Яра же, быстро вскинув голову, и, заметив нас, испуганно вздохнула. Кажется, наше появление испугало ее. Но затем, прикрыв на мгновение глаза, она едва заметно покачала головой.

А когда она вновь взглянула на нас, в ее взгляде больше не было страха. Радость от встречи, неуверенность, робость и тихая печаль, но не страх.

Ее губы дрогнули в едва уловимой, легкой улыбке.

— Ярина… — тихо прошептал кто-то из нас. Я? Кир? Не знаю…

Но одно я знал точно — это действительно была она. Живая и такая близкая…

Теперь они смотрели на меня по-другому.

Теперь в их глазах было узнавание и такая гамма эмоций, что заставила меня в испуге на несколько мгновений прикрыть глаза.

Каждый взгляд на них и раньше был для меня подобен разряду тока, что прокатывался по венам и задевал все нервы, делая все ощущения острее. А ведь тогда они не смотрели на меня, или же смотрели с равнодушием, приправленным капелькой неуловимого, легкого интереса. Сейчас же… сейчас же мне показалось, что их взгляд обжег меня, заставив внутри вспыхнуть пожаром все чувства. Так ярко, так сильно… Интересно, всегда ли я буду так реагировать на их взгляды или же однажды это пройдет?

Глубоко вздохнув, я все же заставила себя открыть глаза и прямо посмотреть на них. Прятки закончились, настало время с высоко поднятой головой принять все последствия своих поступков, какими бы они не были.

Медленно поднявшись с пледа, на котором мы до этого сидели вместе с детьми, я чуть склонила голову на бок, наблюдая за тем, как они приближаются ко мне. И Мир, и Лив, кажется, пытались что-то рассказать своим отцам, но я не могла разобрать ни слова. Я вообще, кажется, ничего не слышала и не видела, кроме парней, что с каждым шагом становились все ближе. Я лишь только, кажется самым краешком сознания, улавливала легкий запах цветов, исходивший из тех венков, что мы сплели с мальчишками, и которые я теперь нервно сжимала в руках.

Чего ожидала я от этой встречи?

Да всего. Кажется, я подготовила себя к любому, что бы ни произошло. Я была морально готова и к недоумению, и к холодной отчужденности, и к гневу, и к неловкому молчанию, и к радости.

Вот только к чему я, кажется, не была готова, так это к тому, что не дойдя до меня пары десятков шагов, Кир и Лео вдруг одновременно сорвутся с неспешного шага и уже через пару мгновений будут крепко прижимать к себе, заключив меня в своеобразное кольцо из объятий.

Как раньше…

Резко вздохнув от неожиданности, я вдруг уловила их запах — такой родной, знакомой до каждой нотки. Запах, присущий только им.

Зажмурившись изо всех сил, чтобы не разрыдаться, я лишь сильнее прижалась к ним и стала жадно дышать, с таким ощущением, что я только что выбралась из душного помещения не свежий, морозный воздух.

Нам не нужны были сейчас слова. Нам нужно было лишь ощущать теплое биение жизни друг в друге, ощущать, что каждый из нас выжил, что мы наконец-то вновь, после столь долгой, болезненной разлуки встретились. Для нас не существовало ничего вокруг — лишь только мы.

Я не знаю, сколько мы так простояли — одно мгновение или же целую вечность, но вырвали нас из этого странного транса детские голоса, просившие «отпустить маму, иначе папы ее точно задушат». Объятья стали более свободными, но парни меня все же не спешили отпускать.

— Маму? — тихим, хриплым голосом спросил Кир, посмотревший при этом почему-то не на меня и детей, а на Дара.

— Долго объяснять, — хмыкнув, неопределенно ответил Дар, после чего метнул на меня пристальный, взволнованный взгляд.

— Я в порядке, — прошептала я одними губами, и только после этого он выдохнул и расслабился.

— Думаю, нам следует поговорить? — странным, неуверенным голосом произнес Лео, что по-прежнему сжимал меня в объятьях.

— Да, нам определенно следует… все обсудить, — сказал Кир, так же, как и Лео, прижимающий меня к себе.

