— Ну-ну, не пугайтесь. Ничего я вам не сделаю, — промолвила жрица, тонко улыбаясь. — Разве что косы ваши прекрасные слегка подрежу. Надо же мужу вашему весточку отправить. А не поймет, аль не поверит, вот там и посмотрим, что еще можно у вас одолжить.

Вия могла только обессиленно наблюдать, как девица приближается к лежащим на земле сестрам, а после и слышать, как отрезает локоны волос, ступая размеренно и не торопливо.

Серый волчище, выскочивший на поляну, вызвал мысленный горестный вздох. Волколаки до крови больно жадные, а уж чудская и того слаще всех. И уж как не была зрящая уверена в силе мужа, да только все одно боялась за него.

Кувыркнулся тот через нож, воткнутый в землю и в молодца превратился. Невзрачного, такого увидишь, не запомнишь. Серый весь какой-то, худющий, разве что глазища желтые сверкают.

Люта меж тем срезала три пряди, направляясь к Шерре. Она была очень довольна собой, аж светилась.

«Ловко я их, даром теперь не мне быть добычей, да чужой узницей, — подумала она, ступая, едва не подпрыгивая от радости. — В руках вы моих, теперь все получится».

Подняв глаза на Шерру, Люта было раскрыла рот, чтобы отпустить очередную напыщенную прибаутку, да едва язык не прикусила. У самой теперь сердце замерло. Ладони Шерры медленно отпрянули от лица, а сыра земля, которую чудская дева зачерпнула, золой истлевшей осыпалась.

— Как? — только и успела пробормотать Люта, прежде чем Шерра прыгнула.

Люте показалось, что в тело врезался каменный таран. Ребра налились железом, вот-вот лопнут, а горизонт качнулся, переворачиваясь. Затылок земли коснулся, а лица чужое дыхание. Люта, растратив весь запал, с ужасом смотрела в сапфировую бездну хищных глаз, нависших над ней, да на острые клыки, так не по-человечески торчащие из-под верхней губы.

Волколак, опомнившись от неожиданности да оторопи, коя и его взяла, с размаху вонзил нож в землю. Перекинувшись в волка, он ринулся в бой, понимая, что опаздывает. Лапы оттолкнулись, посылая тело в полет. Шерра приняла его удар. В последний момент отскочив в сторону, она залепила волку по затылку, разрывая шкуру острыми когтями. Волколак взвыл, да тоже в долгу не остался, хватив деву зубами за ногу. Воспользовавшись моментом, Люта вскочила, шаря ладонями по земле в поисках кинжала. Рукоять легла в ладонь, послушно и нетерпеливо.

Шерра с волколаком уже катались клубком, осыпая друг друга ударами и укусами. Пыль стояла коромыслом, а чудь и зверь рвали друг друга с такой стремительностью и яростью, что не подступиться, не понять, кто, где, не то, что ударить.

— В сторону, — кричала Люта, судорожно роясь в походном мешке. — В сторону! Она живая нужна!

Волколак извернувшись, как змей, отскочил. Шерсть дыбом, из пасти слюна с кровью в перемешку стекает, а сам дышит тяжело, да глазами водит из стороны в сторону. Шкура в нескольких местах пробита и кровит. Шерра же ждать была не намерена. Она сделала то, что от нее не ждали вовсе, развернулась и дара деру, несколькими прыжками разорвав дистанцию. На плече и бедре ее были глубокие раны, левый глаз заплывал от ушиба.

Резко развернувшись, чудская дева припала к земле, будто кланялась. Раны на руке коснувшись, окропила горячей кровью обе ладони и опустила их на почву. Волколак метнулся вперед, уже понимая, что добра жать не приходится. Люта что-то кричала ему в след, но уже и себя не слышала. Твердь застонала, да как грохнула. Разрывая дёрн и пробивая насквозь мох, в воздух взмывали камни, паря вокруг Шерры. Дева закрыла глаза. Ее губы распахнулись. Люте показалось, что она услышала тяжелый вздох.

Камни полетели вперед подобно стрелам. Первый же булыжник огрел волколака по морде, второй врезался зверю в плечо, едва не перебив лапу. Взвизгивая от боли и скуля, оборотень развернулся и помчался прочь, подвывая побитой собакой. Люта стояла не жива, не мертва, вжимаясь в спасительный ствол дуба, по которому с другой стороны, будто град стучали камни. Когда грохот стих, она метнулась к замершим девам. Приставив нож к шее лежащей на земле Ресу, она прокричала:

— Только попробуй еще раз, сестричка кровью у тебя на руках умоется! Выходи! Кому говорю? Выходи, чудь поганая!

