Именно про них Джас говорил, обзывая их «петухами» и «собаками» и что их отряды именуют себя «Псами Войны», поклоняющиеся своему спящему богу Горгу Длиннорукому. Мне представился уникальный шанс взглянуть на них поближе, наблюдая в щели ящиков за приближающейся парой. Они громко хохотали, переговариваясь между собой неприятными и резкими голосами, их язык и говор мне был неизвестен. Надрывные и хриплые гортанные звуки, перемеженные мерзким гоготом, действительно напоминали собой собачье гавканье или звуки человека, безуспешно пытающегося избавиться от рыбьей кости, застрявшей у него в горле.
Я замер, не двигался и не дышал, дабы не выдать своего присутствия. Парочка прошламимо — невысокого роста, с широкими плотными и мускулистыми телами, продолжающиеся короткими кривыми ногами покрытые шерстью и такими же волосатыми руками. Плоские лбы на квадратных головах, со сверкающими глазами из-под густых зарослей волос на лице, не выдавали в них особых интеллектуальных способностей. Остроконечные войлочные шапки, со сдвинутыми вперед концами, ещё больше усиливали их сходство с гребнем той самой птицы. Видимо они сейчас изрядно навеселе и не заметили бы меня, даже если я просто стоял у стены, изображая из себя египетского фараона в профиль.
Когда шумная компания удалилась на достаточное расстояние, я вышел из своего укрытия и поспешно зашагал в сторону площади. Думаю наёмники отмечали очередную выгодную сделку и сейчас направлялись к кораблям стоящим в порту. Замешкайся я на берегу немного дольше, то мы столкнулись бы нос к носу. Одолеть их в бою не представлялось для меня возможным. Слишком разные весовые категории. К тому же я не уверен, что моя сабля смогла бы причинить им хоть какие-то серьезные раны. А вот мне хватило бы одного удара их примитивного оружия, напоминающего прямую крестьянскую косу на длинной ручке.
Вскоре из-за рядов однообразных лачуг, похожих друг на друга как две капли воды, впереди открылся свободный простор рыночной площади. Дойдя до крайних домов я осторожно выглянул из-за угла, не рискуя выходить на открытую местность, прежде чем не разведаю обстановку. Я не ошибся и вышел максимально близко к лавке кузнеца, маневрируя среди узких улочек между площадью и портом. Но вот только кузня уже закрыта, я опоздал совсем чуть-чуть.
Как и во всех местностях лежащих в экваториальных широтах, сумерки длятся совсем короткий период времени. Уступая право южной ночи, совсем чёрной, как кожа туземки с берегов Слоновой Кости. Уже достаточно стемнело, небо покрывали плотные слои туч, периодически закрывающие свет ночных светил.
И в один из таких моментов я решил, что пора и стремительно вышел из тени, бесшумными шагами приближаясь к зданию, прилегающей к кузне и лавке. Остановившись перед дверью я несколько раз оглянулся по сторонам, пытаясь разглядеть в мраке присутствие посторонних и негромко постучал.
Ещё раз осмотревшись вокруг я чутко ловил каждый звук, готовый в любой момент сорваться с места. Никто не открыл мне дверь, я постучал снова, на этот раз сильнее, чем в первый раз. Стучать слишком сильно я боялся, поскольку Джас предупредил меня, что здесь все закладывают всех, в особенности это касалось соседей. И они привлеченные шумом от вечерних гостей, вполне могут донести куда следует за малую пайку, в надежде снискать благосклонность своих хозяев, словно покорные собаки выслуживающиеся за косточку.
Собрания были запрещены и соблюдался комендантский час, так все жители должны безвылазно сидеть по домам с наступлением сумерек. Господа опасались, что в свободное от работы время, остатки непокорных могут замышлять восстание и всячески пресекали подобное.
Наконец внутри послышались шаги, открылось окошко в двери и в свете свечи показалось лицо кузнеца. Во всяком случае он подходил под описание, данное мне Хэибом, перед той самой злополучной ночью. Мужественное и скуластое лицо, длинные волосы распущенные по плечам сливались с широкой бородой.
— Чего тебе? — недружелюбно спросила голова в окошке, — Ты разве не знаешь, что после сумерек запрещено ходить по улицам?
