А потом Гнекхан начал речь. Обо всех правильных вещах, таких, как честь, гордость, отвага и готовность защитить свой дом и свою семью. Напомнил о необходимости всё время держаться вместе и выразил обеспокоенность таким внезапным и таким продуманным вторжением, которое не увенчалось успехом по чистой случайности. Упомянул Харгоса и поблагодарил его. Я со сжимающимся сердцем ждал, пока прозвучит моё имя, и вот…

— И наконец, Дэмиен, так же именующий себя Дамиашем. Воистину день, когда он постучался в двери нашего дома, стал для нас судьбоносным. Он предупредил это вторжение. Он убедил нас использовать все имеющиеся силы. Он в одиночку сдерживал целый корабль магов крови. Если бы не он — мы бы сейчас здесь не стояли, а на коленях, в цепях и ошейниках плыли на юго-запад и ожидали бы самой ужасной участи — участи раба, которому суждено окончить свои дни на жертвеннике.

Если бы на этом речь и окончилась, но нет… Орки верны себе до конца, они честны до конца и они обязательно скажут всё, что, по их мнению, должно быть сказано.

— К сожалению, Дэмиен во время этого боя пожертвовал гораздо большим, чем каждый, кто остался в живых. Он потерял свою вторую сущность, сущность таисиана, а так же, полностью лишился своих способностей к магии воды. Никто из защитников, кто остался в живых, не принёс большей жертвы! Мы, орки, никогда не этого забудем, и любой дом на Архипелаге Тигрового Глаза всегда будет для тебя открыт. Ты… хочешь что-то сказать?

— Гнекхан, это лишнее… — начал было Дхасс, но я поднял руку, прося его замолчать.

— Нет, Дхасс, я скажу… — хватит. Я прекрасно помню, как работают эмоции человека. Отрицание, гнев, печаль, равнодушие… вот только последним шагом будет не смирение. Не дождётесь.

Медленно я поднялся на трибуну и встал возле Гнекхана. Так же медленно поднял голову — все без исключения смотрели на меня. Но пламень жизни дракона волшебным образом подействовал и на моё сознание. Внутри ледяного айсберга отчаяния затеплилась крохотная искра того, что имеет свойство умирать последним. Надежда. Я собрался с духом и начал:

— Не буду многословен. Для меня огромной радостью является то, что я сумел оказать помощь в предотвращении катастрофы. Что большинство из вас вернётся домой и сможет рассказать своим детям историю об этой славной битве. Сражаться с вами и защищать вас для меня было огромной честью. Ну а что до моей потери, — я опустил голову, ощущая, как искра надежды начинает разгораться с новой силой, глубоко вздохнул, поднял взгляд и продолжил, — путешествия по этому миру научили меня одному: нет ничего невозможного. И в моих силах всё изменить. Я дышу — значит, я живу. И я не сдамся. Я не опущу рук и не буду оплакивать того, что было. Я буду искать способ вернуть утерянное, и я его обязательно найду! Поэтому я вместе со всеми отдаю последние почести тем, что погибли, защищая свой дом. Я знаю, что вы приготовили прощальный пир в их честь. Так давайте проведём его так, чтобы ушедшие еще долго помнили о доме, за который они положили свою жизнь!

Восторженный рёв послужил мне ответом. Кричали все без исключения: орки, моя команда, Сайраш, даже дракон в знак одобрения исторг в небо поток ярко-синего пламени. Я слез с помоста и попытался было пойти, но меня тут же схватили и понесли в известном направлении. Занятно. После школьного выпускного у меня бодуна не было несмотря на то, что мешал я тогда всё, что можно и нельзя. Интересно, как будет теперь? Там вроде градус понижать нельзя…

ГЛАВА 9. Внезапное расставание.

Вечеринка удалась. Хотя бы потому, что после второго стакана их местного самогона память не в состоянии была воспроизвести то, что происходило дальше. При этом утром голова порадовала меня отсутствием боли. Я был всё в той же комнате в доме Глеммы и Крэгга. На полу спал Сайраш, который, вероятно, и притащил меня сюда ночью. Я с любопытством на него посмотрел.

