А вот Анту, кажется, было совершенно все равно на недовольство его сопровождающего. Я бы даже сказала, что он это недовольство и вовсе не заметил, если бы не понимала, что это не так. После времени, проведенного в аудитории, где не работали артефакты, им необходимо было какое-то время, чтобы вновь начать выполнять свою функцию. А значит, артефакт, защищающий эмпанта от чужих эмоций, пока не работал. И Ант все прекрасно «ощущал» не только недовольство, но и все остальные эмоции.

— Не против, если я пойду с тобой? — спросил юноша, умоляюще глядя мне в глаза.

— Да без проблем, — ответила я, кивнув ему.

— Извини, я не хотел навязываться, но боюсь, что вот это, — сказал он, показав на свой артефакт, висящий на шее, — еще какое-то время не будет работать. А с тобой я хотя бы немного отдыхаю от постороннего шума.

— Я правда не против, — сказала я, мягко улыбнувшись, — но знаешь, думаю, тебе стоит подыскать артефакт получше. Уверена, он лишь на половину скрывает тебя от… всего чужого.

— Но откуда ты…?

— Неплохо разбираюсь в артефакторике.

— Тогда почему ты здесь? Прости, но ты совсем не похожа на человека, который хочет обучаться тому, чему обучают здесь. Ты не похожа на воина.

— Первое впечатление бывает обманчивым, — пожав плечами, ответила я, — к тому же у каждого из поступающих в эту Академию есть свои причины прийти сюда. И я не исключение.

Ант не стал дальше расспрашивать, видимо, почувствовав, что сейчас я не хотела откровенничать. К тому же мне показалось, что я где-то недалеко услышала голос своего сопровождающего.

Я прибавила шаг, надеясь поскорее найти Вейросса и попросить его вывести меня на улицу — после душного помещения хотелось немного подышать свежим воздухом.

Но в следующее мгновение я резко остановилась, словно наткнувшись на невидимую преграду.

Я услышала голос.

Голос, который я уже когда-то слышала. Смутно знакомый, он почему-то заставил мое сердце сбиться с ритма.

Я уже слышала этот голос, но никак не могла вспомнить, где именно.

А еще у меня почему-то глаза наполнились слезами, в горле дико запершило, а в ушах словно забило набатом. Казалось, еще секунда, и я вспомню…

Но вдруг к моему плечу кто-то осторожно прикоснулся, и я словно очнулась.

— Ты в порядке? Что произошло? — спросил Ант. Выглядел он при этом не очень — мне показалось, парень сильно побледнел. Кажется, он невольно уловил все чувства, что я только что испытала. Стало неловко.

— Извини. Я… не знаю, что произошло, — ответила я.

Я бы могла соврать и сказать, что мне стало душно. Или что я просто переволновалась. Но это не было бы правдой, и Ант бы точно это понял. А врать этому парню не хотелось. Даже не потому, что он, как эмпант. Тонко чувствует, когда ему лгут, нет. Просто… просто почему-то показалось неправильным ему солгать даже в такой мелочи.

— Думаю, нам всем не помешает глоток свежего воздуха. Пойдем.

Сделав несколько шагов и повернув за поворот, мы столкнулись с Войроссом, который, кажется, как раз направлялся к аудитории. Вот только в коридоре он был один, и никого с ним уже не было. Этот неизвестный с таким знакомым голосом уже ушел? Но кто это мог быть?

Свежий воздух мне не особо помог. Да, меня немного отпустило, но этот таинственный голос никак не давал мне покоя. Почему он вызвал во мне такую бурю эмоций? Отчего так встревожил?

Зато вот Анту, кажется, стало легче. Бледность прошла, да и дышать, кажется, он стал глубже — до этого казалось, что он дышит часто и неглубоко — словно таким образом удерживает боль.

На осторожные вопросы о том, с кем разговаривал Войросс, парень отвечал неохотно. Неудивительно, потому что даже я понимала, что мои расспросы выглядят несколько странно. Пришлось сказать полуправду — я что-то пролепетала о том, что голос показался знакомым, вот я и интересуюсь, не моего ли это знакомого занесло сюда.

