— Я так понимаю, ты ничего не слышала о единственной любви нашего ректора, что в итоге подвигло его на постройку данной Академии? — мягко, даже осторожно спросил Ант.

— Н-нет.

— Теперь понятно. Одной из главных причин, почему наш ректор решил основать эту Академию, является смерть его любимой. Он создал эту Академию для того, чтобы выучить здесь воинов — воинов, что будут следить за порядком в городах и предотвращать преступления. Чтобы больше никто не потерял своего любимого человека, как потерял он когда-то. Чтобы всегда нашелся хотя бы один воин, который смог бы предотвратить убийство.

— Но я…

— Это произошло после смерти его любимой. После убийства принцессы Ярины, чью смерть никто не смог предотвратить, — мрачно произнес Ант.

— И Академия отчасти носит в названии ее имя. Ее и того человека, что основал эту Академию. Соедини имена. Ярина и Дарриан. Яриан. Академия Яриан. Это ты — та, любовь к которой наш ректор пронес сквозь года. Это ты, Яра, — добавил Лин, — и ты хочешь сказать, что ради тебя он не отдал бы часть своей души? Да он бы, не задумываясь, отдал всю свою душу лишь за то, чтобы ты жила.

Сказать, что я была оглушена услышанным — ничего не сказать.

Это… Осознание того, какую боль отчасти по моей вине пережил Дарриан, рвало душу на куски, и все эти кусочки тянулись к тому, кто любил меня. Но я не могу. Я правда не могу пойти к нему и рассказать о том, кто я. И осознание этого разъедало мое сердце, словно я окунула его в кислоту.

— Яра. Яра, послушай меня внимательно. Ты не виновата, хорошо? Ты ничего не могла тогда сделать. Это не твоя вина, что кому-то захотелось твоей смерти. Яра, прошло пятьдесят лет — любые раны со временем заживают, любая боль понемногу отступает. Ему сейчас не так больно, слышишь? Он справился. Поэтому тебе не нужно сейчас бежать к нему и рассказывать о том, что ты жива. Подожди, слышишь? Он… он не знает о том, что ты можешь быть жива — никто такое даже предположить не может. А значит, он может подождать. Ты можешь рассказать ему потом, позже, когда узнаешь имя своего убийцы. Яра, послушай, это опасно. Это очень опасно. Если ты сейчас расскажешь ему о том, что ты жива, это может подвергнуть его жизнь опасности. Он не успокоиться, пока не отыщет того, кто убил тебя. Он и сейчас ищет, но, узнав, что ты жива, он утроит свои поиски. И это привлечет внимание слишком многих. Понимаешь?

— Дд-а, — хрипло произнесла я, — это привлечет внимание убийцы. А он влиятелен и опасен, он может попытаться убрать Дарриана, чтобы Дар не узнал правду.

— Верно. Ты же сказала, что тебя предал кто-то близкий, верно? Значит, твой враг приближен к императорской семье. А это очень опасно. К тому же рано пока кому-то знать о том, что ты жива. Пойми, Дарриан — темный маг. Могут пойти нехорошие слухи о том, что ему каким-то чудом удалось вернуть тебя из мира мертвых. Кстати, а ты сама уверена, что это не он тебя вернул?

— Уверена. Я перед своей смертью провела ритуал. Хотя… сейчас я не могу быть ни в чем уверена. Возможно то, что я вернулась, не случайность. Эти сказки про душу темного мага…

— Вот, видишь? Тебе пока нельзя рассказывать ему правду. Слишком рано. Все, успокоилась? Хорошо. А теперь послушай — держаться вдали от ректора не получится. Сама же видишь — тебя тянет к нему со страшной силой. Ант, это ведь только одностороннее притяжение, верно?

— Да. Я не чувствовал, чтобы ректора тянуло к мелкой. Хотя я его вообще довольно плохо ощущаю. Темный маг, да и еще идеальный контроль эмоций — что я еще могу сказать?

— Понятно. Ладно, будем верить, что его и дальше к тебе не будет так тянуть. А вот тебе стоит держаться к нему поближе. Хотя бы какое-то время. Думается мне, что все же с душей темного мага не все так просто. А так, почувствовав, что ты находишься рядом с основным носителем души, та его частичка души, что находится в тебе, успокоиться и перестанет тебя так тянуть. Ну, я так думаю.