Несмотря на то, что мы уже довольно долгое время путешествовали вместе, мне ещё ни разу не довелось увидеть, как он спит. А спал он как профессиональный путешественник: тело было полностью расслаблено, дыхание очень тихое. Если стоять далеко — так такого дыхания и не услышишь вовсе. Тем не менее, тихое дыхание было прерывистым: очевидно, ему снился беспокойный сон. Сон мучил его всё сильнее: он даже начал дрожать во сне. А потом ящер зашептал:

— Нет… пожалуйста… только не бросай меня опять…

Я встал, аккуратно подошёл к нему, взял за запястье и легонько потряс. И в следующую секунду лежал на полу, взятый в довольно жёсткий захват за руку.

— Спокойно, спокойно, Сайраш, это же я, — охнув от боли, поспешно сказал я.

— Дэмиен? О, Святой Аорташ, прости меня, — ящер тут же отпустил меня, — тебе не очень больно?

— Нет, всё в порядке, — сказал я, поднимаясь и потирая запястье. Это было правдой — боли почти не было. Недаром Сайраш работал телохранителем, в обязанности которого часто входит функция спровадить нежелательных собеседников без нанесения им особого вреда, — а с тобой всё в порядке? Я подошёл разбудить тебя потому, что тебе снился кошмар. Ты даже бормотал во сне.

Таисиан, виновато смотревший на меня, отвернулся.

— Мне снилось, что мы снова вынуждены расстаться, — тихо сказал он, — это… это было очень больно.

Наступило неловкое молчание. Я оделся, подошёл к таисиану и сел рядом на пол, приобняв его за плечо.

— Но Сайраш, это всё равно произойдет, — осторожно начал я, — не пойми меня неправильно: ты мой первый настоящий друг в этом мире, и я никогда, слышишь, никогда тебя не забуду. Но моя главная линия судьбы сейчас — это войти в Храм Тысячи и Семи снов. Я, конечно, намерен пройти его, но нельзя совсем отбрасывать мысль, что мне… не дано выбраться оттуда живым. Вот если я погибну… что ты будешь делать?

— Я не знаю, Дэмиен. Я в этом мире никому не нужен, — тихо сказал он, — я не нужен своей семье — меня выгнали из дома в возрасте четырнадцати лет, и я должен был сам добывать себе пищу. Я служил в гарнизоне одного из городов, но верительную так и не получил. Мне повезло устроиться телохранителем к одному вельможе Порт-Охраса, и около трёх лет он был мной доволен, но потом его прислуга повесила на меня какие-то пропавшие деньги, и меня выгнали безо всяких разбирательств. Я никому в этом мире не нужен. Кроме тебя.

— Но… а как же гнездо? До того, как Сёстры его захватили… тебя же там приняли?

— Принять-то приняли, но… я там всё равно был чужой. Дело даже не в том, что мне не верили или за мной кто-то по пятам ходил… Просто Вожаку я не понравился. Мне банально не повезло. Сейчас-то, конечно, после того, как мы спасли их от Сестёр, и они в таком неоплатном долгу перед тобой, мне не откажут в убежище, если я попрошу, но… это не меняет дела. Те, с кем ты меня видел в Порт-Охрасе, особо ко мне не тяготели и почти наверняка уже и забыли о моём существовании. Да и команде твоей я даром не нужен, Дэмиен, ты не хуже меня это знаешь.

— Но Сайраш, ты говоришь жуткие вещи. Ведь есть Прозрачные топи, и они не ограничены деревней, где живет твоя с… твои мать и сёстры. Есть Мутные топи, есть Чернотопье. Так много вариантов. Почему же ты так уверен, что тебя нигде не примут? Ты что, проклятый?…

И осёкся после этих слов. А чего ты ожидал, болван? Если он рос без отца, если собственная мать выгнала его в четырнадцать лет — то о чём тут говорить? Кто его любил? Кто его мог научить верить в свои силы и добиваться своего? Да никто. Сам добудь себе еды. Сам найди себе ночлег. Сам найди себе заработок. Сам, сам, сам! Потому что ты никому не нужен. Потому что никто не откроет тебе двери. Потому… да потому что. Ты в своём мире рос в тепличных условиях, никогда не нуждался, всегда был сыт, одет и обут. И ты был любим своей семьёй, Демьян!!! Ведь ты так стремишься вернуться домой. Откуда тебе знать о том, что ребёнка просто нечем накормить. Не во что обуть. Не говоря уже о том, чтобы купить какую-то игрушку, а ведь малыш просит, и родителю этот отказ режет по живому ничуть не меньше, чем ребёнку. Твой дар всеведения ничего не стоит, если ты даже не можешь взглянуть на вещи с другой точки зрения. Научись, наконец, понимать…