К разговорам мы, впрочем, приступили далеко не сразу. Сначала мы все же поужинали, хотя аппетит, кажется, присутствовал только у детей. Они в основном, кстати, и говорили, разбавляя своими голосами молчание — ни один из нас пока не решался начать говорить. Кажется, каждый из нас в мыслях был где-то совсем не здесь.

Дети, кстати, в числе прочего еще и рассказали Киру и Лео о том, почему теперь называют меня мамой. Вот только я не уверена, что отцы их услышали — настолько задумчиво-отрешенными они выглядели. Так что выговор за то, что называют мамой совершенно незнакомую девушку, мальчишки не получили. Что еще больше уверило их в том, что они правильно все сделали. Правда, поняли мы все это немного позже, когда что-либо менять было уже поздно…

Затем настало время укладывать Лива и Мира спать, и эта миссия досталась… мне. Причем выбрали меня единогласно, не особо интересуясь моим мнением. Не то, что я была против, просто слишком все это было неожиданно.

Так неожиданно, что я не могла вспомнить ни одной сказки и в итоге, я не придумала ничего лучше, чем рассказать о нашем детстве. Адаптируя, конечно, рассказы под сказку. И рассказывая о наших буднях, я даже не подозревала, что впоследствии эти истории из нашего детства стали самыми любимыми у наших детей…

И только когда дети уснули, и все мы собрались в комнате, которую я сейчас занимала, настало время для разговора.

Сначала было… тяжело, да. Я почему-то с трудом подбирала слова, порой замолкая на полуслове. Почему-то сейчас рассказывать о том, что произошло тогда, пятьдесят лет назад, было страшно. Словно прошлое с пугающей точностью стало повторяться и своими словами я могла ненароком подтолкнуть события к повторению того момента.

Они слушали внимательно, изредка задавая уточняющие вопросы. И… я не чувствовала их. Слишком далеко они сидели. Слишком сильно пытались сдержать свои эмоции. Слишком отрешенными они выглядели, и поэтому, наверное, я чувствовала себя еще более одинокой, чем раньше. И поэтому с каждым мгновением мне становилось все страшнее.

А потом я не выдержала. Слезы потекли ручьем из глаз и, жалобно всхлипнув, я разрыдалась, выплескивая весь страх и скопившееся напряжение, скопившееся за столь долгое время.

Парни тут же оказались рядом, взволнованно спрашивая о том, что случилось.

А меня наконец-то словно прорывало: со слезами и всхлипываниями я быстро рассказывала о том, что мне пришлось пережить. О том, как было страшно. О том, как не знал, как поступить. О том, как умерла и вновь оказалась на Арлионе.

Я говорила, говорила и говорила.

Для Дара рассказанное мной уже не было новостью — почти все, о чем я сейчас говорила, я ему уже рассказывала. А вот Лео и Кир вновь переживали со мной все то, что произошло за это время.

А потом говорили они. И слушать о том, что они пережили было едва ли не тяжелее, чем рассказывать о том, что пережила я.

Так мы и уснули. Все вместе, в обнимку, прижимаясь друг к другу, словно ища поддержку, защиту и спокойствие в объятьях.

…Занесенный надо мной кинжал ослепительно сверкнул кровавым отблеском факелов, словно предрекая то, что случится в следующее мгновение.

Вырываться и впрямь было бессмысленно…И даже не будь я так крепко связана, моих сил, из-за большой потери крови вряд ли бы хватило на хоть какое-то сопротивление.

Все было тщетно. Все было предрешено.

Он вновь медлит, мой таинственный убийца. Так было в прошлый раз, так и сейчас…

Все повторяется.

И я вновь не вижу его — человека, что так страстно желает лишить меня жизни. Перед глазами темные круги и пятна, что вспыхивают и туманят мой разум. Я пытаюсь сосредоточиться. Пытаюсь уловить хоть какую-нибудь деталь, которая подсказала бы мне личность моего убийцы. Но я не вижу ничего, кроме кинжала, что занесен прямо надо мной.

Секунда.

И рука, крепко стиснувшая кинжал, опускается, пронзая меня смертельным ударом.