— Но мы все были дома! — сказала Света.

— Все? — спросил я.

— Абсолютно. Марина поднялась поздно, около десяти, и мы только сели завтракать, когда позвонили охранники.

— А во сколько был звонок Мише?

— Милиционер сказал, что звонили в двадцать минут десятого, — сказала Света. — Минут через десять он выскочил.

— А телефон у вас где стоит? — спросил я.

— У нас автономная трубка. Каждый раз на новом месте, не найдешь. Марина вечно ругается, требует, чтоб ее клали на место.

— А когда позвонили охранники, где была трубка? — спросил я.

Она задумалась.

— Мы завтракали, — сказала она. — Трубка на столе лежала…

— Вадим был с вами?.

— Он подъехал без четверти десять. Мы же хотели ехать к Мише. А тут звонок…

— То есть, у всех вас полное алиби, да?

— Да, — кивнула Света. — Вы что, серьезно нас подозреваете?

Мы уже подъехали к телевидению, и я выдал реплику под занавес:

— Подозревать всех — мой долг!

Я полез из машины, и Света испортила сцену, заявив обиженно:

— Тогда и себя подозревайте!..

Как я и ожидал, Валера Хабаров еще оставался на студии, попытавшись заняться монтажом материала. Я имел возможность посмотреть все, что они отсняли, и нашел, что из этого можно сделать веселенькую сценку.

— Звук только ужасен, — сказал я. — Придется тебе их переозвучивать. Знаешь, какая это морока?

— Я думаю озвучить их на испанском языке, — сказал Валера.

Я покосился на него с кислой миной.

— Почему не хинди?

— Понимаете, сейчас все сериалы идут на испанском. Это будет пародия на кусочек мыльной оперы. С косноязычным переводом на русский.

Я сразу вспомнил письмо, полученное Мариной.

— Интересная мысль, — пробормотал я рассеянно.

— А вот, какой у нас клип получился, — предварил он уже вчерне отмонтированный музыкальный кусочек.

Мы посмотрели весь эпизод, и, кроме нескольких провальных моментов, я нашел его прекрасно сделанным.

— Дырки прикроешь при окончательном монтаже, — сказал я. — Когда соберется вся публика, и можно будет дать реакцию зрителей.

— Да, конечно, — соглашался он, возбужденно покачиваясь.

Этому парню нравилась его работа, и это было главное.

— Не боишься, что тебя за такой клип от церкви отлучат? — спросил я.

Он посмотрел на меня испуганно.

— Вы думаете, это грешно?

— Во всяком случае, благочестия тут не так много, — усмехнулся я.

Он вздохнул.

— Это надо оценивать все вместе, — сказал он. — Когда передача будет собрана. Вот в четверг я думаю снимать совсем в другом ключе.

— В четверг? — нахмурился я.

— Да, я же говорил, мы будем снимать сцену с Мариной Рокшей.

— Боюсь, с четвергом будут проблемы, — я с сомнением покачал головой.

— А что? — испугался Валера. — Она отказывается?

— У Марины Рокши сегодня украли сына, — сообщил я. — Будем надеяться, что к четвергу его найдут.

— Как украли сына? — обомлел Валера..

— Киднэпинг, — сказал я. — Явление широко распространенное… Сам понимаешь, она сейчас не в рабочем состоянии.

— В милицию сообщили?

Я не стал отвечать, а вместо этого позвонил на службу своему давнему другу, майору милиции Виктору Залесскому. Он теперь был в городском управлении лицом весьма значительным и потому мог знать новости по делу.

— Привет, Паша, — отозвался тот. — Да, конечно слышал… Нам уже сам губернатор звонил, интересовался ходом поисков. Шума много, но дела пока мало.

— Машину нашли около вокзала, — напомнил я. — Надо бы проверить поезда.

— Проверяем, — сказал Витя. — Меня это дело касается мало, но если честно, то тут есть очень подозрительные особенности.

— Свои сработали, хочешь сказать? — усмехнулся я. — Я даже могу назвать тебе имя человека, которого можно подозревать в первую очередь.

— Я уже в курсе, — сказал Витя. — Пропал твой человек. Жена его уже подняла панику и сообщила о твоем звонке. Как мне известно, Марина уже объяснила ситуацию, поэтому арестовывать тебя сегодня не будут.