Не знаю, поверил ли мне мой сопровождающий, но, после недолгого молчания, он сказал, что его собеседник — вряд ли мой знакомый. Ведь нет же у меня знакомых среди преподавателей этой Академии, верно?

Таких знакомых у меня не было. Лет пятьдесят назад. Сейчас же… Конечно, многое изменилось, но я с трудом представляю, как кто-то из моих знакомых вдруг решил заняться преподавательской деятельностью. Хотя, как я уже сказала, за эти годы многое изменилось, поэтому сразу отрицать такую возможность не следовало.

Вот уж не было печали…

Да, имени обладателя этого таинственного голоса я не выяснила, зато удалось узнать кое-что другое. Во-первых, Войросс сказал, что разговаривал он с наставником, что курирует его группу. И, пусть его наставник и не обучает только что поступивших студентов, одна встреча с ним у всех нас все же состоится — когда нам торжественно объявят, что мы зачислены в Академию. Поэтому я и не сильно расспрашивала Войросса — я абсолютно точно в силах сдержать свое любопытство на несколько дней.

Во-вторых, из его оговорки про наставничество и группу, я узнала кое-какую интересную информацию.

Оказывается, нас, исходя из наших знаний и умений, разделят на группы. Кого-то будут усиленно натаскивать на нападение, кого-то на защиту. Кого-то будут натаскивать, как командира, а из кого-то сделают аналитиком группы. В общем, каждого из нас будут готовить, как особенную боевую единицу, но при этом делая упор на том, в чем у нас проявляется талант.

На это уйдет целый год.

Вообще, стоит заметить, что обучение в Академии длится три года. Первый год направлен на индивидуальное обучение каждого студента. Так что распределение в группы лишь чисто символическое — для упрощения работы.

На втором году обучения, проанализировав наши успехи, руководство Академии сформирует из оставшихся несколько групп, и вот уже эта группа, в теории должна соответствовать образу идеальной боевой группы, где каждый из членов этой группы отвечает за свою часть работы.

Это, конечно, только в теории. На практике же, чтобы добиться хоть какой-то слаженной работы, уходит довольно много времени. И именно весь второй год обучения мы будем работать над слаженностью.

Сначала я не могла понять, зачем нужно так много времени. А потом поняла — теоретически. Конечно, все это можно сделать быстрее, но, вероятнее всего, здесь вмешивается человеческий фактор.

Довольно сложно предугадать, как поведет себя тот или иной человек.

Кто-то, несмотря на «идеальную совместимость» просто не сможет слаженно работать в команде из-за каких-то внутренних конфликтов и разногласий. Именно поэтому дается целый год — с запасом, для того, чтобы, в случае чего заменить члена одной команды на другого.

Третий же год самый интересный.

Команды уже сформированы, работа кое-как налажена, и наступает время закрепить полученные навыки на практике. Во время второго года обучения за каждой из групп будут пристально наблюдать, чтобы на третьем году обучения подобрать самого подходящего наставника. Здесь ведь тоже есть отличия — там, где нужно давать проявлять некоторую инициативу одной группе, другой в это же время необходимо отдавать четкие указания без малейшего намека на самодеятельность.

Ну а затем, после окончания обучения, такие группы распределяются по разным местам. Кого-то отправляют работать на границу, кого-то тут же забирает к себе на службу Тайное ведомство или императорская семья, а кого-то распределяют в те города, где необходима помощь вот такой группы.

Передумала ли я поступать в Академию после такого?

Нет. Определенно нет.

Да, профессия воина никогда не вызывала во мне какого-то бурного восторга, но и неприятия я не чувствую. Мне все равно сейчас некуда деваться. А так… Так у меня есть хорошая возможность получить новые знания. Я стану сильнее — и уже никто не сможет застать меня врасплох и похитить, чтобы убить. Да и если есть реальный шанс попасть в Тайное ведомство — я сделаю все, чтобы туда попасть. Не то, чтобы я так сильно туда рвалась — просто это самый лучший вариант для того, чтобы выяснить о том, как сейчас живут сестра и парни. И о том, что же произошло тогда, пятьдесят лет назад.