Я хочу его! — отобрала я у нее из рук вешалку с черным нарядом. — У меня сегодня траур — я же умерла!

— Это не смешно! Выбери другое.

— Лиля, не включай «маму», — прищурилась я.

— Не включаю. Это будет вульгарщиной! — парировала она, снова выхватывая у меня несчастный наряд. — Вам с Арманом по девятнадцать всего лишь — а это примерно как… шестнадцать-семнадцать на Земле? Даже по меркам землян ты еще подросток, а на Аэритосе совершеннолетие вообще наступает в двадцать два.

— Это как это ты так перевела? — опешила я.

— Когда я перенеслась, то мне было двадцать, но выглядела я ближе к двадцати девяти в сравнении с местными. В этом мире средняя продолжительность жизни магического существа вдвое больше, чем у человека… орка, гнома… Миал и миель в среднем живут по сто двадцать лет — так что: у тебя впереди еще целый век, успеешь такое поносить… — сказала она и повесила выбранное мною платье к остальным.

— Лиля, мне двадцать восемь лет!

— Но… как такое может быть? — в шоке выпучила глаза она.

— А я знаю? — развела руками я. — Где твоя душа блуждала десяток лет, прежде чем появилась здесь? А моя, по ходу, и вообще: еще в машину времени залететь успела по дороге? Если подсчитывать: что тебе при переносе накинули лет восемь, то я и вообще должна выглядеть: точно как ты сейчас! А теперь выясняется: что я — подросток?! Как величают этого почтальона, что доставил меня сюда?

— Саргас…

— Саргас, чтоб ты подавился своими молодильными яблоками!! — заорала я в потолок. — Подросток… Я — подросток… Твою мать… — глубоко вздохнула я, принимаясь выбирать новый наряд. — Пубертатный период — какая прелесть… Хорошо хоть без прыщей и девственности… — бубнила себе под нос я.

— В последнем я бы не была столь уверенна, — хмыкнула Лиля.

— Чего?!!! — прифигела я, уже который раз за этот день. — Тело же мое?

— Твое. Просто… когда я перенеслась на Аэритос… В общем: мне ее вернули.

— Вернули. Кхм. Мне, почти тридцатилетней бабе вернули девственность… Вот что я ему плохого сделала? — закатила глаза я. — Ты знаешь, никогда не имела врагов, но кое-кто открыл сейчас мой черный список. Я бы сказала: возглавляет его! А это? — я выудила из кипы нарядов платье и продемонстрировала его Лиле.

— Идет. Только нужна высокая прическа. Жду тебя в спальне.

Через несколько минут я нагнала ее и уселась на пуф перед туалетным столиком. Лилия зашнуровала платье и принялась колдовать над моей непослушной пышной шевелюрой — та еще задачка. Я смотрела на нее и переосмысливала наши возрастные подсчеты…

— Ты говоришь: у меня для жизни еще целый век впереди, поэтому я не исключаю: что когда-нибудь буду воспринимать вас как родственников, но… но ребенком вашим я не смогу стать. Я ведь уже взрослая женщина… — она на секунду замерла, затем скудно улыбнулась и продолжила заниматься прической.

— Двадцать восемь душе, телу девятнадцать плюс ты в новом мире, о котором ничего не знаешь, и всему будешь учиться. Снежана, давай считать: что тебе двадцать два? И сегодня у тебя не траур, а рождение… возвращение домой, в семью… Пусть тебе это кажется чужим сейчас, но дай нам шанс, дай этому миру шанс, дай его себе.

Лиля отступила от пуфа, и я поднялась на ноги. Из зеркала на меня смотрела новая я: в темно-зеленом платье с тканевым корсетом, расшитым мелкими прозрачными камушками и атласной пышной юбкой. Из белоснежной кипы волос, словно небрежно выскользнули несколько тонких прядей по бокам от лица и на затылке, касаясь оголенной кожи спины.

— Шанс, говоришь… — повернулась я к Лиле: если честно, то на вид она была какой-то потерянной. — Разве у меня есть выбор? Разве кого-то спрашивают о его желании или нежелании родиться? И разве родителей выбирают? — протянула я руку и переплела наши пальцы. — У нас у всех будет шанс.

Через некоторое время мы переступили порог огромной, и я бы сказала: чуть ли не средневековой столовой с красивой коллекцией кинжалов над камином и шкурой животного перед ним. Здесь на стенах не было обоев, лишь картины и полотна. Во главе большого стола персон на шестнадцать-восемнадцать с одной стороны стояло два массивных стула с высокими спинками — на одном из них и восседал Джеймс. Лилия заняла место рядом со своим супругом, а я присела напротив Армана — так мы оказались по обе стороны от родителей. Справа от меня сидел Римус и остальные советники Джеймса, а со стороны Армана — советники клана Ледяных гор.

— Хочу сразу всех предупредить: сегодня больше никаких разговоров о перерождении Снежаны, — Лиля строгим взглядом окинула всех присутствующих. — На сегодня потрясений для моей дочери более: чем достаточно. У всех есть информация для размышления, выводами и домыслами поделимся за завтраком.

Я даже облегченно выдохнула после ее слов, хоть и «моей дочери» немного резануло слух. Моим вниманием завладели блюда на столе, и я принялась накладывать себе в тарелку все подряд по одной ложке — мало ли: вдруг не понравится — не давиться же мне потом той или иной бурдой.

— Снежана, а расскажи нам о себе, — окликнул меня Арман.

— Ты серьезно? — едва ли не простонала я, не успев и первую вилку в рот отправить. — Братец, а давай не будем похороны устраивать в день моего перерождения. Коротко говоря: дай поесть.

Вот только мне горло в кусок не лез под пристальным вниманием присутствующих, лениво скользивших вилками в тарелках. Мне даже совестно стало: что я грубо отшила своего близнеца. О них у меня есть хотя бы какое-то представление, а вот им известно лишь мое имя — разве можно их винить в желании простого банального знакомства?

— Я выросла в детском доме… — тихо сказала я, отправляя вилку в рот. — Приют дети покидают уже совершеннолетними и могут делать со своей жизнью: что хотят, поэтому… Ты знаешь, Арман, когда у детей ничего и никого нет, то и мира они не видят дальше стен детдома… — сделала глоток морса я, продолжая ужинать. — А я очень хотела хоть раз в своей жизни побывать на море, а раз я могла делать: что мне хотелось, то я поехала в страну, где их целых три…

— Я тоже была сиротой, жила в Москве. А ты летала в Израиль? — вступила в разговор Лиля, грустно улыбаясь.

— Я там жила некоторое время, даже в армии служила… Надо же: ты помнишь…

— Многое уже стала забывать, но на Земле не много стран с тремя морями сразу.

— Что значит: служила? Ты была слугой? — вздернул бровь Джеймс.