Детальный анализ моего тела дал следующие результаты: во время боя я отдал все силы. Если бы я был в человеческом обличье — элементарная усталость сдержала бы меня, но в водном облике эти ограничения не работали. Более того, для отражения последней волны магии крови я использовал все остатки силы воды, да ещё добавил к этому свою божественную связь с Аорташем, разрыв которой тоже произвёл значительный выброс так необходимой на тот момент силы. Что ж, сам виноват. Зажрался? Возомнил о себе чёрте что? Решил, что можешь сунуть нос в любую проблему — и тебе ничего за это не будет? Так вот получи!

В это время в комнату вошли Дхасс и Вогнар.

— Как ты себя чувствуешь, Дэмиен? — спросил орк, подходя ближе.

— Всё в полном порядке, Дхасс, спасибо, — ответил я безжизненным голосом.

— А почему у тебя такие красные глаза? — спросил Вогнар.

— Это не имеет значения, Вогнар. Как объект, который должно доставить в Храм, я совершенно не пострадал.

— На что ты намекаешь? — удивлённо спросил командир.

— Ни на что. Сущие пустяки. Просто… я больше не маг воды. И я больше не таисиан. Я теперь никто.

Около тридцати секунд Дхасс и Вогнар переваривали информацию.

— Но ты же не хочешь сказать, что…, - начал орк.

— Я уже всё сказал. Сейчас я хочу помолчать, — холодно сказал я.

— Но, Дэмиен…

— Вогнар, пожалуйста, оставь меня в покое, — мой голос уже отдавал сталью.

— Ты не должен…

— У меня плохо с голосом, Вогнар?! Я же сказал: оставь меня в покое!!!

Вогнар окаменел. Впервые за всю историю наших отношений я поднял на него голос, но сейчас мне на это было плевать. Нет, не плевать, так нельзя…

— Прости меня, пожалуйста, — прошептал я, — но сейчас мне, правда, нужно побыть одному.

Он без эмоций посмотрел на меня, встал и вышел за дверь. Дхасс открыл рот для того, чтобы что-то сказать, но, встретив мой взгляд, здраво оценил ситуацию и поспешно вышел вслед за Вогнаром. Я же упал лицом в подушку и снова заплакал. Впрочем, толком спустить пар мне не удалось, так как в комнату вернулись трое моих сожителей. Они были изрядно навеселе, так что на меня особого внимания не обращали. Мне не составило труда притвориться спящим, так что и они, в свою очередь, сильно шуметь не стали. Я просто слушал их рассказ о том, как они видели битву со своей стороны, как орк с фениксом на груди получил смертельное ранение, и как его исцелило через несколько секунд. Пару раз в запале он даже дружески ткнул кулаком в бок и хлопнул по спине, совсем забыв о том, что я якобы сплю. И ему было неизвестно, что слова их ранят меня сильнее раскалённых стрел, потому что всё это исчезло навсегда. А потом я и сам не заметил, как сознание, полностью опустошённое свалившимся на меня горем, вновь погрузилось в сон…

Когда я в очередной раз проснулся, то понял, что в комнате остался совершенно один. Сегодня, как подсказывает мне мой последний талант, должна была состояться похоронная церемония, после которой все приезжие отправятся по домам. Я встал, оделся и потихоньку выскользнул из дома. Осознание собственной бесполезности, отступившее было, когда я получил магию воды, снова начало жечь меня с удвоенной силой. Я намеренно выбрал тропу, на которой никого не было, вышел из деревни и пошёл вдоль моря.

Никто не должен увидеть моих слёз. Все горюют по погибшим, по тем, что отдали жизни за свой дом — так что в противовес этому моя потеря? Жалкий пустяк — скажет каждый, и будет прав. Но я ничего не могу с собой поделать: жалость к себе пронзает меня раз за разом, и я не могу остановить слёз. Значит, меня не будет на похоронной церемонии. Если я не в состоянии унять жалость к себе и воздать почести тем, кто их действительно заслужил, то мне там и не место. А вот и тот самый камень, возле которого я впервые познакомился с Сенсатом. А теперь его нет. Он оказался в числе тех тридцати, которые не пережили боя. А накануне он дал мне свой деревянный браслет, похожий на чётки и сказал: «это тебе на удачу». Тогда я был так сконцентрирован на своей задаче, что едва нашёл силы сказать «Спасибо». Не помогла мне твоя удача, Сенсат. Как не помогла она и тебе. Я снова затрясся в беззвучном рыдании.