— Он считает себя отцом мальчика, — сказал я.

— Я догадываюсь, — сказал Залесский. — Но тебе не кажется, что для такой ситуации мамаша слишком много нервничает?

— Пожалуй, — согласился я задумчиво.

— Подождем развития событий, — ухмыльнулся Витя. — Все станет ясно, когда преступники потребуют выкуп. Много она может за него дать?

— Тут, Витя, ситуация еще круче, — я в двух словах рассказал ему историю о наследстве и опеке над ним.

Валера сидел напротив меня, слушал весь, разговор и качал головой.

— М-да, — вздохнул Витя. — Некрасивая получается история, Паша… Хорошо, что мне не приходится этим делом заниматься.

— Все не так просто, — сказал я. — Мне кажется, у нас еще будет повод удивиться неожиданным поворотам.

— Думаешь?

— Да, — сказал я. — И я серьезно опасаюсь за мальчика.

— Ну, — недоверчиво протянул он, — это уже твои творческие домыслы. Подождем, посмотрим, как все повернется. Я думаю, все кончится выкупом. Вот только заплатит ли опекун? Дело шито белыми нитками.

Мы закончили разговор, я некоторое время сидел в задумчивости, и Валера не решался меня потревожить.

— Значит, речь идет о выкупе? — спросил он.

— Пока не идет, — сказал я. — Должна идти. Ладно, поздно уже… Пошли по домам.

Домой я не отправился, а поехал к Марине, где напряжение буквально висело в воздухе. Курили все, исключая разве что бабушку, даже Герта Рейнхард нервно затягивалась. Они ждали звонка похитителя.

— Представляете, милиция уже прослушивает наш телефон, — сообщила шепотом Света. — Теперь ни позвонить, ни отозваться — все будет на пленке в органах…

Я подошел к Марине, обнял ее и почувствовал, как одолевает ее внутренняя дрожь. Я даже успел подумать, что играть такую роль так долго было бы немыслимо. Хотя нервничать она могла и по другому поводу. Вызов был брошен серьезный.

— Давай подумаем вместе, — сказал я. — Это наверняка сделал Дима Трофимов, не так ли? Мальчик хорошо знал, кто за ним приедет, сел беспрекословно… Значит, волноваться глупо. Не будет никакого звонка ни от каких похитителей, а через три дня Миша вернется, и Трофимов получит пятнадцать суток за мелкое хулиганство.

— А письма? — спросила Марина. — Мне письмо, Герте?.. Ведь ее сюда вызвали — для чего, как ты думаешь?..

— Но не Трофимов же все это организовал? — возразил я.

— А если его использовали? — спросила Марина.

— Кто? — насторожился я.

— Паша, не будь мальчиком, — сказала она с досадой. — Я давно тебя просила поспрашивать в мафиозных кругах. Это дело хорошо организованной банды.

— Ни одна из наших организованных банд не посмеет воровать твоих детей, — заявил я уверенно. — У этих ребят есть своеобразное чувство благодарности. Что ты хочешь, ведь они слушают твои песни!..

— Если бы так, — проговорила она с горечью. — Я боюсь самого страшного…

Ее страх передался и мне. Пока это было на уровне взаимных подозрений, пока милиция косилась на саму Марину, чуть ли не открыто подозревая ее в вымогательстве денег путем использования собственного сына, преступники могли успеть сделать многое. Например, взять деньги и отделаться от свидетелей. А главным свидетелем здесь был мальчик Миша.

Герта Рейнхард в этой тягостной атмосфере чувствовала себя очень неуютно. Она уже не только курила, Вадим налил ей водки, и она принялась заливать свое волнение самым древним в мире транквилизатором. Марина тоже охотно выпила, но это ее вовсе не успокоило. Зато на Свету пара стопок водки произвела обратный эффект, она принялась рыдать, и Вадим увел ее в другую комнату.

Я улучил момент и подошел к Герте.

— Простите, Гертруда, — обратился я к ней по английски. — Вы говорите на английском?

— Да, конечно, — она холодно улыбнулась.

— Прекрасно, — сказал я. — Теперь я могу поговорить с вами без посредника. У вас есть какие-нибудь подозрения относительно происходящего?