Подскочивший волколак, сжал челюстями шею другой сестры, с ненавистью взирая на идущую прямо на него Шерру. В ней уже с трудом можно было узнать еще час назад прекрасную и задумчивую деву. В порезах, ссадинах, в земле измазанная, волосы спутались, глаза горят яростью, аж всю колотит при каждом шаге. Ступает аки зверь, на руки и ноги опираясь. Утробно рыча, Шерра приблизилась, не спеша сдаваться.

— Хорошая девочка, — пробормотала Люта, хорохорясь — А теперь не делай глупостей. Меня послушай.

Вытащив свободной рукой из сумки крошечную шкатулку, Люта бросила ее в ноги чудской деве.

— Под носом себе мазни, и как они застынешь. Кровь это тоже остановит, ежели тебя то беспокоит. Я дурного вам ничего не сделаю. Мне нужен ваш муж. Поболтать хочу с ним за жизнь, да застать никак не могу. А за вами он придет.

— Придет, — ответила Шерра, не глядя подняв шкатулку и запуская в нее палец, которым прочертила под носом. — Не сомневайся, придет.

По ее телу пробежала дрожь, словно волна мурашек от пят до макушки. Шерра вытянулась и застыла. Медленным движением головы, она обратила взор к волколаку, прошептав напоследок:

— А тебе он вырвет ноги.

Люта тяжело вздохнула. Подойдя к чудской деве, она осторожно до неё дотронулась. Вроде и правда застыла. Обойдя Шерру, Люта уставилась на нее, восхищенно взирая снизу-вверх. Коснулась пальцем острых клыков. Затем срезала лоскут волос, аккуратно закручивая в кольцо.

Волколак в мужичка перекинулся, подошел охая, да прихрамывая, опасливо на Шерру поглядывая.

— А может, лучше жируха сходит к этому, мужу их, тобишь?

— Испугался? — хихикнула Люта.

— Ты мне говорила, девок идем ловить, — он нервозно покосился на застывшую словно камень Шерру. — Ежели девки такие нынче пошли, то я с этим промыслом завязываю.

Ничего не ответив, Люта подставила ему под нос локоны девичьи и что-то пробормотала. Тот раз понюхал, два, кивнул в ответ, забрал локоны, перекувыркнулся в обратку и убежал, только лапы и видели.

— Ну что же, — протянула девица, оглядывая жен, словно полотно с красотами вытканное. — Осталось только ждать.

Кузнечик скакал по стеблям травы, раскачиваясь при каждом новом прыжке. Гату вытянул руку, подставляя насекомому длинный коготь. Кузнечик послушно запрыгнул на бурую скалу, так кстати образовавшуюся перед ним. Белоглазый внимательно следил за каждым его движением, осторожно поднимая ладонь. Оттолкнувшись легко и непринужденно, стрекозел взмыл в вышину, увлекаемый ветром.

Гату отдыхал. Вот уже вторую луну он работал не покладая рук, поднимая потоптанное хозяйство древлян. Селяне относились к нему хорошо. Невзирая на то, что Гату жил в доме старосты, к нему нет-нет, да и захаживали с гостинцами. То бабоньки пареной репы принесут, то мужики вяленого карася подбросят, а уж как пошли грибы да ягода, отбоя не было от этих дарителей. Белоглазому льстило внимание, хотя он и понимал истинную цель своих благодетелей. Чудя холили и лелеяли как дойную корову-кормилицу. Потчевали, ухаживали, но по зиме, коли нужда припрет, запросто могли бы и зарезать. Гату это не обижало.

Разве ж можно винить того, кто не чает зиму пережить. Это чудь скитался по земле как перекати-поле. Его домом знался весь мир, и в то же время этого самого дома у белоглазого не было. Он часто и подолгу рассуждал на этот счет. Хорошо коль есть куда воротиться, когда ждет тебя родной очаг, теплый обед, мягкая постель. А коли нету всего этого, и то ладно. Ежели нет края родного, то нет и изгнания из него.

Полвека Гату скитался под звездами. Полвека искал он родичей и племена иные, что по крови ему равнялись. Иногда находил. Порой уже одни могилы каменные. Случалось и такое, что натыкался на своих, да те сторонились белоглазого, почитая за прокаженного. Все от того, что чуяли в нем сородичи что-то, что и в страшном сне человеческому сыну не привидится. Носил на своем сердце клеймо белоглазый, что и за сотню лет не сотрется. Тяжелое бремя тащил на своих плечах Гату. Несправедливое и страшное.