Широко описав круг примерно в центре пространства, Павел вернулся ко мне.
— Нет, не так, — он потянулся в мою сторону, прокатившись немного вперед и становясь лицом ко мне, и взял меня за обе руки. — Не смотри вниз, ты смещаешь центр тяжести и приближаешь свое падение. Выпрямись.
Некая язвительная часть моей натуры хотела взбрыкнуть, но в этот момент я едва не потеряла равновесие, однако Павел подхватил меня под локти, спасая от позорного подчинения закону притяжения.
— Поймал! — довольно улыбнулся он. — Поехали.
И он поехал спиной вперед, крепко держа меня за руки и поймав мой взгляд.
Какое-то время Павел просто возил меня на буксире, и как только я пыталась опустить взгляд на ноги, легонько сжимал мои пальцы, чтобы я вновь смотрела на него.
Кажется, мы проехали уже пару больших кругов вдоль борта, мои ноги все увереннее держались на коньках и все меньше норовили разъехаться, понемногу я расслаблялась, уверенная, что руки Павла меня не отпустят, и даже начала получать удовольствие от неспешного скольжения.
— Ты каталась раньше на коньках? — завел непринужденную беседу он, аккуратно потягивая меня за одну руку на повороте, а вторую сжимая чуть крепче.
— Давно, еще в школе, — ответила я, поглядывая за его спину, чтобы мы никого не сбили. — А ты здорово катаешься!
— В юношестве был в сборной по хоккею от университета, — улыбнулся он.
Вот так просто, без бахвальства, а обыденно сообщая информацию.
Мы понемногу набирали темп, но Павел по-прежнему не отпускал моих рук, хотя я и сама уже переставляла ноги, не плетясь за ним, а только сохраняя дистанцию. От бортика мы уже отъехали и теперь перемещались в основной массе немногочисленных катающихся.
Я настолько расслабилась, что пропустила момент, когда надо было заворачивать, а потом, в спешке перестраиваясь, запнулась одним коньком за другой и начала падать.
Павел среагировал быстро: резко подтянул меня за ладони, перехватив под локти, а потом рывком притянул к себе, крепко прижимая. Рассмеявшись в голос от собственной неуклюжести и восстановив равновесие, я выпрямилась, вцепившись в его плечи и невольно поднимая на него взгляд. Искрящиеся весельем глаза заглянули прямо в мои, вызывая какую-то непонятную тревогу внутри, будто ожидание…
Руки на моей талии сжались чуть крепче, теснее прижимая меня к мужскому телу, мы по инерции еще катились небыстро вперед..
— Поймал, — очно так же, как в моем сне, хрипло шепнул мне Павел и неожиданно наклонился ко мне, накрывая мои губы своими…
*70*
Сердце колотилось где-то в горле, пока нереальные ощущения гуляли по рукам и всему телу.
Первое мгновения я просто была оглушена свалившимися на меня разом чувствами: растерянность, волнение, испуг, трепет, а потом — вишенкой на торте — разлившаяся нежность.
Павел не отстранился, переведя этот поцелуй в нелепую случайность, а наоборот, почувствовав, что я робко начинаю отвечать, усилил напор, посылая по рукам вереницу колких мурашек. Его руки, тесно обхватив мою талию, напряглись, стараясь впечатать меня в горячее даже сквозь тонкий свитер мужское тело.
Захлебнувшись собственным вздохом, я разомкнула губы, не осознавая, что этим побуждаю его на более активные действия. Тихонько проурчав что-то, Павел, буквально, навис надо мной, его язык мягко скользнул, слегка коснувшись моих зубов, внутрь моего рта, вызывая на танец вереницу гормонов. Влажно проведя по кончику моего языка, Павел слегка прикусил нижнюю губу, а у меня внизу живота все сладко заискрило.
Неосознанно вцепившись в его плечи, до хруста в пальцах накручивая ткань свитера, я и сама потянулась к нему, будто сейчас от этого зависело все мое существование…
Еще раз мягко коснувшись моих губ, мой обольститель соблазнительно улыбнулся прямо в миллиметре от моих губ и неожиданно потянул меня за локоть в сторону и крутанул меня вокруг себя будто в танце.