— Я от Хэиба, — тихо прошептал я, — Мне нужно передать деньги его дочерям.
— Не знаю никакого Хэиба, — кузнец нахмурил брови, — Проваливай отсюда пока здоров.
Окошко захлопнулось так резко и быстро и я даже не успел что-то сказать от удивления. Как он его не знает? Я же не мог ошибиться, слева от башни находиться лишь одна кузница. И она слывёт самой известной в городе, если верить словам Хэиба, да и Джас это подтвердил. По описанию он подходил более чем, так что скорее всего кузнец просто-напросто осторожничал.
Я ещё раз постучал в дверь, прежде чем шаги внутри успели отдалиться. Судя по тому, что они вдруг затихли — кузнец остановился, а затем вновь послышались, но уже ближе и ближе. И едва только окошко в двери вновь открылось, я тут же выпалил заученную фразу:
«Гхеа ак Кхаа, асаал-ба-тан карр Мор-марес»
— «Кхаа Кхингу Ассар», — ответил изумлённый кузнец, поставил свечу в сторону и отворил дверь.
Некоторое время он вглядывался и прислушивался к звукам с улицы, а затем сильной рукой схватил меня за плечо и затащил внутрь. Он тут же закрыл дверь на засов и прислонив ухо к двери простоял пару мгновений. Убедившись, что преследователей нет, взял свечу и поднёс её к моему лицу.
— Ты житель племени, я вижу по твоей одежде, — в его взгляде читалось непонимание, — Откуда ты знаешь Хэиба, ты с ним работал?
— Работал? — удивился я, — Ну если это можно так назвать, то возможно.
— Так и почему же он сам не пришёл? — кузнец угрожающе наклонился вперед.
С такой комплекцией, как у него, он свернул бы мне шею раньше, чем я успею вытащить свою саблю.
— Он хотел передать деньги своим дочерям, — я уже был не очень рад тому, что здесь оказался, — Он сказал, что я напоминаю ему его сына.
— Ну про сына все знают, — буркнул кузнец, — Так почему он сам уже давно не приходит сюда?
— Он… он… думаю, что он погиб, когда на наш лагерь напали, — мне было горько вспоминать о той ночи, — Там была чёрная скала и это место называлось «Сердце Песков». Гиблые земли, как говорили многие в караване.
— Туда пришли кривоногие псы Горга? Ну те кто напали? — лицо хозяина дома приняло более смягченную мимику.
— Я не знаю, была ночь, и… нам показалось, что мы видели мертвецов. Мы сами похоронили их несколькими днями ранее в пустыне.
— Ну что ж, печально слышать такое, — со вздохом сожаления произнес кузнец, — Теперь некому будет позаботиться о его дочерях, надолго ли им хватит этих денег.
Наконец вспомнив про золото я вытащил всё ещё сырой от воды кошель, кожа разбухла и придала монетам дополнительный вес.
— Именем Семерых Близнецов, да ты что, малый, вплавь сюда добирался, — хохотнул кузнец принимая кошель у меня из рук, — Останешься у меня до утра, заночуешь в тепле. На улице всё равно не безопасно, да и простыть можешь. Я смотрю твоя одежда вся сырая.
— А что про сына? — заинтересовался я, наконец расслабившись, — Ну вы сказали, про его сына все знают.
— Аа, это давняя история, разве Хэиб тебе не рассказывал? — он зашагал в другую комнату, — Пойдём, ты наверно голодный, друг Хэиба — мой друг.
Мы прошли в простенькую комнату, где стоял каменный стол, несколько деревянных стульев и кровать с соломенным матрасом. Кузнец раздул тлеющие в очаге угли и подбросил дров, а затем повесил над ним горшок с едой.
— Ну хорошо, присаживайся, — он указал на один из стульев, — пока греется еда я расскажу тебе.
Кузнец сел на второй стул и начал рассказывать историю про сына Хэиба.
— Когда всё это произошло, его сын был немногим младше тебя. Хэиб в то время жил в городе и вообще мы с ним с детских лет выросли вместе. Его жена умерла при родах последнего ребёнка, коим и являлся его долгожданный сын. Поэтому остался он один с пятью детьми. И мне кажется с тех пор он немного тронулся умом. Так как он никак не мог смириться со смертью своей жены и всё время считал её живой.