Не знаю, сколько времени я так просидел. Возможно, прошла целая вечность, а, быть может, не прошло и пяти минут, как кто-то положил мне руку на плечо. Я обернулся — и увидел до боли знакомого орка с пауками на щеках. Не говоря ни слова, он обошёл камень и сел около меня.

— Дэмиен, — тихо начал он, — я знаю, почему ты здесь. Ведь ты мыслишь точно так же, как Дменн — а своего братишку я знал куда лучше, чем даже он сам знал себя. Но на самом деле ты достоин куда большей жалости, чем все погибшие. Они умерли, защищая свой дом — нет более высокой чести для орка. Их души покинут этот мир и обретут достойное посмертие. Гораздо хуже приходится тем, кто выживает, но остаётся калекой. Как орк, который потерял руку или ногу и никогда больше не сможет взять в руки оружие. Хотя мы, орки, и живем по другим законам, мы тоже всё понимаем. Никто не станет тебя корить или высмеивать за твои слёзы. Никто тебе не скажет ни единого слова — особенного после того, как твоя жертва предотвратила столько смертей.

Я молчал. Слова Дхасса немного облегчали боль, но всё равно было отчаянно невыносимо даже думать об этом. Хотелось изувечить себя, содрать с себя кожу, пустить кровь, в конце концов, только бы вернуть себе свои способности! От безумия меня удерживало несколько маленьких островков, одним из которых было осознание того, что моя миссия ещё не окончена. Я должен был дойти до Храма и, что не менее важно, с сохранённой силой интуиции — иначе абсолютно всё, что было сделано до этого, окажется напрасным.

— Ты должен присутствовать на похоронной церемонии, Дэмиен. Все орки от тебя этого ждут. Если ты не будешь там — то нанесёшь им большую обиду. Пожалуйста. Ради меня и ради всех тех, кого ты спас.

Я не отвечал. После приступа безумия на меня накатило равнодушие. Дхасс встал — я поднялся за ним. Он внимательно глянул на меня и пошёл в деревню. Я не отставал.

Вот и деревня. Пустынные улицы производят гнетущее впечатление. Мы шли невыносимо долго. Наконец, вышли к противоположному берегу, где собрались все без исключения. Моя команда расположилась в правой части площади. Дракон сидел слева — его попросили оказать честь и проводить павших бойцов в последний путь. Надо сказать, что кремация — это типичный способ орков хоронить своих. Так они избавляются от необходимости делать огромные кладбища и огораживают себя от проблем с нежитью. Миа, Ари, Райлисс… все смотрят на меня. Все без исключения смотрят на меня. Вот я вижу взгляд Каэллы — она потеряла отца. А её взгляд… ничего, кроме теплоты и поддержки. Я не вынес и отвернулся. Если бы она только знала, на что я был готов полчаса назад ради возвращения своих сил… нет, я бы сгорел со стыда…

Наконец, Дхасс остановился, и я по инерции врезался в него. Ко мне подошёл Сайраш и ободряюще приобнял. Отчаяние, ледяными иглами пронзавшее меня, немного ослабило хватку.

Дождавшись, пока мы с Дхассом займём свои места, Гнекхан скомандовал:

— Мы готовы, Харгос. Прошу тебя, приступай.

Дракон подошёл к тридцати телам, бережно выложенным вдоль берега и одетых в свои лучшие одежды. Невероятно, но орки сумели позаботиться о телах так, что ни за что не скажешь, что они мертвы; казалось, они просто прилегли отдохнуть после тяжёлого труда. На лицах — полная безмятежность. Ни на одном не было гримасы ужаса, страдания, страха, ненависти — лишь гордость, сумевшая переплестись в бесконечном танце со смирением. Харгос выдохнул — и тридцать тел мгновенно охватило пламя.

Но не простое пламя. В нем был не только красный цвет, но и, как бы невероятно это ни звучало, противоположный ему зелёный. И синий. И всполохи фиолетового. Больше всего такому пламени подошло бы название Радужное. Это было Пламя Жизни — шепчет мне интуиция. Не та магия, что творят маги огня, но истинный огонь. Такой пламень дарует новую жизнь — и потому-то тела погибших приняли его с такой радостью и почти мгновенно сгорели дотла. А я, зачарованно смотря на этот огонь, ощутил, как лёд в моей душе дал трещину…