— Покатаемся еще или поедем домой? — широко улыбаясь и глядя мне прямо в глаза, спросил он.
В его словах я с облегчением не услышала никакого подтекста. Пряча от него смущенный взгляд, я попросила:
— Давай еще покатаемся.
Павел кивнул, взял меня за руку и поехал рядом со мной.
— Ты созванивалась с Эльвирой? — спросил он меня через какое-то время.
— Да, — ответила я, стараясь успокоиться. — В начале следующего месяца она позвала меня с собой посетить один из детских домов, и я хочу съездить. Если ты отпустишь меня с работы, конечно…
— Кстати, об этом я тоже хотел бы поговорить, — Павел притянул меня к себе, придерживая за талию, уводя от столкновения с какой-то компанией подростков, едущих навстречу нам. — После того, как пройдут выборы, твое постоянное присутствие уже не будет так необходимо. Я хотел предложить тебе максимально перейти на удаленку. Ты так же будешь получать зарплату, но сможешь больше уделять время детям. Я не требую ответа прям сейчас, у тебя есть время подумать.
Это заявление было неожиданным!
— Хорошо, я подумаю, — кивнула я, заходя на новый круг.
*71*
Когда мы приехали домой — я всю дорогу не знала, куда деть пылающее лицо! — Павел ненадолго скрылся в кабинете. Сережка крутился около меня, пока я готовила большую пиццу на вечер, показывал разрисованные раскраски, а девочки с Ваней играли на диване в игрушки.
В какой-то момент Сережка взялся помогать мне. Ингредиентов было так много, что пришлось доставать вторую основу, и мы с сыном Павла, веселясь, принялись шутливо соревноваться, у кого получится пицца красивее. Услышав наш смех, пришли и младшие, и я не успела оглянуться, как кухня прекратилась в поле битвы! Дети разделили вторую основу на четыре равные части, и каждый готовил свой кулинарный шедевр, при этом, кажется, стараясь побольше извозить в муке и помидорах пространство около себя.
Нам было весело, дети, уже расправившись со своими кусочками будущей пиццы, принялись разрисовывать мучными разводами мордашки друг другу — Сережка даже мне умудрился как-то лихо пририсовать усы! Что поразительно, Ваня тоже искренне смеялся и все норовил заполучить побольше внимания Сережи. Впрочем, тот был только рад: он тискал самого маленького члена нашей "семьи", щекотал его, рисовал что-то на лице и вытирал его маленькие ручки о передник, который повязал себе еще в начале нашего кулинарного поединка.
Неожиданно я подняла глаза и увидела Павла, стоящего на пороге кабинета и удивленно и неосознанно улыбающегося. Он смотрел на мальчишек и так пристально и жадно следил за каждым их движением, что даже становилось как-то неловко от того, что он оказался лишь зрителем, что нам весело, а он будто в стороне.
Его взгляд переместился — и вот мы уже смотрим глаза в глаза. Улыбка становится шире, а мне разом сделалось жарко. Предательская краска ощутимо опалила лицо, и даже руки слегка вспотели. Кошачьей походкой Павел приблизился к нам, перегибаясь через невысокую барную стойку и заглядывая за нее, чтобы рассмотреть наши шедевры.
— Какая красота! — покачал он головой, но при этом смотрел только на меня.
— Да, дети расстарались! — ответила я и оглядела кухню. — А мне, кажется, все это предстоит отмывать до самого утра!
На полу, столешнице и полках белела россыпь муки, кое-где остались следы от перепачканных пальцев, плитка возле стола под нашми ногами была усеяна частичками абсолютно всех ингредиентов, которые наполняли наши основы из теста. Дети тоже были все в муке и сверкали счастливыми улыбками: Ваня сидел прямо скраю на столе, так как был маленьким и не доставал, Сережка его поддерживал и помогал справиться с заданием, а Лиза с Еськой, почти оттоптав мне пальцы на ногах, были по обе стороны от меня.
— У всех пиццы готовы отправиться в духовку? — спросил задорно Павел.
— Да!! — хором ответили трое из детей, а Ваня кивнул.