— Главное, чтобы «основной носитель души» не почувствовал притяжение, — произнес Ант.

— Не должен. Не почувствовал же за это время?

— Что ж, основная задача ясна — нужно сделать все, чтобы Яра находилась поблизости от ректора как можно чаще и дольше. А значит, теперь нам жизненно необходимо приложить все усилия для того, чтобы он для наставничества выбрал нашу группу. Яра, готовься, ближайшие дни будут очень непростыми.

На это я лишь обреченно застонала — я прекрасно понимала, что моя первоначальная задача не выдать себя усложнилась в десятки раз.

И теперь будет действительно очень сложно.

В ней было что-то особенное, но, как бы долго и пристально не наблюдал за ней, я все никак не мог понять, что именно.

Она, на первый взгляд, ничем не отличалась от прочих студентов, что за свою жизнь я наблюдал немало. В чем-то она была более одаренной, в чем-то менее. И не сказать, что она была совершенно обычной — все же своим упорством и трудолюбием она за это время достигла большего, чем достигали другие студенты. Она была талантливой, да.

И это все было не то…

Не из-за этого каждый раз мой я ненароком выискивал ее в толпе и, увидев ее, больше не мог ни на кого смотреть. Она… она была сияющим, ярким огоньком среди серой, безликой толпы.

И я действительно никак не мог понять, что меня цепляло в ней? Что же в ней было такого, что мой взгляд каждый раз невольно останавливался на ней? Что в ней было особенного? Почему при взгляде на нее у меня возникает чувство, словно мои легкие начинает кто-то сживать? Почему, наблюдая за ней, я испытываю это странное ощущение, что я ее знаю? Что я уже знаком с этой девушкой?

Все эти чувства… они сбивали меня с толку, выводили из равновесия, вносили хаос в мою спокойную, размеренную жизнь.

Наверное, все оттого, что она напомнила мне о совершенно другой девушке, о той, что стала моим светом во тьме моей жизнь, о той, чья жизнь уже давно навечно потухла. Эта студентка ненароком разбередила мои старые раны.

Это случилось внезапно, когда я совсем не был к этому готов. Сейчас даже и не вспомню, откуда я возвращался. Помню лишь то, что, как обычно проходил мимо полигона, где студенты отрабатывали приемы, когда услышал:

— Учитель!

И я пропал. Замер, словно громом пораженный. Застыл. Затаил дыхание, словно и вовсе разучился дышать.

Этот голос был мне слишком хорошо знаком. Его звонкое звучания я не мог перепутать ни с чем. Слишком часто мне приходилось слышать этот голос, слишком дорог он мне был.

А уж когда я посмотрел в ту сторону, откуда раздавался голос, то я и вовсе едва не сошел с ума.

На мгновение мне показалось, что это она стоит на полигоне. Это ее волосы взъерошил легкий ветерок, это она подпрыгивает от нетерпения, ожидая, когда учитель что-то ей ответит.

А потом эта девушка обернулась, и я осознал, что это — не она. Эта девушка просто не может быть ей, ибо она уже давным-давно мертва.

И стало так больно…

Смутно помню, что было дальше в этот день. Кажется, заглушая боль, я напился так, как не напивался уже очень долгое время.

А я не мог иначе — перед глазами все время стояла она.

После того дня я с головой ушел в работу — тем более времени на отдых, а значит, и на размышления и так было не очень много.

И я даже уже почти забыл о том случае, как вдруг вновь встретил эту студентку. Эту нашу встречу вряд ли можно была назвать случайной — я целенаправленно шел посмотреть на эту Яру, что так заинтересовала Эйдина — моего хорошего друга и по совместительству учителя в этой Академии, что присутствовал при приеме этой студентки на обучение к нам. Эйдин уже несколько недель твердил о том, что отыскал «редкой драгоценности камень» среди поступивших, и я обязательно должен взглянуть на студента, что так его заинтересовал.

В итоге я сдался и действительно пошел смотреть на этот «драгоценный камень». Но я и подумать не мог, что этой «драгоценностью» окажется именно эта девушка.